А под конец гостям подали отличнейшую сырную лепешку с клубничным вареньем и взбитыми сливками.
- Вкуснее сырной лепешки ничего на свете нет, - сказал Эмиль на чистейшем смоландском наречии.
И если тебе довелось когда-нибудь отведать такой сырной лепешки, как в Каттхульте, то ты знаешь: Эмиль сказал правду!
Наступил вечер, и над Каттхультом, над всей Леннебергой и над всем Смоландом сгустились сумерки. Папа Эмиля опустил флаг. Эмиль и маленькая Ида стояли рядом и внимательно наблюдали за ним.
Так закончился праздник в Каттхульте. Все стали собираться по домам. Повозки одна за другой выезжали на дорогу. Последней укатила на своих дрожках знатная фру Петрель. Эмиль и маленькая Ида слушали, как за холмами замирает цокот лошадиных копыт.
- Только бы она не обидела моего крысенка, - озабоченно сказал Эмиль.
- Какого крысенка? - удивилась Ида.
- Которого я запихнул ей в сумку, - невозмутимо сказал Эмиль.
- А зачем? - спросила маленькая Ида.
- Мне стало жалко крысенка, - ответил Эмиль. - Он еще ничего не видел в своей жизни, кроме шкафа с колбасой. Вот я и подумал: пусть посмотрит хотя бы Виммербю.
- Только бы Петрелиха его не обидела, - добавила Ида.
- Как же, не обидит, жди! - сказал Эмиль.
Это случилось десятого июня, когда Эмиль поднял на флагшток сестренку Иду и съел всю колбасу. Может, послушаешь и о другой его проделке?
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 8 ИЮЛЯ
Как Эмиль вволю повеселился на Хультсфредской равнине
Альфред, тот самый, что служил в Каттхульте, очень любил детей. Особенно Эмиля. Эмиль без конца проказничал и был настоящий сорванец, но Альфред не обращал на это внимания. Он все равно любил Эмиля и даже вырезал ему из дерева прекрасное деревянное ружье. С виду оно было как настоящее, хотя, ясное дело, не стреляло. Но Эмиль орал «пиф-паф!» и все равно стрелял, так что каттхультовские воробьи от страха подолгу не показывались на дворе хутора. Эмиль обожал свое ружье и не желал расставаться с ним даже ночью.
- Хочу ружейку! - вопил он на чистейшем смоландском наречии и совсем не радовался, когда мама, ослышавшись, приносила его кепчонку.
- Не хочу шапейку! - орал Эмиль. - Хочу ружейку!
И мама приносила ружье.
Да, Эмиль обожал свое ружье, а еще больше - Альфреда, который смастерил ему ружье. И неудивительно, что Эмиль расплакался, когда Альфреду пришлось ехать на Хультсфредскую равнину отбывать воинскую службу. Ты, верно, не знаешь, что значит «отбывать воинскую службу»? Видишь ли, так в прежние времена назывались военные сборы, на которых учили солдатскому делу. Все работники из Леннеберги, да и из других селений, должны были отбывать военную службу и учиться воевать.
- Подумать только! И надо же такому случиться, как раз когда приспело время сено возить, - сказал папа Эмиля.
Ему вовсе не улыбалось потерять Альфреда в разгар сенокоса, в самую горячую пору. Но ведь работниками из Леннеберги командовал не папа Эмиля, а король со своими генералами. Они-то и решали, когда этим парням ехать в Хультсфред учиться быть солдатами. Правда, Альфред должен был снова вернуться домой, когда его хорошенько обучат солдатскому ремеслу. А на это много времени не потребуется. Так что Эмилю незачем было реветь. Но он все равно ревел, а заодно с ним ревела и Лина. Потому что не только Эмиль любил Альфреда.
Альфред не плакал. Он сказал, что в Хультсфреде можно вволю повеселиться. А когда повозка с Альфредом покатила со двора и опечаленные домочадцы замахали ему на прощание, Альфред ухмыльнулся и запел, чтобы никто больше не горевал. Вот какой куплет он спел:
В городе Экше на Реннской долине
Шведскую польку пляшут шутя,
И с хуторов на Хультсфредской равнине
Девицы в танцах кружат до утра.
