Такой разнобой объясняла одна лишь гипотеза: часть
журналистов пила водопроводную воду, а прочие - нет. В органе
правых воды, естественно, было выпито меньше; сотрудники
оплачивались здесь лучше и за работой подкреплялись напитками
подороже. Впрочем, экстремисты, хоть и не чуждые аскетизма во имя
высших идеалов и лозунгов, тоже не слишком часто утоляли жажду
водой, если учесть, что картсупио (напиток из перебродившего сока
растения мелменоле) в Костарикане невероятно дешев.
Не успели мы погрузиться в мягкие кресла, а профессор
Дрингенбаум из Швейцарии - произнести первую цифру своего
доклада, как с улицы послышались глухие взрывы; здание дрогнуло,
зазвенели оконные стекла, но футурологиоптимисты кричали, что это
просто землетрясение. Я же склонялся к тому, что какая-то из
оппозиционных группировок (они пикетировали отель с самого начала
конгресса) бросила в холл петарды. Меня разубедил еще более
сильный грохот и сотрясение; теперь уже можно было различить
стаккато пулеметных очередей. Обманываться не приходилось:
Костарикана вступила в стадию уличных боев. Первыми сорвались с
места журналисты - стрельба подействовала на них, как побудка.
Верные профессиональному долгу, они помчались на улицу.
Дрингенбаум попытался продолжить свое выступление, в общем-то
довольно пессимистическое. Сначала цивилизация, а после
каннибализация, утверждал он, ссылаясь на известную теорию
американцев, которые подсчитали, что, если ничего не изменится,
через четыреста лет Земля превратится в шар из человеческих тел,
разбухающий со скоростью света. Однако новые взрывы заставили
профессора замолчать.
Футуролога в растерянности выходили из зала; в холле они
смешались с участниками Конгресса Освобожденной Литературы,
которых, судя по внешнему виду, начало боев застало в разгар
занятий, приближающих демографическую катастрофу. За редакторами
издательской фирмы А.Кнопфа шествовали их секретарши (сказать,
что они неглиже, я не мог бы - кроме нательных узоров в стиле
поп-арт, на них вообще ничего не было), с портативными кальянами
и наргиле, заправленными модной смесью ЛСД, марихуаны, иохимбина
и опиума. Как я услышал, адепты Освобожденной Литературы только
что сожгли in effigie американского министра почты и телеграфа -
тот, видите ли, приказал своим служащим уничтожить листовки с
призывами к массовому кровосмешению. В холле они вели себя отнюдь
не добропорядочно, особенно если учесть серьезность момента.
Общественного приличия не нарушали лишь те из них, кто совершенно
выбился из сил или пребывал в наркотическом оцепенении. Из кабин
доносился истошный визг бедняжек телефонисток; какой-то
толстобрюхий субъект в леопардовой шкуре и с факелом, пропитанным
гашишем, бушевал между рядами вешалок, атакуя персонал гардероба.
Портье с трудом утихомирили его, призвав на помощь швейцаров. С
антресолей кто-то забрасывал нас охапками цветных фотографий,
детально изображающих то, что один человек под влиянием похоти
может сделать с другим, и даже гораздо больше. Когда на улице
появились первые танки (их прекрасно было видно в окно), из
лифтов повалили перепуганные филуменисты и бунтари; растаптывая
эротические закуски, принесенные издателями и разбросанные теперь
по холлу, постояльцы разбегались кто куда. Ревя, как обезумевший
буйвол, и сокрушая прикладом своей папинтовки всех и вся,
пробивался через толпу бородатый антипапист; он - я видел своими
глазами - выбежал из отеля, чтобы немедля открыть огонь по
пробегающим мимо людям. Похоже, ему, убежденному экстремисту
крайнего толка, было все равно, в кого стрелять. Когда со звоном
начали лопаться огромные окна, холл, оглашаемый криками ужаса и
любострастия, превратился в сущее пекло. Я попробовал отыскать
знакомых журналистов; увидел, что они бегут к выходу, и
последовал их примеру - в "Хилтоне" и в самом деле становилось
не очень уютно.
