впрочем, в
кислородных масках и нельзя было иначе. Кто-то предложил, чтобы
все разом, по сигналу, сняли маски - тогда, наглотавшись как
следует альтруизма, мы устранили бы самый предмет спора. Никто,
однако, не спешил следовать этому совету. После долгих споров мы
пришли к компромиссу, согласившись на жеребьевку и посменный
трехчасовой сон; жребиями нам послужили купоны прелестных
копуляционных книжечек (тех самых) - кое у кого они сохранились.
Мне выпало спать в первой смене с профессором
Троттельрайнером, гораздо более худым и даже костлявым, нежели
мне того бы хотелось, раз уж мы делили с ним ложе (точнее,
кресло). Вторая смена бесцеремонно растолкала нас и стала
укладываться на наших местах, а мы примостились на коленках у
самой воды, с тревогой следя за давлением кислорода в баллонах.
Было ясно: запаса хватит на пару часов; перспектива очутиться в
рабстве у добродетели казалась нам неизбежной и навевала мрачные
мысли. Коллеги, зная, что я успел вкусить это блаженство,
настойчиво расспрашивали меня о впечатлениях. Я уверял, что это
не так уж плохо, - но без особого энтузиазма. Нас клонило ко
сну; чтобы не свалиться в канал, мы привязались, кто чем мог, к
железной лесенке под люком. Мою неспокойную дремоту прервало эхо
взрыва, более сильного, чем все предыдущие. Я огляделся в
полутьме (все фонарики, кроме одного, были предусмотрительно
выключены). На бетонную дорожку вылезали громадные, толстые
крысы. Удивительно было, что передвигались они гуськом и на
задних лапах. Я ущипнул себя - вроде не сон. Разбудив профессора
Троттельрайнера, я указал ему на этот странный феномен; он тоже
опешил. Крысы ходили парами, вовсе не обращая на нас внимания; во
всяком случае, они не собирались лизать нас, что профессор счел
благоприятным симптомом - воздух, скорее всего, был чист.
Мы осторожно сняли маски. Оба репортера справа от нас спали
как убитые, крысы по-прежнему прохаживались на задних лапах. Мы с
профессором расчихались - защекотало в носу. Сперва я решил, что
это из-за канализационных запахов, и тут увидел первые корешки.
Нагнулся - об ошибке не могло быть и речи. Я пускал корешки чуть
пониже коленей, а выше зазеленел. Теперь и руки покрывались
почками. Почки росли на глазах, набухали и распускались, белесые,
правда, как и положено подвальной растительности; я чувствовал:
еще немного - и я начну плодоносить. Хотел обратиться за
разъяснениями к Троттельрайнеру, но пришлось повысить голос, так
громко я шелестел. Спящие тоже походили на подстриженную живую
изгородь, усыпанную цветами, лиловыми и пурпурными. Крысы
пощипывали листочки, поглаживали усы лапками и росли. Еще
немного, подумал я, и можно будет их оседлать; как дерево, я
тосковал по солнцу. Откуда-то издалека доносились мерные
сотрясения, что-то осыпалось, гудело, эхо прокатывалось по
коридорам, я покраснел, потом зазолотился и, наконец, стал ронять
листья. Что, уже осень, удивился я, так скоро?
Но тогда пора собираться в поход; я вырвал корни из почвы и
на всякий случай прислушался. Так и есть - труба зовет! Крыса с
поводьями и под седлом - экземпляр исключительный даже для
породистого скакуна - повернула голову и посмотрела из-под
скошенных ресниц печальным взглядом профессора Троттельрайнера.
Мне стало как-то не по себе: если это профессор, похожий на
крысу, седлать его не годится, но если это всего лишь крыса,
похожая на профессора, стесняться нечего. А труба звала! Я
прыгнул на спину скакуна и свалился в канал. Зловонная ванна
отрезвила меня.
Содрогаясь от омерзения, я вылез на бетонированную дорожку.
