Потом вы собираетесь поужинать с Беркутовым, и Беркутов…
— Что Беркутов? — почти выкрикнул я.
Петренко посмотрел на меня очень внимательно и сказал:
— Пойдемте.
Он повернулся и двинулся к дверям кафе. Я пошел следом. Я еще ничего не понимал, но уже догадывался…
Беркутов сидел на диване около гардероба. Он сидел, запрокинув голову, с закрытыми глазами и мокрой салфеткой на нижней части лица. На салфетке расплывалась кровавое пятно. На сорочке Беркутова тоже была кровь.
— Ну, — сказал Петренко, — как все это понимать?
Вопрос был обращен ко мне, но сформулирован неконкретно. Я пожал плечами:
— Не знаю… Что, собственно, произошло?
Андрея уже увезли на «скорой», мы с Петренко сидели за столиком, и мне сквозь стеклянную дверь хорошо был виден холл и диван, на котором еще пять минут назад сидел Беркутов. Гардеробщик стирал со светлой кожи дивана капли крови. Петренко сделал глоток пива и сказал:
— Вы собирались поужинать?
— Да, мы еще утром об этом договорились.
— А потом ваши планы изменились?
— Почему?
— Я не знаю почему. Я вас спрашиваю: почему вы решили изменить место встречи?
— Да что за бред? Вы сами видите: я приехал именно сюда. Опоздал немного, но тем не менее приехал.
— Вижу, что приехали… Если б вы не позвонили Беркутову и не перенесли место встречи в «Коралл», ничего бы с ним не случилось.
— Да что за бред? Какой, к черту, «Коралл»? Какой звонок?
Петренко снова внимательно — очень внимательно! — посмотрел на меня. Кажется, хотел что-то сказать, но ничего не сказал, а поманил пальцем бармена. Бармен — рожа масляная — подскочил. В глазах преданность.
— Расскажи-ка, дружок, — сказал Петренко, — что и как.
— Ну что рассказать? Беркутов пришел около восьми. Я-то сначала его не узнал, но Инга… Инга — это официантка… Инга его сразу узнала. Да я уже вам все рассказывал…
— А ты не мне. Ты господину Обнорскому расскажи, — Петренко кивнул на меня.
Бармен спросил:
— Вы — Обнорский?
Я не ответил. Глупый вопрос, и отвечать на него не стоит.
— Ага, — сказал бармен. — Ага… Понял. Ну, в общем, он заказал кофе и пятьдесят капель «Хеннесси». Сказал Инге: основной заказ потом. Я, мол, друга жду. Вас, значит… А потом, когда вы позвонили…
— Я позвонил? — спросил я. — Я позвонил Беркутову?
— Нет, — ответил бармен, — мне.
Час от часу не легче. Я позвонил бармену! Я сидел, молчал, пытался понять, что происходит. А бармен и Петренко смотрели на меня. Бармен — удивленно, Петренко — ехидно, неодобрительно. Я тряхнул головой и сказал:
— Хорошо. Допустим, я позвонил. И что же я вам сказал?
Бармен растерянно посмотрел на Петренко. Тот усмехнулся.
— Так что же я вам сказал, молодой человек? — повторил я.
— Вы забыли?
— Начисто, друг мой, начисто. Так что же я вам сказал?
— Э-э… Вы сказали, что вы Обнорский… Андрей… Что у нас сейчас должен сидеть известный артист Андрей Беркутов. Я ответил, что да, мол, сидит такой. А вы сказали, что нужно ему передать: в силу, мол, обстоятельств, встреча переносится в «Коралл». И что, мол, вы его просите прийти в «Коралл». Тут ходьбы-то пять минут. — Бармен пожал плечами и замолчал.
— А дальше что? — спросил я.
— Дальше? Дальше ничего. Я передал Беркутову ваши слова. Он допил кофе, расплатился и ушел… А спустя три минуты вернулся. Весь в крови, на ногах не стоит, говорить не может. Ну мы, конечно, сразу вызвали «скорую» и ментов… извините, милицию… А вы совсем все забыли?
Я закурил, посмотрел на бармена:
— Послушайте, как вас зовут, молодой человек?
— Антон.
— Очень приятно. Скажите мне, Антон: вы уверены, что слышали по телефону именно мой голос?
— Э-э… простите?
— Я говорю: мой голос и голос человека, который вам звонил — один и тот же голос?