Халли-дайен, халли-далли-да,
Балли-дайен, балли-далли-да…
Больше из песенки Альфреда они ничего не расслышали, потому что вовсю заголосила Лина, а вскоре повозка с Альфредом скрылась за поворотом.
Мама Эмиля пыталась утешить Лину.
- Не горюй, Лина, - уговаривала она. - Успокойся хотя бы до восьмого июля. Тогда в Хультсфреде будет праздник, и мы съездим туда и навестим Альфреда.
- Я тоже поеду в Хультсфред. Я тоже хочу вволю повеселиться и навестить Альфреда, - заявил Эмиль.
- И я, - сказала маленькая Ида.
Но мама покачала головой:
- На этих праздниках ничего веселого для детей нет. Вы только потеряетесь в такой давке.
- Потеряться в давке тоже весело, - убежденно сказал Эмиль, но это ему все равно не помогло.
Утром восьмого июля папа, мама и Лина поехали на праздник в Хультсфред, оставив Эмиля и маленькую Иду дома с Кресой-Майей, которой велели присмотреть за детьми. Креса-Майя была маленькая тщедушная старушка; иногда она приходила в Каттхульт помочь по хозяйству.
Маленькая Ида была доброй и послушной девочкой. Она тотчас забралась к Кресе-Майе на колени и потребовала страшных-престрашных сказок о привидениях. Сказки отвлекли и развеселили Иду.
Другое дело Эмиль. Он просто кипел от злости. С ружьем в руках он взбежал на пригорок к конюшне, приговаривая:
- Дудки, так я их и послушаюсь! Я тоже поеду в Хультсфред и вволю повеселюсь. Чем я хуже других! Решено. Поняла, Юллан?
Последние слова были обращены к старой кобыле, которая паслась на лужайке за конюшней. Был в Каттхульте и молодой жеребец, его звали Маркус. Но в эту минуту Маркус бежал по дороге в Хультсфред, увозя маму, папу и Лину. Да, некоторым так можно уезжать из дома и веселиться!
- Ничего! Кое-кто поскачет за ними следом, да так быстро, что только ветер в ушах засвистит! - сердито пробурчал Эмиль. - Едем, Юллан!
Сказано - сделано! Эмиль накинул на кобылу узду и повел ее с лужайки.
- Не бойся, - сказал он лошади. - Альфред обрадуется, когда я приеду, а ты наверняка найдешь себе под пару какую-нибудь подружку, старую добрую кобылку. Будете вместе ржать, раз уж ты не сможешь, как я, вволю повеселиться.
Он подвел Юллан к калитке, ему ведь нужно было на что-нибудь влезть, чтобы вскарабкаться ей на спину. Ух и хитер был этот мальчишка!
- Гоп-ля! - сказал Эмиль. - Халли-дайен, халли-далли-да! Да, а попрощаться с Кресой-Майей? Ладно, попрощаемся, когда вернемся назад.
Юллан затрусила вниз с холма. На спине у нее гордо восседал Эмиль, держа ружье наперевес. Ружье он, конечно, прихватил с собой в Хультсфред! Раз Альфред солдат, Эмиль тоже надумал пойти в солдаты; у Альфреда - винтовка, у Эмиля - ружье. Это все едино, теперь они оба солдаты. Иначе и быть не может, решил Эмиль.
Юллан была совсем старой. Она не спеша трусила по холмам, а чтобы лошадь не утратила интереса к путешествию, Эмиль напевал ей песенку на чистейшем смоландском наречии:
Кобылка чуть трусит рысцой,
Совсем плоха, совсем стара.
Ну не беда! Ну не беда!
Пусть только довезет меня!
Дорога ровная легла!
И хотя Юллан на ходу дремала, едва переставляя копыта и спотыкаясь на каждом шагу, всетаки в конце концов они прибыли в Хультсфред.
- Эй! - закричал Эмиль. - Теперь мы вволю повеселимся!
Но он тут же замолчал, широко раскрыв глаза от удивления. Он слыхал, конечно, что людей на свете тьма-тьмущая, но не знал, что все они соберутся именно здесь, в Хультсфреде. Никогда не доводилось ему видеть столько народу. Тысячи людей окружили огромную равнину со всех сторон, а посредине, на площадке, шли военные учения. Солдаты вскидывали ружье на плечо, равнялись напра-а-во и нале-е-во и вообще делали все то, что обычно делают солдаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
- Вкуснее сырной лепешки ничего на свете нет, - сказал Эмиль на чистейшем смоландском наречии.