Несколько репортеров, припав к земле за бетонным барьерчиком
автостоянки, усердно фотографировали происходящее, впрочем, без
особой надежды на успех: как всегда в таких случаях, в первую
очередь были подожжены машины с заграничными номерами, и над
паркингом вздымались языки пламени и клубы дыма. Мовен из АФП,
оказавшийся рядом со мной, потирал руки от удовольствия - он-то
взял машину в прокатной конторе Херца и только посмеивался, глядя
на свой полыхающий "додж". Большинство репортеров-американцев не
разделяло его веселья. Какие-то люди - по большей части бедно
одетые старички - пытались сбить огонь с пылающих автомашин;
воду они носили ковшиками из фонтана неподалеку. Уже здесь было
над чем призадуматься. Вдали, в конце Авенида дель Сальвасьон и
дель Ресурексьон, поблескивали на солнце полицейские каски, но
площадь перед отелем и окружавшие ее парки с высокими пальмами
были безлюдны. Старички надтреснутыми голосами подбадривали друг
друга, хотя их слабые ноги подкашивались; такой энтузиазм
показался мне просто невероятным; но тут я вспомнил о
происшествии у себя в номере и немедленно поделился своими
предположениями с Мовеном. Стрекотание пулеметов, басовые аккорды
взрывов затрудняли беседу; подвижное лицо француза выражало
полное недоумение, затем его глаза заблестели. "А-а! - зарычал
он, перекрывая уличный грохот. - Вода! Из-под крана? Боже мой,
впервые в истории... тайная химиократия!" С этими словами он, как
ошпаренный, помчался к отелю - разумеется, чтобы занять место у
телефона; как ни странно, связь еще действовала.
Я остался стоять у подъезда; ко мне подошел профессор
Троттельрайнер из делегации швейцарских футурологов, и тут
произошло то, чего, собственно, давно уже следовало ожидать.
Появились вооруженные полицейские - строем, в противогазах и
черных касках, с черными нагрудными щитами; они оцепили весь
комплекс "Хилтона", чтобы преградить путь толпе, которая выходила
из парка, отделявшего отель от городского театра. Отряд особого
назначения с немалой сноровкой устанавливал гранатометы; их
первые залпы ударили по толпе. Взрывы были на удивление слабые,
зато сопровождались целыми тучами белесого дыма. Слезоточивый
газ, решил я; но толпа не бросилась врассыпную и не разразилась
яростным воплем - ее определенно тянуло к этому дымному облаку.
Крики быстро затихли, сменившись чем-то вроде хоральных
песнопений. Журналисты, метавшиеся со своими камерами и
магнитофонами между полицейским кордоном и входом в отель, не
могли взять в толк, что здесь, собственно, происходит, но я-то
уже догадался: полиция, несомненно, применила оружие химического
ублаготворения в форме аэрозолей. Но от Авенида дель... - как
там ее? - вышла вторая колонна, на которую эти гранаты почему-то
не действовали, а может, так только казалось; как потом
утверждали, колонна двигалась дальше, чтобы побрататься с
полицией, а не разорвать ее на куски, но кого, скажите на
милость, могли занимать подобные тонкости в обстановке полного
хаоса?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
журналистов пила водопроводную воду, а прочие - нет. В органе
правых воды, естественно, было выпито меньше; сотрудники
оплачивались здесь лучше и за работой подкреплялись напитками
подороже. Впрочем, экстремисты, хоть и не чуждые аскетизма во имя
высших идеалов и лозунгов, тоже не слишком часто утоляли жажду
водой, если учесть, что картсупио (напиток из перебродившего сока
растения мелменоле) в Костарикане невероятно дешев.
Не успели мы погрузиться в мягкие кресла, а профессор
Дрингенбаум из Швейцарии - произнести первую цифру своего
доклада, как с улицы послышались глухие взрывы; здание дрогнуло,
зазвенели оконные стекла, но футурологиоптимисты кричали, что это
просто землетрясение. Я же склонялся к тому, что какая-то из
оппозиционных группировок (они пикетировали отель с самого начала
конгресса) бросила в холл петарды. Меня разубедил еще более
сильный грохот и сотрясение; теперь уже можно было различить
стаккато пулеметных очередей. Обманываться не приходилось:
Костарикана вступила в стадию уличных боев. Первыми сорвались с
места журналисты - стрельба подействовала на них, как побудка.
Верные профессиональному долгу, они помчались на улицу.
Дрингенбаум попытался продолжить свое выступление, в общем-то
довольно пессимистическое. Сначала цивилизация, а после
каннибализация, утверждал он, ссылаясь на известную теорию
американцев, которые подсчитали, что, если ничего не изменится,
через четыреста лет Земля превратится в шар из человеческих тел,
разбухающий со скоростью света. Однако новые взрывы заставили
профессора замолчать.
Футуролога в растерянности выходили из зала; в холле они
смешались с участниками Конгресса Освобожденной Литературы,
которых, судя по внешнему виду, начало боев застало в разгар
занятий, приближающих демографическую катастрофу. За редакторами
издательской фирмы А.Кнопфа шествовали их секретарши (сказать,
что они неглиже, я не мог бы - кроме нательных узоров в стиле
поп-арт, на них вообще ничего не было), с портативными кальянами
и наргиле, заправленными модной смесью ЛСД, марихуаны, иохимбина
и опиума. Как я услышал, адепты Освобожденной Литературы только
что сожгли in effigie американского министра почты и телеграфа -
тот, видите ли, приказал своим служащим уничтожить листовки с
призывами к массовому кровосмешению. В холле они вели себя отнюдь
не добропорядочно, особенно если учесть серьезность момента.
