Чтобы музыка этих речитативов, передавая тон­чайшие оттенки настроений действующих лиц, убеждала и правдой выражения, и верностью декламации, и мелодичес­кой красотой. Выполнимо ли вообще такое дело, поистине небывалое в оперном искусстве?
Проходят дни, и все явственнее начинает различать внут­ренним слухом Александр Даргомыжский голоса героев бу­дущей оперы. Вот уже облекаются они в музыкальную плоть. Прежде всех, конечно, главный герой - испанский юноша Дон Жуан, в котором причудливо переплелись веселость и легкомыслие удачливого повесы и безумная отвага, хитрое притворство обольстителя и искренняя горячность чувства. Как метко, с каким многообразием красок раскрывает Дар­гомыжский этот образ в говорящих мелодиях-речитативах Дон Жуана, то хвастливых и насмешливых, то возвышенно-поэтичных, то напоенных пылкой страстью.
Как яркий контраст Дон Жуану предстает его слуга Лепорелло - смешной, немного трусоватый, но сметливый ма­лый. В музыкальных репликах этого парня сквозит трезвый юмор простолюдина, насквозь видящего пороки и слабости своего блистательного господина.
А вот совсем другие типы: юная актриса Лаура, порыви­стая и безоглядная в сердечных увлечениях или минутных прихотях, и целомудренно-скромная донна Анна, вдова уби­того на поединке с Дон Жуаном Командора. Против плени­тельной ее женственности и красоты сам Дон Жуан, кажет­ся, не сможет устоять.
Но не зря назвал трагедией поэт драматизированную им испанскую легенду о Дон Жуане. Теперь, когда истинная лю­бовь к донне Анне впервые завладевает сердцем беспечного ветреника, его постигает суровое возмездие. На дерзкий зов Дон Жуана к нему является каменная статуя Командора, воздвигнутая на его могиле. Шаги этой статуи гулко отдают­ся в ночной тиши...
Самому Даргомыжскому становится жутко, когда он слы­шит грозную поступь Командора, изображенную в таинст­венно-зловещей мелодии, то повышающейся, то понижаю­щейся целыми тонами.
А что же Дон Жуан? Невольный страх закрадывается в душу храбреца, доселе не знавшего боязни. О, как тяжело пожатие каменной руки! Будто сама смерть коснулась юно­ши своим ледяным дыханием. Так вот оно, возмездие!..
В тот же миг, словно торжествуя победу над Дон Жуа­ном, сокрушительно громко, повелительно и неумолимо вновь звучит зловещая мелодия Каменного гостя.
Так должна заканчиваться опера. Но до окончания ее сколько надо еще написать!..
Однако удивительно споро работается Александру Дарго­мыжскому. Одна мысль вызывает за собой другую - лишь успевай записывать. То, на что прежде потребовался бы по меньшей мере целый год, нынче создается в несколько не­дель. Будто пишет не он, Даргомыжский, на склоне жизни, измученный тяжким недугом, а какая-то неведомая сила дви­жет его рукой.
«Уж не лебединая ли то моя песня?» - подумалось ему однажды, и острой болью в сердце отозвалась эта мысль. Но если и так, он эту песню допоет до конца.
Когда исчезли с окон кабинета Даргомыжского морозные узоры и по-весеннему стало пригревать солнышко, «Камен­ный гость» более чем наполовину был готов.
Александр Сергеевич в эту пору жил уединенно. Только по-прежнему широко раскрывались двери его дома для всех членов «кюи-балакиревского» кружка - так шутливо назы­вал он своих друзей-музыкантов.
Недавно к ним присоединился еще один талантливый му­зыкант из морских офицеров, Николай Андреевич Римский-Корсаков. Высокий, худощавый молодой человек, очень мол­чаливый и серьезный, он не пропускал случая посетить вме­сте со старшими друзьями музыкальное собрание в доме Даргомыжского. А когда за роялем занимала место Надень­ка Пургольд, всегда почему-то оказывался рядом и долго и внимательно смотрел сквозь стекла очков на юную пиа­нистку.
