Весь Данвич тогда их слышал... Да... слышать-то
все слышали, а вот пойти да поглядеть, что там такое делается так на то духу
не хватило ни у кого. Ну, а на следующий день Лютер всем рассказал, что это
шумела Сари, в которую вселился бес. Может статься, так оно все и было. А
может, тут было что-то еще...
- Что, дядя Зебулон?
- Тут не обошлось без дьявола, понизил голос старик. Ты что, не веришь
мне? Да, я и забыл, что голова у тебя забита учением, а ведь немногие Уэтли
могут этим похвастаться. Да только что в том хорошего? Вот Лавиния она
читала эти богохульные книги, да и Сари тоже их почитывала. И что доброго из
того вышло? Уж по мне, вся эта ученость ни к чему только жить мешает, а?
Эбнер улыбнулся.
- Ты что, смеешься надо мной? вспылил старик.
- Нет, что вы, дядя Зебулон. Вы все правильно говорите.
- То-то и оно, что правильно. А коли так, то не теряйся, когда сам
столкнешься с этой дьявольщиной. Не стой и не думай попусту, а действуй.
- С какой дьявольщиной?
- Если бы я знал, Эбнер... Но я не знаю. Бог тот знает. Лютер знал. И
бедная Сари. Но они уже ничего не скажут, нет. И никто ничего не скажет.
Будь у меня сил побольше, я бы каждый час молился о том, чтобы и ты ничего
не узнал обо всей этой нечисти... Эбнер, если эта дьявольщина застигнет
тебя, не раздумывай долго твое учение тут не поможет, а просто делай то, что
нужно. Твой дед вел записи найди же их, может быть, из них ты узнаешь, что
за люди были эти Марши. Они ведь не были похожи на нас с тобой что-то
ужасное произошло с ними, и может статься, с бедняжкой Сари случилось то же
самое...
Слушая старика, Эбнер чувствовал, что какая-то невидимая стена,
сложенная из кирпичиков недосказанности и неизвестности, разделяет их.
Непонятный подсознательный страх охватил вдруг его, и лишь ценой огромного
внутреннего усилия ему удалось убедить себя в том, что чувства обманывают
его.
- Дядя Зебулон, сказал он. Я постараюсь узнать все, что смогу.
Старик кивнул и подал знак мальчику, который тут же поспешил на помощь
деду. Усевшись в повозку, Зебулон Уэтли повернулся к Эбнеру и сказал, тяжело
дыша:
- Если я понадоблюсь тебе, Эбнер, дай мне знать через Тобиаса. Я
приду... уж постараюсь прийти.
Мальчик стегнул лошадь, и повозка со скрипом и дребезжанием тронулась в
обратный путь. Эбнер проводил ее долгим взглядом. Туманные предостережения
старого Зебулона не на шутку встревожили его какая-то неизвестная ему
семейная трагедия скрывалась за ними, и он был всерьез раздосадован на
своего деда, который вместо того, чтобы посвятить Эбнера в тайну их рода,
ограничился в своем письме лишь мольбами и заклинаниями, не сочтя нужным
объяснить их скрытый смысл. "Дед наверняка сделал это намеренно, размышлял
Эбнер, возможно, он просто не хотел пугать внука раньше времени". Во всяком
случае, ничего более правдоподобного Эбнер придумать не мог.
И все же это объяснение устраивало его не до конца. Оно не давало
ответа на вопрос, в чем же все-таки заключалась та дьявольщина, о которой
Эбнеру следовало узнать лишь постольку, поскольку волею старого Лютера он
оказался к ней причастным? А если дед все же удосужился оставить ключ к
разгадке где-нибудь в доме?.. Нет, на это вряд ли стоило рассчитывать, решил
Эбнер, Лютер слыл натурой прямой и бесхитростной, и не в его правилах было
запутывать дела, о которых можно было просто умолчать.
Постояв еще немного у крыльца, Эбнер вошел в дом, разложил по полкам
свои покупки и уселся за стол нужно было набросать план действий. Первым
делом он решил пройтись по помещениям внутри мельницы и посмотреть, не
осталось ли там каких-нибудь механизмов, которые можно было бы выгодно
сбыть. Затем следовало подыскать рабочих для сноса мельницы и комнаты над
нею. А уж после оставалось только продать уцелевшую часть дома со всей его
обстановкой и утварью, хотя здесь Эбнер ясно сознавал, что отыскать охотника
поселиться в таком отдаленном уголке Массачусетса, как Данвич, будет не
так-то просто.
После этого он сразу же приступил к выполнению своего плана.