Крысы нехотя потеснились. Они по-прежнему прогуливались на задних
лапах. Ну конечно, мелькнуло у меня, галлюциногены! Если я считал
себя деревом, почему бы им не принять себя за людей! Я вслепую
искал кислородный аппарат: побыстрей бы надеть его! Нащупав
маску, натянул ее на лицо, но все же вдыхал кислород с тревогой:
откуда мне знать, настоящая это маска или только фантом?
В подвале вдруг посветлело. Я поднял голову и в открытом
люке увидел сержанта американской армии - он протягивал мне руку.
- Скорее! - кричал он. - Скорее!
- Что, вертолеты прислали?! - вскочил я.
- Наверх, поторапливайся! - надсаживался он.
Остальные вскочили тоже. Я взобрался по лесенке.
- Наконец-то! - пыхтел подо мною Стэнтор.
Снаружи было светло от пожара. Я огляделся - никаких
вертолетов, только несколько солдат в боевых шлемах десантных
частей подавали нам какую-то упряжь.
- Что это? - в недоумении спросил я.
- Живее, живее! - торопил сержант.
Солдаты начали меня запрягать. "Галлюцинация!" - решил я.
- Ничего подобного, - отозвался сержант, - это десантное
снаряжение, индивидуальные мини-ракеты. Резервуар горючего в
ранце. Держись за эту штуковину. - Он сунул мне какую-то
рукоятку, а стоявший за моей спиной десантник уже затягивал
лямку. - Пошел!
Сержант хлопнул меня по спине и дотронулся до какой-то
кнопки на моем ранце. Раздался резкий, протяжный свист, мои ноги
окутал пар, а может быть, дым - он вырвался из сопла в ранце, -
и я взлетел, словно перышко.
- Но мне же не справиться с управлением! - кричал я,
свечой взмывая в черное небо, объятое грозным заревом.
- Разберешься! Азимут на По-ляр-ну-ю!! - орал снизу
сержант.
Я поглядел вниз. Подо мною проносилась гигантская груда
обломков - еще недавно она была гостиницей "Хилтон". Рядом с нею
виднелась небольшая толпа, дальше огромным кольцом вздымались
кроваво-красные языки пламени; на огненном фоне появилось черное
круглое пятнышко - это стартовал с открытым зонтом
Троттельрайнер. Я ощупал себя, проверяя, прочно ли держатся
постромки и ремни. Ранец булькал, пищал, свиристел, пар из сопла
все сильней обжигал икры, я поджал ноги как только мог, потерял
при этом устойчивость и целую минуту барахтался в воздухе, словно
большущий, тяжелый жук. Потом, случайно задев рукоятку, должно
быть, изменил угол выхлопа и сразу перешел на горизонтальный
курс. Ощущение было довольно приятное; оно было бы еще приятней,
знай я, куда лечу. Я поворачивал рукоятку, пытаясь окинуть
взглядом раскинувшийся подо мною простор. На огненном фоне
чернели зубчатые руины домов. Голубые, зеленые, красные нити огня
тянулись ко мне с земли, что-то просвистело возле ушей - да ведь
это по мне стреляют! Ну, скорей же, скорей! Я рванул рукоятку.
Ранец харкнул, фыркнул, как неисправный паровоз, обжег мне
кипятком ноги и дал такого пинка, что я кувырком полетел в
черное, как деготь, пространство. Ветер свистел в ушах, я
чувствовал, как из карманов вываливаются перочинный нож, бумажник
и прочие мелочи, попытался нырнуть за ними, но потерял их из
виду. Я был совершенно один, под далекими спокойными звездами и,
не переставая шипеть, гудеть, свиристеть, - летел. Попытался
найти Полярную, чтобы выправить курс; когда мне это наконец
удалось, ранец испустил дух, и я, набирая скорость, понесся к
земле. На мое счастье, в последний момент - я уже различал ленту
шоссе в дымке тумана, тени деревьев, какие-то крыши - ранец
выплюнул последнюю порцию пара;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
кислородных масках и нельзя было иначе. Кто-то предложил, чтобы
все разом, по сигналу, сняли маски - тогда, наглотавшись как
следует альтруизма, мы устранили бы самый предмет спора. Никто,
однако, не спешил следовать этому совету. После долгих споров мы
пришли к компромиссу, согласившись на жеребьевку и посменный
трехчасовой сон; жребиями нам послужили купоны прелестных
копуляционных книжечек (тех самых) - кое у кого они сохранились.