И если тебе довелось когда-нибудь отведать такой сырной лепешки, как в Каттхульте, то ты знаешь: Эмиль сказал правду!
Наступил вечер, и над Каттхультом, над всей Леннебергой и над всем Смоландом сгустились сумерки. Папа Эмиля опустил флаг. Эмиль и маленькая Ида стояли рядом и внимательно наблюдали за ним.
Так закончился праздник в Каттхульте. Все стали собираться по домам. Повозки одна за другой выезжали на дорогу. Последней укатила на своих дрожках знатная фру Петрель. Эмиль и маленькая Ида слушали, как за холмами замирает цокот лошадиных копыт.
- Только бы она не обидела моего крысенка, - озабоченно сказал Эмиль.
- Какого крысенка? - удивилась Ида.
- Которого я запихнул ей в сумку, - невозмутимо сказал Эмиль.
- А зачем? - спросила маленькая Ида.
- Мне стало жалко крысенка, - ответил Эмиль. - Он еще ничего не видел в своей жизни, кроме шкафа с колбасой. Вот я и подумал: пусть посмотрит хотя бы Виммербю.
- Только бы Петрелиха его не обидела, - добавила Ида.
- Как же, не обидит, жди! - сказал Эмиль.
Это случилось десятого июня, когда Эмиль поднял на флагшток сестренку Иду и съел всю колбасу. Может, послушаешь и о другой его проделке?
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 8 ИЮЛЯ
Как Эмиль вволю повеселился на Хультсфредской равнине
Альфред, тот самый, что служил в Каттхульте, очень любил детей. Особенно Эмиля. Эмиль без конца проказничал и был настоящий сорванец, но Альфред не обращал на это внимания. Он все равно любил Эмиля и даже вырезал ему из дерева прекрасное деревянное ружье. С виду оно было как настоящее, хотя, ясное дело, не стреляло. Но Эмиль орал «пиф-паф!» и все равно стрелял, так что каттхультовские воробьи от страха подолгу не показывались на дворе хутора. Эмиль обожал свое ружье и не желал расставаться с ним даже ночью.
- Хочу ружейку! - вопил он на чистейшем смоландском наречии и совсем не радовался, когда мама, ослышавшись, приносила его кепчонку.
- Не хочу шапейку! - орал Эмиль. - Хочу ружейку!
И мама приносила ружье.
Да, Эмиль обожал свое ружье, а еще больше - Альфреда, который смастерил ему ружье. И неудивительно, что Эмиль расплакался, когда Альфреду пришлось ехать на Хультсфредскую равнину отбывать воинскую службу. Ты, верно, не знаешь, что значит «отбывать воинскую службу»? Видишь ли, так в прежние времена назывались военные сборы, на которых учили солдатскому делу. Все работники из Леннеберги, да и из других селений, должны были отбывать военную службу и учиться воевать.
- Подумать только! И надо же такому случиться, как раз когда приспело время сено возить, - сказал папа Эмиля.
Ему вовсе не улыбалось потерять Альфреда в разгар сенокоса, в самую горячую пору. Но ведь работниками из Леннеберги командовал не папа Эмиля, а король со своими генералами. Они-то и решали, когда этим парням ехать в Хультсфред учиться быть солдатами. Правда, Альфред должен был снова вернуться домой, когда его хорошенько обучат солдатскому ремеслу. А на это много времени не потребуется. Так что Эмилю незачем было реветь. Но он все равно ревел, а заодно с ним ревела и Лина. Потому что не только Эмиль любил Альфреда.
Альфред не плакал. Он сказал, что в Хультсфреде можно вволю повеселиться. А когда повозка с Альфредом покатила со двора и опечаленные домочадцы замахали ему на прощание, Альфред ухмыльнулся и запел, чтобы никто больше не горевал. Вот какой куплет он спел:
В городе Экше на Реннской долине
Шведскую польку пляшут шутя,
И с хуторов на Хультсфредской равнине
Девицы в танцах кружат до утра.
Халли-дайен, халли-далли-да,
Балли-дайен, балли-далли-да…
Больше из песенки Альфреда они ничего не расслышали, потому что вовсю заголосила Лина, а вскоре повозка с Альфредом скрылась за поворотом.