Оказавшись на мельнице, он обнаружил там полное отсутствие каких бы то
ни было механизмов, за исключением разве что тех железных деталей, которые
под воздействием многолетней работы колеса намертво ушли в старое дерево
потолка и стен. Впрочем, этого и следовало ожидать львиную долю суммы, что
была помещена в банке Аркхэма на имя Эбнера, наверняка составляла именно
выручка от продажи мельничных машин и приспособлений. Должно быть, старик
распорядился снять и продать мельничное оборудование еще задолго до своей
смерти; во всяком случае, на мельницу уже давным-давно никто не заходил, о
чем свидетельствовали многолетние нетронутые залежи пыли, которая покрывала
пол таким плотным ковром, что Эбнер не слышал своих шагов. С каждым его
движением вверх вздымалось целое облако; пыль набивалась в глаза, нос и рот,
не давая вздохнуть полной грудью, и потому, выбравшись на свежий воздух, он
почувствовал огромное облегчение. Отдышавшись и наскоро отряхнувшись, Эбнер
двинулся осматривать мельничное колесо.
К станине колеса вел узкий деревянный настил. Эбнер осторожно прошел по
нему, каждую секунду опасаясь того, что старые доски не выдержат и он
полетит вниз, в воду. Однако настил оказался достаточно прочным, и вскоре он
уже стоял у колеса и внимательно рассматривал его, не в силах сдержать
своего восхищения. Это был замечательный образец работы середины XIX века, и
Эбнер подумал, что сломать его было бы непростительным варварством лучше
было попытаться снять его и поместить где-нибудь в музее или в усадьбе
какого-нибудь богача, коллекционирующего старинные изделия новоанглийских
мастеровых.
Постояв немного, он повернулся и двинулся обратно, как вдруг его взгляд
упал на цепочку мелких следов, оставленных на лопастях колеса чьими-то
мокрыми лапками. Он наклонился, чтобы разглядеть их получше, но ничего
особенного не увидел: обыкновенные лягушачьи или жабьи следы, успевшие к
тому же наполовину высохнуть должно быть, их обладатель вскарабкался на
колесо еще до восхода солнца. Подняв глаза наверх, Эбнер увидел, что
оставленные на колесе отпечатки вели к выломанным ставням, что скрывали
когда-то комнату над мельницей.
Несколько секунд Эбнер мучительно раздумывал над тем, что бы это
значило. Он вспомнил жабоподобную тварь, увиденную им тогда в комнате не она
ли улизнула сквозь сломанное окно? А может, что еще более вероятно, другая
тварь одного с нею вида почуяла присутствие собрата и поднялась наверх, в
комнату, прямо из реки? Слабая догадка мелькнула у него в голове, но он в
раздражении отогнал ее прочь человеку его уровня не пристало становиться
пленником мистических суеверий, которые держали в страхе старого Лютера.
И все же он решил заглянуть в комнату над мельницей. С колотящимся от
волнения сердцем он приблизился к запертой двери, повернул в замке ключ и
шагнул в помещение, пребывая в твердой уверенности, что сейчас увидит в нем
какие-то зловещие изменения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
все слышали, а вот пойти да поглядеть, что там такое делается так на то духу
не хватило ни у кого. Ну, а на следующий день Лютер всем рассказал, что это
шумела Сари, в которую вселился бес. Может статься, так оно все и было. А
может, тут было что-то еще...
- Что, дядя Зебулон?
- Тут не обошлось без дьявола, понизил голос старик. Ты что, не веришь
мне? Да, я и забыл, что голова у тебя забита учением, а ведь немногие Уэтли
могут этим похвастаться. Да только что в том хорошего? Вот Лавиния она
читала эти богохульные книги, да и Сари тоже их почитывала. И что доброго из
того вышло? Уж по мне, вся эта ученость ни к чему только жить мешает, а?
Эбнер улыбнулся.
- Ты что, смеешься надо мной? вспылил старик.
- Нет, что вы, дядя Зебулон. Вы все правильно говорите.
- То-то и оно, что правильно. А коли так, то не теряйся, когда сам
столкнешься с этой дьявольщиной. Не стой и не думай попусту, а действуй.
- С какой дьявольщиной?
- Если бы я знал, Эбнер... Но я не знаю. Бог тот знает. Лютер знал. И
бедная Сари. Но они уже ничего не скажут, нет. И никто ничего не скажет.
Будь у меня сил побольше, я бы каждый час молился о том, чтобы и ты ничего
не узнал обо всей этой нечисти... Эбнер, если эта дьявольщина застигнет
тебя, не раздумывай долго твое учение тут не поможет, а просто делай то, что
нужно. Твой дед вел записи найди же их, может быть, из них ты узнаешь, что
за люди были эти Марши. Они ведь не были похожи на нас с тобой что-то
ужасное произошло с ними, и может статься, с бедняжкой Сари случилось то же
самое...
Слушая старика, Эбнер чувствовал, что какая-то невидимая стена,
сложенная из кирпичиков недосказанности и неизвестности, разделяет их.
Непонятный подсознательный страх охватил вдруг его, и лишь ценой огромного
внутреннего усилия ему удалось убедить себя в том, что чувства обманывают
его.
- Дядя Зебулон, сказал он. Я постараюсь узнать все, что смогу.
Старик кивнул и подал знак мальчику, который тут же поспешил на помощь
деду. Усевшись в повозку, Зебулон Уэтли повернулся к Эбнеру и сказал, тяжело
дыша:
- Если я понадоблюсь тебе, Эбнер, дай мне знать через Тобиаса. Я
приду... уж постараюсь прийти.
