А некоторые даже подумали, что старостиха все выдумала, лишь бы заграбастать себе гостинцы. И правда. Рождество у них вышло такое, что ангелы плакали на небесах, рассказывала Кубышка. А Командорша целый день восседала в своей чердачной каморке за праздничным столом с зажженными свечами и уплетала за обе щеки колбасу, пальты, ветчину и шафранные булочки с изюмом до тех пор, пока чуть не лопнула, этакая прорва толстая. А внизу вдоль голых стен сидели бедняки и лили слезы: им досталось на праздник всего-навсего несколько ржавых селедок.
То же самое повторилось и на другой день. Старостиха снова поклялась, что никто даже полпальта не получит, пока вор не приползет к ней на коленях и не признает свою вину. Затем в ожидании повинной она опять уселась наверху и ела - ела без конца, не желая ни с кем разговаривать. Кубышка сама много раз подсматривала в замочную скважину и видела, как лакомые гостинцы, посланные мамой Эмиля, один за другим исчезали в широкой пасти старостихи. Но теперь она, видно, испугалась, что Юкке пошел в Каттхульт ябедничать, и наказала Кубышке живым или мертвым немедленно доставить его обратно.
- Так что лучше всего пойти сразу, Юкке, - сказала Кубышка.
- Эх, дед, ну и дела, - вздохнул Альфред. - Нет счастья тому, кто ходит с сумой!
Эмиль не сказал ничего. Он сидел на лавке и только скрежетал зубами. Еще долго после того, как Юкке и Кубышка ушли из дому, он не вставал с места и, видно, что-то обдумывал. Наконец он хватанул кулаком по лавке и воскликнул:
- А я знаю, кто закатит пир на весь мир!
- Кто? - спросила Ида.
Эмиль снова ударил кулаком.
- Я! - ответил он.
И Эмиль рассказал им о том, что придумал. Он устроит такой пир, что о нем долго будут вспоминать в округе! Пусть все бедняки из Леннебергской богадельни приходят к ним в гости, и точка!
- Эмиль, Эмиль, - боязливо спросила Ида, - а это не новая проделка?
Альфред тоже побаивался, как бы это не оказалось новой шалостью. Но Эмиль уверял, что никакая это не проделка, а, наоборот, доброе дело. И ангелы на небесах захлопают в ладоши так же громко, как прежде плакали.
- Да и мама обрадуется, - добавил Эмиль.
- Ну а что скажет папа? - спросила Ида.
- Гм, - хмыкнул Эмиль. - Хотя все равно никакая это не проделка.
Потом он умолк и снова задумался.
- Труднее всего будет вытащить их из этой львиной пещеры, - сказал он. - Пошли, может, там что придумаем!
Между тем Командорша уплела все подчистую: колбасу и пальты, ветчину и студень, все шафранные булочки с изюмом и пряники; она вынюхала до последней крошки табак Дурня-Юкке. Теперь она сидела на чердаке мрачнее тучи. Так бывает со всяким, кто совершил подлость и к тому же объелся пальтами. Вниз к беднякам ей спускаться не хотелось, потому что они только вздыхали и осуждающе смотрели на нее, не говоря ни слова.
Так вот и сидела она насупившись на чердаке, как вдруг кто-то постучал в дверь, и она быстро спустилась вниз по лестнице - посмотреть, кто пришел.
На крыльце стоял Эмиль, Эмиль из Каттхульта. Командорша перепугалась не на шутку. Видать, Юкке или Кубышка наябедничали, а то зачем бы ему было приходить?
Маленький Эмиль поклонился и вежливо спросил:
- Не оставил ли я свой складной ножик, когда был здесь в последний раз?
Надо же, какой хитрец был этот Эмиль! Ножик преспокойно лежал у него в кармане брюк, это уж точно, но ему как-то надо было объяснить, зачем он сюда пришел.
Командорша заверила его, что никто никакого ножа не видал. И тогда Эмиль спросил:
- Ну как, понравилась вам колбаса? А свиной студень и другие гостинцы?
Командорша опустила глаза и уставилась на свои здоровенные ножищи.