Сама же Наденька в таких случаях почему-то ужасно смущалась. Ее щеки вспыхивали ярким румянцем. Но игра­ла она с еще большим вдохновением, чем обычно.
«Кажется, - мелькнуло однажды у Александра Сергееви­ча,- эти молодые люди рождены друг для друга!»
Но силы небесные, как летит время! Давно ли Наденька ходила в коротких платьицах, а поди ж ты, не сегодня-завт­ра станет невестой. А что в том удивительного? Ведь только по стариковскому праву называет Наденькой Александр Сер­геевич свою ученицу. Молодой девушке минуло двадцать лет, и зовут ее теперь по-взрослому: Надеждой Николаевной, чем она втайне очень гордится.
Есть, впрочем, у девушки еще одно имя, которым она гордится гораздо больше.
- Ну, «милый наш оркестр», - весело обращается к На­дежде Николаевне Александр Даргомыжский, - держитесь! Сегодня задам я вам работу.
«Милым оркестром» прозвали Надежду Николаевну Пур­гольд члены кюи-балакиревского кружка во главе с Алек­сандром Даргомыжским. Ибо никто так свободно и артистич­но, как она, не играл на фортепиано прямо с листа наитруд­нейшие оркестровые партии.
Надежда Николаевна с радостной догадкой смотрит на учителя: неужто Александр Сергеевич завершил «Каменного гостя», и теперь ей, Наденьке, предстоит ни с чем не сравни­мое удовольствие участвовать в наполнении оперы, за каж­дой новой страницей которой с острым интересом следили молодые музыканты?
- Да, друзья мои, почти до конца доведен «Каменный гость». Осталось дописать со­всем немного. А сегодня я чувствую в себе достаточно сил, чтобы изобразить его с вашей помощью, если, конеч­но, поможет нам наш «милый оркестр», - тут Александр Сергеевич лукаво покосился на Наденьку Пургольд.
Мигом сгруппировались подле рояля исполнители главных партий. Модест Пет­рович Мусоргский, по склон­ности своей к комическому, избрал для себя партию слуги Лепорелло. Александре Нико­лаевне Пургольд пришлось «раздвоиться»: по ходу дейст­вия она то пела за лиричную и нежную донну Анну, то превращалась в темперамент­но-огневую Лауру, почему и заслужила шутливое прозвище доньи Анны-Лауры.
Самому Даргомыжскому досталась роль Дон Жуана. Удивительно: несмотря на старческий, сипловатый голос, с каким юношеским задором, с каким огнем и страстью про­звучала эта партия у композитора! Будто сбросил он с себя в тот час по меньшей мере несколько десятков лет.
Но вот раздались последние громовые аккорды «Камен­ного гостя». В комнате воцарилась тишина. И исполнители и слушатели, взволнованные, долго не находили слов. Первым прервал молчание Владимир Стасов.
- Прежде всего, господа, низко поклонимся нашим друзьям-исполнителям за столь совершенное искусство. Дай бог, чтобы хоть наполовину удалось дотянуться до них ар­тистам, когда будет играться на сцене опера Александра Сергеевича. Но главное, что должно сказать о «Каменном госте», может быть выражено кратким словом - победа! Победа художника, затеявшего дело необычное, неслыханное и осуществленное им с исключительной последовательностью и верностью своей идее. Мы слушали, господа, - возвысил го­лос Стасов, - первую за всю историю музыки оперу, состоя­щую из одних речитативов и декламации, из музыкальной речи, льющейся таким же непосредственно-правдивым и естественным потоком, как это бывает лишь в живой челове­ческой речи или в драме. Но Александр Сергеевич создал в опере своей не одну только правдивую, жизненную речь. В «Каменном госте» он соз­дал полные и вернейшие ха­рактеры человеческие, притом с правдивостью и глубиной истинно шекспировской и пушкинской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35