Общественного приличия не нарушали лишь те из них, кто совершенно
выбился из сил или пребывал в наркотическом оцепенении. Из кабин
доносился истошный визг бедняжек телефонисток; какой-то
толстобрюхий субъект в леопардовой шкуре и с факелом, пропитанным
гашишем, бушевал между рядами вешалок, атакуя персонал гардероба.
Портье с трудом утихомирили его, призвав на помощь швейцаров. С
антресолей кто-то забрасывал нас охапками цветных фотографий,
детально изображающих то, что один человек под влиянием похоти
может сделать с другим, и даже гораздо больше. Когда на улице
появились первые танки (их прекрасно было видно в окно), из
лифтов повалили перепуганные филуменисты и бунтари; растаптывая
эротические закуски, принесенные издателями и разбросанные теперь
по холлу, постояльцы разбегались кто куда. Ревя, как обезумевший
буйвол, и сокрушая прикладом своей папинтовки всех и вся,
пробивался через толпу бородатый антипапист; он - я видел своими
глазами - выбежал из отеля, чтобы немедля открыть огонь по
пробегающим мимо людям. Похоже, ему, убежденному экстремисту
крайнего толка, было все равно, в кого стрелять. Когда со звоном
начали лопаться огромные окна, холл, оглашаемый криками ужаса и
любострастия, превратился в сущее пекло. Я попробовал отыскать
знакомых журналистов; увидел, что они бегут к выходу, и
последовал их примеру - в "Хилтоне" и в самом деле становилось
не очень уютно.
Несколько репортеров, припав к земле за бетонным барьерчиком
автостоянки, усердно фотографировали происходящее, впрочем, без
особой надежды на успех: как всегда в таких случаях, в первую
очередь были подожжены машины с заграничными номерами, и над
паркингом вздымались языки пламени и клубы дыма. Мовен из АФП,
оказавшийся рядом со мной, потирал руки от удовольствия - он-то
взял машину в прокатной конторе Херца и только посмеивался, глядя
на свой полыхающий "додж". Большинство репортеров-американцев не
разделяло его веселья. Какие-то люди - по большей части бедно
одетые старички - пытались сбить огонь с пылающих автомашин;
воду они носили ковшиками из фонтана неподалеку. Уже здесь было
над чем призадуматься. Вдали, в конце Авенида дель Сальвасьон и
дель Ресурексьон, поблескивали на солнце полицейские каски, но
площадь перед отелем и окружавшие ее парки с высокими пальмами
были безлюдны. Старички надтреснутыми голосами подбадривали друг
друга, хотя их слабые ноги подкашивались; такой энтузиазм
показался мне просто невероятным; но тут я вспомнил о
происшествии у себя в номере и немедленно поделился своими
предположениями с Мовеном. Стрекотание пулеметов, басовые аккорды
взрывов затрудняли беседу; подвижное лицо француза выражало
полное недоумение, затем его глаза заблестели. "А-а! - зарычал
он, перекрывая уличный грохот. - Вода! Из-под крана? Боже мой,
впервые в истории... тайная химиократия!" С этими словами он, как
ошпаренный, помчался к отелю - разумеется, чтобы занять место у
телефона; как ни странно, связь еще действовала.
Я остался стоять у подъезда; ко мне подошел профессор
Троттельрайнер из делегации швейцарских футурологов, и тут
произошло то, чего, собственно, давно уже следовало ожидать.
Появились вооруженные полицейские - строем, в противогазах и
черных касках, с черными нагрудными щитами; они оцепили весь
комплекс "Хилтона", чтобы преградить путь толпе, которая выходила
из парка, отделявшего отель от городского театра. Отряд особого
назначения с немалой сноровкой устанавливал гранатометы; их
первые залпы ударили по толпе. Взрывы были на удивление слабые,
зато сопровождались целыми тучами белесого дыма. Слезоточивый
газ, решил я; но толпа не бросилась врассыпную и не разразилась
яростным воплем - ее определенно тянуло к этому дымному облаку.
Крики быстро затихли, сменившись чем-то вроде хоральных
песнопений. Журналисты, метавшиеся со своими камерами и
магнитофонами между полицейским кордоном и входом в отель, не
могли взять в толк, что здесь, собственно, происходит, но я-то
уже догадался: полиция, несомненно, применила оружие химического
ублаготворения в форме аэрозолей. Но от Авенида дель... - как
там ее? - вышла вторая колонна, на которую эти гранаты почему-то
не действовали, а может, так только казалось; как потом
утверждали, колонна двигалась дальше, чтобы побрататься с
полицией, а не разорвать ее на куски, но кого, скажите на
милость, могли занимать подобные тонкости в обстановке полного
хаоса?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31