Мама Эмиля пыталась утешить Лину.
- Не горюй, Лина, - уговаривала она. - Успокойся хотя бы до восьмого июля. Тогда в Хультсфреде будет праздник, и мы съездим туда и навестим Альфреда.
- Я тоже поеду в Хультсфред. Я тоже хочу вволю повеселиться и навестить Альфреда, - заявил Эмиль.
- И я, - сказала маленькая Ида.
Но мама покачала головой:
- На этих праздниках ничего веселого для детей нет. Вы только потеряетесь в такой давке.
- Потеряться в давке тоже весело, - убежденно сказал Эмиль, но это ему все равно не помогло.
Утром восьмого июля папа, мама и Лина поехали на праздник в Хультсфред, оставив Эмиля и маленькую Иду дома с Кресой-Майей, которой велели присмотреть за детьми. Креса-Майя была маленькая тщедушная старушка; иногда она приходила в Каттхульт помочь по хозяйству.
Маленькая Ида была доброй и послушной девочкой. Она тотчас забралась к Кресе-Майе на колени и потребовала страшных-престрашных сказок о привидениях. Сказки отвлекли и развеселили Иду.
Другое дело Эмиль. Он просто кипел от злости. С ружьем в руках он взбежал на пригорок к конюшне, приговаривая:
- Дудки, так я их и послушаюсь! Я тоже поеду в Хультсфред и вволю повеселюсь. Чем я хуже других! Решено. Поняла, Юллан?
Последние слова были обращены к старой кобыле, которая паслась на лужайке за конюшней. Был в Каттхульте и молодой жеребец, его звали Маркус. Но в эту минуту Маркус бежал по дороге в Хультсфред, увозя маму, папу и Лину. Да, некоторым так можно уезжать из дома и веселиться!
- Ничего! Кое-кто поскачет за ними следом, да так быстро, что только ветер в ушах засвистит! - сердито пробурчал Эмиль. - Едем, Юллан!
Сказано - сделано! Эмиль накинул на кобылу узду и повел ее с лужайки.
- Не бойся, - сказал он лошади. - Альфред обрадуется, когда я приеду, а ты наверняка найдешь себе под пару какую-нибудь подружку, старую добрую кобылку. Будете вместе ржать, раз уж ты не сможешь, как я, вволю повеселиться.
Он подвел Юллан к калитке, ему ведь нужно было на что-нибудь влезть, чтобы вскарабкаться ей на спину. Ух и хитер был этот мальчишка!
- Гоп-ля! - сказал Эмиль. - Халли-дайен, халли-далли-да! Да, а попрощаться с Кресой-Майей? Ладно, попрощаемся, когда вернемся назад.
Юллан затрусила вниз с холма. На спине у нее гордо восседал Эмиль, держа ружье наперевес. Ружье он, конечно, прихватил с собой в Хультсфред! Раз Альфред солдат, Эмиль тоже надумал пойти в солдаты; у Альфреда - винтовка, у Эмиля - ружье. Это все едино, теперь они оба солдаты. Иначе и быть не может, решил Эмиль.
Юллан была совсем старой. Она не спеша трусила по холмам, а чтобы лошадь не утратила интереса к путешествию, Эмиль напевал ей песенку на чистейшем смоландском наречии:
Кобылка чуть трусит рысцой,
Совсем плоха, совсем стара.
Ну не беда! Ну не беда!
Пусть только довезет меня!
Дорога ровная легла!
И хотя Юллан на ходу дремала, едва переставляя копыта и спотыкаясь на каждом шагу, всетаки в конце концов они прибыли в Хультсфред.
- Эй! - закричал Эмиль. - Теперь мы вволю повеселимся!
Но он тут же замолчал, широко раскрыв глаза от удивления. Он слыхал, конечно, что людей на свете тьма-тьмущая, но не знал, что все они соберутся именно здесь, в Хультсфреде. Никогда не доводилось ему видеть столько народу. Тысячи людей окружили огромную равнину со всех сторон, а посредине, на площадке, шли военные учения. Солдаты вскидывали ружье на плечо, равнялись напра-а-во и нале-е-во и вообще делали все то, что обычно делают солдаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50