Но Эмиль не отступил перед таким пустячным препятствием. Он тотчас отыскал лестницу, запрятанную под дровяным сараем, и приставил ее к чердачному оконцу, которое радостно распахнула Кубышка. Альфред забрался наверх. Он был рослый и сильный, и ему ничего не стоило осторожно спустить по лестнице маленьких тощих старичков и старушек. Понятно, они охали и причитали, но все, как один, благополучно вылезли из окна и оказались внизу на земле. Все, кроме Блаженной Амалии. Она боялась высоты и ни за что не хотела вылезать в окно. Виберша пообещала принести ей всего, что только сможет захватить с собой, и Амалия успокоилась.
Случись кому-нибудь ехать по дороге в Каттхульт в конце этого праздничного дня, когда уже стало смеркаться, он, наверно, подумал бы, что повстречал вереницу серых призраков, которые, хромая, пыхтя и отдуваясь, карабкались по склону на вершину холма, где стоял хутор. И в самом деле, они были похожи на привидения в своих рубищах, эти жалкие нищие, зато они щебетали, будто жаворонки, и резвились, словно дети. Ох-хохо, ведь столько лет минуло с тех пор, как они были на праздничном пиру. Они радовались, представляя себе, как перепугается Командорша, когда вскоре вернется домой и найдет лачугу пустой, если не считать одной бедной старушки.
- Хи-хи-хи, так Командорше и надо, - сказал Юхан-Грош. - Хи-хи-хи, одна без бедняков, то-то ей будет сладко!
Довольные, они все вместе смеялись над старостихой. Потом они вошли в празднично убранную кухню Каттхульта и оторопели. А когда Эмиль зажег пять больших свечей в подсвечнике и их пламя отразилось в начищенных до блеска медных тазах, а посуда засверкала и засияла на свету, все затихли, а Дурень-Юкке даже подумал, уж не угодил ли он прямо на небеса.
- Гляньте-ка, здесь свечи и вечное блаженство, - сказал он и заплакал, потому что плакал теперь Юкке и в радости, и в горе.
Но Эмиль сказал:
- Будем пировать!
И праздник начался. Эмиль, Альфред и маленькая Ида принялись таскать из кладовой все, что только могли унести. И я хочу рассказать тебе, что они поставили на стол.
Блюдо с пальтами.
Блюдо со свиной колбасой.
Блюдо со свиным студнем.
Блюдо с печеночным паштетом.
Блюдо с жареной колбасой.
Блюдо с котлетами.
Блюдо с телячьими фрикадельками.
Блюдо с копченой грудинкой.
Блюдо с крупяной колбасой.
Блюдо с картофельной колбасой.
Блюдо с селедочным салатом.
Блюдо с солониной.
Блюдо с присоленным говяжьим языком.
Блюдо с большим рождественским окороком.
Блюдо с головкой рождественского сыра.
Блюдо с белым хлебом.
Блюдо со сладкими хлебцами на патоке.
Блюдо с ржаным хлебом.
Кувшин можжевелового кваса.
Кувшин с молоком.
Миску рисовой каши.
Поднос с сырными лепешками.
Вазу с черносливом.
Блюдо с яблочным пирогом.
Вазу со взбитыми сливками.
Вазу с клубничным вареньем.
Вазу с имбирными грушами.
Запеченного целиком молочного поросенка, украшенного сахарной глазурью.
Вот, кажется, и все. Я могла забыть три, ну от силы четыре, самое большее пять блюд, но остальное я все перечислила.
Они сидели за столом, эти старички и старушки из богадельни, и терпеливо ждали, пока все принесут. При виде каждого нового блюда их глаза разгорались все сильнее.
Наконец Эмиль пригласил их:
- Пожалуйста, налетайте!
И они принялись уплетать угощение так, что только за ушами трещало.