Мне выпало спать в первой смене с профессором
Троттельрайнером, гораздо более худым и даже костлявым, нежели
мне того бы хотелось, раз уж мы делили с ним ложе (точнее,
кресло). Вторая смена бесцеремонно растолкала нас и стала
укладываться на наших местах, а мы примостились на коленках у
самой воды, с тревогой следя за давлением кислорода в баллонах.
Было ясно: запаса хватит на пару часов; перспектива очутиться в
рабстве у добродетели казалась нам неизбежной и навевала мрачные
мысли. Коллеги, зная, что я успел вкусить это блаженство,
настойчиво расспрашивали меня о впечатлениях. Я уверял, что это
не так уж плохо, - но без особого энтузиазма. Нас клонило ко
сну; чтобы не свалиться в канал, мы привязались, кто чем мог, к
железной лесенке под люком. Мою неспокойную дремоту прервало эхо
взрыва, более сильного, чем все предыдущие. Я огляделся в
полутьме (все фонарики, кроме одного, были предусмотрительно
выключены). На бетонную дорожку вылезали громадные, толстые
крысы. Удивительно было, что передвигались они гуськом и на
задних лапах. Я ущипнул себя - вроде не сон. Разбудив профессора
Троттельрайнера, я указал ему на этот странный феномен; он тоже
опешил. Крысы ходили парами, вовсе не обращая на нас внимания; во
всяком случае, они не собирались лизать нас, что профессор счел
благоприятным симптомом - воздух, скорее всего, был чист.
Мы осторожно сняли маски. Оба репортера справа от нас спали
как убитые, крысы по-прежнему прохаживались на задних лапах. Мы с
профессором расчихались - защекотало в носу. Сперва я решил, что
это из-за канализационных запахов, и тут увидел первые корешки.
Нагнулся - об ошибке не могло быть и речи. Я пускал корешки чуть
пониже коленей, а выше зазеленел. Теперь и руки покрывались
почками. Почки росли на глазах, набухали и распускались, белесые,
правда, как и положено подвальной растительности; я чувствовал:
еще немного - и я начну плодоносить. Хотел обратиться за
разъяснениями к Троттельрайнеру, но пришлось повысить голос, так
громко я шелестел. Спящие тоже походили на подстриженную живую
изгородь, усыпанную цветами, лиловыми и пурпурными. Крысы
пощипывали листочки, поглаживали усы лапками и росли. Еще
немного, подумал я, и можно будет их оседлать; как дерево, я
тосковал по солнцу. Откуда-то издалека доносились мерные
сотрясения, что-то осыпалось, гудело, эхо прокатывалось по
коридорам, я покраснел, потом зазолотился и, наконец, стал ронять
листья. Что, уже осень, удивился я, так скоро?
Но тогда пора собираться в поход; я вырвал корни из почвы и
на всякий случай прислушался. Так и есть - труба зовет! Крыса с
поводьями и под седлом - экземпляр исключительный даже для
породистого скакуна - повернула голову и посмотрела из-под
скошенных ресниц печальным взглядом профессора Троттельрайнера.
Мне стало как-то не по себе: если это профессор, похожий на
крысу, седлать его не годится, но если это всего лишь крыса,
похожая на профессора, стесняться нечего. А труба звала! Я
прыгнул на спину скакуна и свалился в канал. Зловонная ванна
отрезвила меня.
Содрогаясь от омерзения, я вылез на бетонированную дорожку.