Бармен растерялся.
— Ну вообще-то…— сказал он. — Вообще-то, трудно сказать наверняка. Да и слышно было плохо.
— Понятно. А все-таки: похож голос или нет?
— Н-ну… похож.
— Спасибо, Антон, — сказал я.
— Свободен, — сказал бармену Петренко. — Иди трудись дальше… Пока ОБЭП не прихватит.
Бармен скривился, но тут же преодолел себя, улыбнулся и ушел. Петренко сделал еще глоток пива… Мне тоже хотелось пива, а еще лучше — водки, но пить я не стал.
— Слушай, капитан, — сказал я Петренко, — я не звонил бармену. Я и телефона-то этого кафе не знаю.
— Конечно, — ответил Петренко. — Что же я, не понимаю?
В его голосе звучала издевка.
— Что вы понимаете?
— Что какой-то подлый злодей позвонил от твоего, Андрей Викторович, имени… А ты — нет. Ты не звонил. Ты и номера телефона не знаешь. Номер вообще засекречен, узнать его невозможно.
Петренко откровенно издевался, он как будто говорил мне в лицо: говнюк ты, Обнорский, и врешь неумело… Ай-яй-яй!
— Так, — сказал я, пытаясь сосредоточиться, — так… Ты мне не веришь, капитан. Но объясни мне, пожалуйста: какой смысл мне врать? Если бы я позвонил Андрею… или бармену… зачем мне скрывать это?
— Действительно, — с ухмылкой произнес Петренко, — зачем?
— Не подкалывай, капитан. Объясни.
— Объяснить?
— Объясни.
Петренко с силой вдавил сигарету в пепельницу, так, как будто давил врага, и поднял на меня глаза. Злые глаза, злые.
— Я тебе объясню, Обнорский. Я тебе все сейчас объясню, звезда ты наша. Борец с преступностью и ментовской коррупцией. Журналист! Расследователь! Весь в ореоле собственной неподкупности, порядочности и честности… Почти святой!.. А от звоночка ты открещиваешься по очень простой причине: не хочется, чтобы тебя хоть как-то, хоть боком связали с разбойным нападением на Беркутова. А, Андрей Викторович?
— Бред несешь, капитан.
— Конечно. Конечно, я несу бред. Я мент, я только протоколы строчить умею… Я в грязи ковыряюсь. А ты на Олимпах паришь. И пачкаться тебе не с руки. Завтра все газеты расскажут, что Беркутова на гоп-стоп взяли. А попал он в эту ситуацию из-за раздолбайства господина Обнорского, который своим дурным звонком актеришку из кафушки аккурат под разбойника выманил… Вот ты и обделался, журналист.
Я молчал. Я был подавлен. Я совершенно не знал, что сказать Петренко в ответ на его очевидную глупость.
— Да ладно, — сказал Петренко, — не ссы. Никто ничего не узнает. Я бармену скажу, чтоб помалкивал. А уж со своим Беркутовым сам договаривайся.
— Спасибо, — сказал я язвительно. — Большое спасибо.
***
Признаться, мне было не по себе. Здорово не по себе. Потому что в отличие от Петренко я точно знал: я не звонил бармену. Я не сумасшедший. Я здоровый, трезвомыслящий человек. Я не страдаю провалами памяти, практически не употребляю спиртного… Из этого следует вывод: либо бармен лжет, либо кто-то действительно позвонил от моего имени.
Врать бармену вроде бы нет никакого смысла. Тогда — что? Тогда остается допустить, что кто-то (Кто? Кто?! Кто?!!) позвонил в кафе «Скорлупа».
Зачем? Затем, чтобы выманить Беркутова на улицу… Но зачем выманивать Беркутова на улицу? Для того, чтобы отобрать бумажник? Глупость явная — не такие уж большие деньги человек носит с собой. Тем более что почти наверняка Андрей пользуется «электронными деньгами» — картой. Не зная индивидуального кода, денег с нее не снимешь… Часы? Телефон? Тоже ерунда. Не такие это огромные ценности.
Я остановил «хонду» на набережной, вышел. Ветер гнал по Неве волнишку, сыпал дождь. На левом берегу вздымался Медный Всадник, тускло светился купол Исаакия, Туристы со всего мира специально приезжают сюда, чтобы увидеть эту полумистическую красоту… Я думал совсем о другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Что Беркутов? — почти выкрикнул я.