Альфред, Эмиль и маленькая Ида тоже сидели за столом. Но Ида съела всего несколько фрикаделек. Она все думала, уж не новая ли это проделка Эмиля, на самом деле. Она вдруг вспомнила: ой, и верно, ведь завтра утром к ним в Каттхульт на третий день праздника приедут в гости родственники из Ингаторпа! А тут вся праздничная еда исчезала прямо на глазах! Она слышала, как за столом хрустели, грызли, причмокивали и глотали. Казалось, стая хищных зверей набросилась на миски, блюда и подносы. Маленькая Ида понимала, что так жадно едят лишь изголодавшиеся люди, но это все равно было ужасно. Она дернула Эмиля за рукав и зашептала ему на ухо, чтобы никто не услышал:
- Ты уверен, что опять не напроказничал? Вспомни-ка, ведь завтра к нам приедут гости из Ингаторпа!
- Они и так толстые, хватит с них! - спокойно ответил Эмиль. - Куда лучше, если еда достанется тому, кому она и вправду нужна.
Но все же он немного испугался, так как, судя по всему, к концу пиршества не останется и полпальта. То, чего гости не могли съесть, они распихивали по карманам и сумам, блюда и миски опустошались в мгновение ока.
- Ну вот, я слопал грудинку, - вымолвил Калле-Лопата, дожевывая последний кусочек.
- А я слопала селедочный салат, - сказала Пройдоха-Фия.
Они говорили «слопал», «слопала», и это значило, что они съели все до крошки и что на блюде было пусто.
- Теперь мы слопали все дочиста, - сказал в конце концов Придурок-Никлас, и правдивее этих слов он никогда в жизни не произносил.
Вот почему это пиршество прославилось на долгие времена как «великое опустошение Каттхульта», и о нем, к твоему сведению, долго не прекращались толки как в Леннеберге, так и в других приходах.
Лишь одно блюдо оставалось нетронутым - целиком запеченный молочный поросенок. Он лежал на столе и печально глядел своими сахарными квадратиками вместо глаз.
- Чур меня, нечистая сила, упаси и помилуй! Поросенок похож на крошечное привидение, - сказала Пройдоха-Фия. - Я и прикоснуться к нему боюсь.
Ни разу в жизни не пришлось ей видеть запеченного целиком молочного поросенка, да и другим беднякам тоже не выпадало такого случая. Поэтому-то и оробели они перед ним и даже не дотронулись до него.
- У вас случайно не осталось больше колбасы? - спросил Калле-Лопата, когда все блюда были уже пусты.
И тогда Эмиль ответил, что на всем хуторе уцелела лишь одна колбаска, да и та насажена на колышек, который торчит из его волчьей ямы. Там она и останется как приманка для волка, которого он с нетерпением ждет, поэтому ни Калле и никто другой ее не получит.
Но тут Виберша всполошилась.
- Блаженная Амалия! - запричитала она. - Про нее-то мы совсем забыли!
Она растерянно поглядела по сторонам, и взгляд ее остановился на поросенке.
- Пусть уж он достанется Амалии, а? Хоть он и похож на привидение! Как скажешь, Эмиль?
- Ладно, пусть ей будет поросенок, - со вздохом согласился Эмиль.
Тут бедняков так разморило от еды, что они не могли шевельнуться, а дотащиться до своей лачуги у них просто не хватило бы сил.
- А что, если взять дровни? - предложил Эмиль.
Сказано - сделано. На хуторе были дровни - длинные и вместительные сани. На них можно было увезти сколько угодно стариков и старушек, даже отяжелевших после такого угощения.
Наступил вечер, зажглись звезды. В небе светила луна, а вокруг лежал пушистый, только что выпавший снег. Стояла мягкая зимняя погода - чудесная пора для катания на санках.
Эмиль и Альфред заботливо рассадили гостей на дровнях. Спереди восседала Виберша с поросенком, затем по порядку все остальные, а сзади - Ида, Эмиль и Альфред.
- Эй, поехали! - скомандовал Эмиль.
Сани быстро заскользили по склону холма. Ветер свистел в ушах, и старички и старушки кричали от восторга - уже так давно они не катались на санках! Ой как они кричали! Лишь один поросенок молча несся, как привидение, в лунной ночи на руках у старой бабки и таращил немигающие глаза.
Ну а старостиха, что делала она?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50