Крысы нехотя потеснились. Они по-прежнему прогуливались на задних
лапах. Ну конечно, мелькнуло у меня, галлюциногены! Если я считал
себя деревом, почему бы им не принять себя за людей! Я вслепую
искал кислородный аппарат: побыстрей бы надеть его! Нащупав
маску, натянул ее на лицо, но все же вдыхал кислород с тревогой:
откуда мне знать, настоящая это маска или только фантом?
В подвале вдруг посветлело. Я поднял голову и в открытом
люке увидел сержанта американской армии - он протягивал мне руку.
- Скорее! - кричал он. - Скорее!
- Что, вертолеты прислали?! - вскочил я.
- Наверх, поторапливайся! - надсаживался он.
Остальные вскочили тоже. Я взобрался по лесенке.
- Наконец-то! - пыхтел подо мною Стэнтор.
Снаружи было светло от пожара. Я огляделся - никаких
вертолетов, только несколько солдат в боевых шлемах десантных
частей подавали нам какую-то упряжь.
- Что это? - в недоумении спросил я.
- Живее, живее! - торопил сержант.
Солдаты начали меня запрягать. "Галлюцинация!" - решил я.
- Ничего подобного, - отозвался сержант, - это десантное
снаряжение, индивидуальные мини-ракеты. Резервуар горючего в
ранце. Держись за эту штуковину. - Он сунул мне какую-то
рукоятку, а стоявший за моей спиной десантник уже затягивал
лямку. - Пошел!
Сержант хлопнул меня по спине и дотронулся до какой-то
кнопки на моем ранце. Раздался резкий, протяжный свист, мои ноги
окутал пар, а может быть, дым - он вырвался из сопла в ранце, -
и я взлетел, словно перышко.
- Но мне же не справиться с управлением! - кричал я,
свечой взмывая в черное небо, объятое грозным заревом.
- Разберешься! Азимут на По-ляр-ну-ю!! - орал снизу
сержант.
Я поглядел вниз. Подо мною проносилась гигантская груда
обломков - еще недавно она была гостиницей "Хилтон". Рядом с нею
виднелась небольшая толпа, дальше огромным кольцом вздымались
кроваво-красные языки пламени; на огненном фоне появилось черное
круглое пятнышко - это стартовал с открытым зонтом
Троттельрайнер. Я ощупал себя, проверяя, прочно ли держатся
постромки и ремни. Ранец булькал, пищал, свиристел, пар из сопла
все сильней обжигал икры, я поджал ноги как только мог, потерял
при этом устойчивость и целую минуту барахтался в воздухе, словно
большущий, тяжелый жук. Потом, случайно задев рукоятку, должно
быть, изменил угол выхлопа и сразу перешел на горизонтальный
курс. Ощущение было довольно приятное; оно было бы еще приятней,
знай я, куда лечу. Я поворачивал рукоятку, пытаясь окинуть
взглядом раскинувшийся подо мною простор. На огненном фоне
чернели зубчатые руины домов. Голубые, зеленые, красные нити огня
тянулись ко мне с земли, что-то просвистело возле ушей - да ведь
это по мне стреляют! Ну, скорей же, скорей! Я рванул рукоятку.
Ранец харкнул, фыркнул, как неисправный паровоз, обжег мне
кипятком ноги и дал такого пинка, что я кувырком полетел в
черное, как деготь, пространство. Ветер свистел в ушах, я
чувствовал, как из карманов вываливаются перочинный нож, бумажник
и прочие мелочи, попытался нырнуть за ними, но потерял их из
виду. Я был совершенно один, под далекими спокойными звездами и,
не переставая шипеть, гудеть, свиристеть, - летел. Попытался
найти Полярную, чтобы выправить курс; когда мне это наконец
удалось, ранец испустил дух, и я, набирая скорость, понесся к
земле. На мое счастье, в последний момент - я уже различал ленту
шоссе в дымке тумана, тени деревьев, какие-то крыши - ранец
выплюнул последнюю порцию пара;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31