Петренко посмотрел на меня очень внимательно и сказал:
— Пойдемте.
Он повернулся и двинулся к дверям кафе. Я пошел следом. Я еще ничего не понимал, но уже догадывался…
Беркутов сидел на диване около гардероба. Он сидел, запрокинув голову, с закрытыми глазами и мокрой салфеткой на нижней части лица. На салфетке расплывалась кровавое пятно. На сорочке Беркутова тоже была кровь.
— Ну, — сказал Петренко, — как все это понимать?
Вопрос был обращен ко мне, но сформулирован неконкретно. Я пожал плечами:
— Не знаю… Что, собственно, произошло?
Андрея уже увезли на «скорой», мы с Петренко сидели за столиком, и мне сквозь стеклянную дверь хорошо был виден холл и диван, на котором еще пять минут назад сидел Беркутов. Гардеробщик стирал со светлой кожи дивана капли крови. Петренко сделал глоток пива и сказал:
— Вы собирались поужинать?
— Да, мы еще утром об этом договорились.
— А потом ваши планы изменились?
— Почему?
— Я не знаю почему. Я вас спрашиваю: почему вы решили изменить место встречи?
— Да что за бред? Вы сами видите: я приехал именно сюда. Опоздал немного, но тем не менее приехал.
— Вижу, что приехали… Если б вы не позвонили Беркутову и не перенесли место встречи в «Коралл», ничего бы с ним не случилось.
— Да что за бред? Какой, к черту, «Коралл»? Какой звонок?
Петренко снова внимательно — очень внимательно! — посмотрел на меня. Кажется, хотел что-то сказать, но ничего не сказал, а поманил пальцем бармена. Бармен — рожа масляная — подскочил. В глазах преданность.
— Расскажи-ка, дружок, — сказал Петренко, — что и как.
— Ну что рассказать? Беркутов пришел около восьми. Я-то сначала его не узнал, но Инга… Инга — это официантка… Инга его сразу узнала. Да я уже вам все рассказывал…
— А ты не мне. Ты господину Обнорскому расскажи, — Петренко кивнул на меня.
Бармен спросил:
— Вы — Обнорский?
Я не ответил. Глупый вопрос, и отвечать на него не стоит.
— Ага, — сказал бармен. — Ага… Понял. Ну, в общем, он заказал кофе и пятьдесят капель «Хеннесси». Сказал Инге: основной заказ потом. Я, мол, друга жду. Вас, значит… А потом, когда вы позвонили…
— Я позвонил? — спросил я. — Я позвонил Беркутову?
— Нет, — ответил бармен, — мне.
Час от часу не легче. Я позвонил бармену! Я сидел, молчал, пытался понять, что происходит. А бармен и Петренко смотрели на меня. Бармен — удивленно, Петренко — ехидно, неодобрительно. Я тряхнул головой и сказал:
— Хорошо. Допустим, я позвонил. И что же я вам сказал?
Бармен растерянно посмотрел на Петренко. Тот усмехнулся.
— Так что же я вам сказал, молодой человек? — повторил я.
— Вы забыли?
— Начисто, друг мой, начисто. Так что же я вам сказал?
— Э-э… Вы сказали, что вы Обнорский… Андрей… Что у нас сейчас должен сидеть известный артист Андрей Беркутов. Я ответил, что да, мол, сидит такой. А вы сказали, что нужно ему передать: в силу, мол, обстоятельств, встреча переносится в «Коралл». И что, мол, вы его просите прийти в «Коралл». Тут ходьбы-то пять минут. — Бармен пожал плечами и замолчал.
— А дальше что? — спросил я.
— Дальше? Дальше ничего. Я передал Беркутову ваши слова. Он допил кофе, расплатился и ушел… А спустя три минуты вернулся. Весь в крови, на ногах не стоит, говорить не может. Ну мы, конечно, сразу вызвали «скорую» и ментов… извините, милицию… А вы совсем все забыли?
Я закурил, посмотрел на бармена:
— Послушайте, как вас зовут, молодой человек?
— Антон.
— Очень приятно. Скажите мне, Антон: вы уверены, что слышали по телефону именно мой голос?
— Э-э… простите?
— Я говорю: мой голос и голос человека, который вам звонил — один и тот же голос?