Мальчик стегнул лошадь, и повозка со скрипом и дребезжанием тронулась в
обратный путь. Эбнер проводил ее долгим взглядом. Туманные предостережения
старого Зебулона не на шутку встревожили его какая-то неизвестная ему
семейная трагедия скрывалась за ними, и он был всерьез раздосадован на
своего деда, который вместо того, чтобы посвятить Эбнера в тайну их рода,
ограничился в своем письме лишь мольбами и заклинаниями, не сочтя нужным
объяснить их скрытый смысл. "Дед наверняка сделал это намеренно, размышлял
Эбнер, возможно, он просто не хотел пугать внука раньше времени". Во всяком
случае, ничего более правдоподобного Эбнер придумать не мог.
И все же это объяснение устраивало его не до конца. Оно не давало
ответа на вопрос, в чем же все-таки заключалась та дьявольщина, о которой
Эбнеру следовало узнать лишь постольку, поскольку волею старого Лютера он
оказался к ней причастным? А если дед все же удосужился оставить ключ к
разгадке где-нибудь в доме?.. Нет, на это вряд ли стоило рассчитывать, решил
Эбнер, Лютер слыл натурой прямой и бесхитростной, и не в его правилах было
запутывать дела, о которых можно было просто умолчать.
Постояв еще немного у крыльца, Эбнер вошел в дом, разложил по полкам
свои покупки и уселся за стол нужно было набросать план действий. Первым
делом он решил пройтись по помещениям внутри мельницы и посмотреть, не
осталось ли там каких-нибудь механизмов, которые можно было бы выгодно
сбыть. Затем следовало подыскать рабочих для сноса мельницы и комнаты над
нею. А уж после оставалось только продать уцелевшую часть дома со всей его
обстановкой и утварью, хотя здесь Эбнер ясно сознавал, что отыскать охотника
поселиться в таком отдаленном уголке Массачусетса, как Данвич, будет не
так-то просто.
После этого он сразу же приступил к выполнению своего плана.
Оказавшись на мельнице, он обнаружил там полное отсутствие каких бы то
ни было механизмов, за исключением разве что тех железных деталей, которые
под воздействием многолетней работы колеса намертво ушли в старое дерево
потолка и стен. Впрочем, этого и следовало ожидать львиную долю суммы, что
была помещена в банке Аркхэма на имя Эбнера, наверняка составляла именно
выручка от продажи мельничных машин и приспособлений. Должно быть, старик
распорядился снять и продать мельничное оборудование еще задолго до своей
смерти; во всяком случае, на мельницу уже давным-давно никто не заходил, о
чем свидетельствовали многолетние нетронутые залежи пыли, которая покрывала
пол таким плотным ковром, что Эбнер не слышал своих шагов. С каждым его
движением вверх вздымалось целое облако; пыль набивалась в глаза, нос и рот,
не давая вздохнуть полной грудью, и потому, выбравшись на свежий воздух, он
почувствовал огромное облегчение. Отдышавшись и наскоро отряхнувшись, Эбнер
двинулся осматривать мельничное колесо.
К станине колеса вел узкий деревянный настил. Эбнер осторожно прошел по
нему, каждую секунду опасаясь того, что старые доски не выдержат и он
полетит вниз, в воду. Однако настил оказался достаточно прочным, и вскоре он
уже стоял у колеса и внимательно рассматривал его, не в силах сдержать
своего восхищения. Это был замечательный образец работы середины XIX века, и
Эбнер подумал, что сломать его было бы непростительным варварством лучше
было попытаться снять его и поместить где-нибудь в музее или в усадьбе
какого-нибудь богача, коллекционирующего старинные изделия новоанглийских
мастеровых.
Постояв немного, он повернулся и двинулся обратно, как вдруг его взгляд
упал на цепочку мелких следов, оставленных на лопастях колеса чьими-то
мокрыми лапками. Он наклонился, чтобы разглядеть их получше, но ничего
особенного не увидел: обыкновенные лягушачьи или жабьи следы, успевшие к
тому же наполовину высохнуть должно быть, их обладатель вскарабкался на
колесо еще до восхода солнца. Подняв глаза наверх, Эбнер увидел, что
оставленные на колесе отпечатки вели к выломанным ставням, что скрывали
когда-то комнату над мельницей.
Несколько секунд Эбнер мучительно раздумывал над тем, что бы это
значило. Он вспомнил жабоподобную тварь, увиденную им тогда в комнате не она
ли улизнула сквозь сломанное окно? А может, что еще более вероятно, другая
тварь одного с нею вида почуяла присутствие собрата и поднялась наверх, в
комнату, прямо из реки? Слабая догадка мелькнула у него в голове, но он в
раздражении отогнал ее прочь человеку его уровня не пристало становиться
пленником мистических суеверий, которые держали в страхе старого Лютера.
И все же он решил заглянуть в комнату над мельницей. С колотящимся от
волнения сердцем он приблизился к запертой двери, повернул в замке ключ и
шагнул в помещение, пребывая в твердой уверенности, что сейчас увидит в нем
какие-то зловещие изменения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13