- Как же, как же, - поспешно забормотала она, - ведь дорогая хозяйка из Каттхульта знает, чем порадовать бедняков. Передай ей низкий поклон!
И тогда Эмиль сказал то, ради чего он пришел сюда, но упомянул об этом вскользь, будто невзначай, а вовсе не как о важном деле:
- Мама и папа в гостях в Скорпхульте.
Командорша оживилась:
- Неужто в Скорпхульте нынче пируют? А я и не знала!
«Это уж точно, иначе ты давно уж была бы там», - подумал Эмиль.
Как и все в Леннеберге, он хорошо знал, что случись где-нибудь в округе праздник, так на кухне без Командорши не обойтись. Она точна как часы. И не отвяжется, пока не отведает хотя бы сырной лепешки. Ради лепешки она готова была пойти хоть на край света. Если ты бывал когда-нибудь на празднике в Леннеберге, то знаешь не хуже Командорши, что на стол там обычно выставляют длинные ряды сверкающих медных мисок с громадными сырными лепешками, которые гости привозят в подарок хозяевам. В Леннеберге их называют гостинцами.
- На столе там семнадцать сырных лепешек, - сказал Эмиль. - Вот здорово, верно?!
Разумеется, Эмиль не мог точно знать, было ли там семнадцать лепешек, но он и не настаивал, врать он не хотел. Он лишь намекнул:
- …семнадцать сырных лепешек. Вот здорово, верно?!
- Ну и ну! - обрадовалась Командорша.
С тем Эмиль и ушел. Он добился чего хотел и не сомневался, что через полчаса Командорша будет шагать по дороге в Скорпхульт.
Ясное дело, он не ошибся. Эмиль, Альфред и маленькая Ида притаились за поленницей и вскоре увидели, как из дома вышла Командорша, закутанная в свою самую толстую шерстяную шаль, с нищенской сумой под мышкой, и направилась в Скорпхульт. Но вот ужас-то: она заперла за собой дверь на ключ и бросила ключ в свою суму. Нечего сказать, хорошенькое дельце! Теперь все они, эти несчастные бедняки, оказались взаперти, как в тюрьме. Старостиха, видно, считала, что так оно и должно быть. Пусть только Дурень-Юкке попробует выбраться из дома, он увидит, кто здесь командует и с кем шутки плохи.
И она резво засеменила толстыми ногами по дороге в Скорпхульт.
Эмиль подошел к двери и дернул ее. Он сразу понял, что она заперта крепко-накрепко. Потом Альфред и маленькая Ида тоже попытались ее открыть. Да, дверь, без сомнения, была заперта на ключ.
Тем временем к окну прильнули бедняки и испуганно уставились на троицу, которая пыталась проникнуть к ним в дом. Эмиль закричал:
- Гулять вам на пиру в Каттхульте, если мы вызволим вас отсюда!
И в лачуге зажужжали, словно растревоженные пчелы в улье. Вот радость-то нежданная-негаданная! И беда - непоправимая! Ведь все равно они заперты, и, как ни ломай голову, им отсюда не выбраться.
Ты, может быть, спросишь, почему они не открыли окно и не вылезли во двор? Ведь это не так уж и трудно? Сразу видно, что ты никогда не слыхал о внутренних рамах. В зимнюю пору невозможно было открыть окна в богадельне именно изза этих внутренних рам. Они были плотно вставлены и заклеены бумажными полосками, чтобы ветер не проникал в щели.
«Ну а как же тогда проветривали комнаты?» - вероятно, удивишься ты. Дорогое дитя, ну как можно задавать такие глупые вопросы! Кто тебе сказал, что в богадельне проветривали каморки? Кто станет заниматься такой ерундой! Ну кому это нужно, если свежий воздух и так проникал в дом через печную трубу и щели в полу и стенах?
Нет, куда там, через окно этим несчастным старикам не выбраться!
Правда, в доме одно маленькое оконце все же открывалось и зимой, но оно было высоко над землей в чердачной каморке Командорши, и ни один бедняк, как бы он ни был голоден, не решился бы прыгнуть с такой высоты, чтобы отправиться в гости. Потому что это уж точно был бы прыжок прямо на тот свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50