Бармен растерялся.
— Ну вообще-то…— сказал он. — Вообще-то, трудно сказать наверняка. Да и слышно было плохо.
— Понятно. А все-таки: похож голос или нет?
— Н-ну… похож.
— Спасибо, Антон, — сказал я.
— Свободен, — сказал бармену Петренко. — Иди трудись дальше… Пока ОБЭП не прихватит.
Бармен скривился, но тут же преодолел себя, улыбнулся и ушел. Петренко сделал еще глоток пива… Мне тоже хотелось пива, а еще лучше — водки, но пить я не стал.
— Слушай, капитан, — сказал я Петренко, — я не звонил бармену. Я и телефона-то этого кафе не знаю.
— Конечно, — ответил Петренко. — Что же я, не понимаю?
В его голосе звучала издевка.
— Что вы понимаете?
— Что какой-то подлый злодей позвонил от твоего, Андрей Викторович, имени… А ты — нет. Ты не звонил. Ты и номера телефона не знаешь. Номер вообще засекречен, узнать его невозможно.
Петренко откровенно издевался, он как будто говорил мне в лицо: говнюк ты, Обнорский, и врешь неумело… Ай-яй-яй!
— Так, — сказал я, пытаясь сосредоточиться, — так… Ты мне не веришь, капитан. Но объясни мне, пожалуйста: какой смысл мне врать? Если бы я позвонил Андрею… или бармену… зачем мне скрывать это?
— Действительно, — с ухмылкой произнес Петренко, — зачем?
— Не подкалывай, капитан. Объясни.
— Объяснить?
— Объясни.
Петренко с силой вдавил сигарету в пепельницу, так, как будто давил врага, и поднял на меня глаза. Злые глаза, злые.
— Я тебе объясню, Обнорский. Я тебе все сейчас объясню, звезда ты наша. Борец с преступностью и ментовской коррупцией. Журналист! Расследователь! Весь в ореоле собственной неподкупности, порядочности и честности… Почти святой!.. А от звоночка ты открещиваешься по очень простой причине: не хочется, чтобы тебя хоть как-то, хоть боком связали с разбойным нападением на Беркутова. А, Андрей Викторович?
— Бред несешь, капитан.
— Конечно. Конечно, я несу бред. Я мент, я только протоколы строчить умею… Я в грязи ковыряюсь. А ты на Олимпах паришь. И пачкаться тебе не с руки. Завтра все газеты расскажут, что Беркутова на гоп-стоп взяли. А попал он в эту ситуацию из-за раздолбайства господина Обнорского, который своим дурным звонком актеришку из кафушки аккурат под разбойника выманил… Вот ты и обделался, журналист.
Я молчал. Я был подавлен. Я совершенно не знал, что сказать Петренко в ответ на его очевидную глупость.
— Да ладно, — сказал Петренко, — не ссы. Никто ничего не узнает. Я бармену скажу, чтоб помалкивал. А уж со своим Беркутовым сам договаривайся.
— Спасибо, — сказал я язвительно. — Большое спасибо.
***
Признаться, мне было не по себе. Здорово не по себе. Потому что в отличие от Петренко я точно знал: я не звонил бармену. Я не сумасшедший. Я здоровый, трезвомыслящий человек. Я не страдаю провалами памяти, практически не употребляю спиртного… Из этого следует вывод: либо бармен лжет, либо кто-то действительно позвонил от моего имени.
Врать бармену вроде бы нет никакого смысла. Тогда — что? Тогда остается допустить, что кто-то (Кто? Кто?! Кто?!!) позвонил в кафе «Скорлупа».
Зачем? Затем, чтобы выманить Беркутова на улицу… Но зачем выманивать Беркутова на улицу? Для того, чтобы отобрать бумажник? Глупость явная — не такие уж большие деньги человек носит с собой. Тем более что почти наверняка Андрей пользуется «электронными деньгами» — картой. Не зная индивидуального кода, денег с нее не снимешь… Часы? Телефон? Тоже ерунда. Не такие это огромные ценности.
Я остановил «хонду» на набережной, вышел. Ветер гнал по Неве волнишку, сыпал дождь. На левом берегу вздымался Медный Всадник, тускло светился купол Исаакия, Туристы со всего мира специально приезжают сюда, чтобы увидеть эту полумистическую красоту… Я думал совсем о другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61