— «Опель» стартует, а на набережной — труп.
— Козлова, — уточнил для меня Обнорский. — Надеюсь, съемочная группа бросилась оказывать первую помощь?
— Она бросилась в редакцию, — раздраженно сказал режиссер. — А туда послали другую группу, чтоб снимали, как милиция работает. Они и сообщили, что убитый — Козлов.
Обнорский снова многозначительно подмигнул мне. Я надеялся, что он не рассчитывает на то, что я что-либо понимаю, и тупо кивнул.
— До эфира было минут пятнадцать, — продолжал Шилькин, — поэтому материал понеслись монтировать — и бегом на пульт. А дальше…
— И что ты хочешь от меня? — перебил его шеф.
— В идеале — вернуть материал. А по минимуму — найти того, кто это сделал, потому что… Ну мы должны знать, кто из нас… Ты поможешь?
Обнорский смотрел на меня. Как-то задумчиво и нежно. Из чего я сделал вывод: добром это дело не кончится. И на всякий случай сказал, вставая:
— Андрей Викторович, пойду я. Мне еще к репортерам надо, и Зудинцев…
— Сидеть! — рявкнул шеф. — Слушай, Илья, а есть у вас такая должность, которая не требует никаких специальных навыков, но везде дает доступ?
***
Голова у меня болела не так чтобы очень сильно, зато настойчиво. К тому же меня заметно поташнивало. Думаю, это было вызвано двумя факторами — полной бессмыслицей, услышанной у Обнорского, и непривычно мягким ходом машины Шилькина — пафосной и напичканной всякими штучками вроде бортового компьютера и климат-контроля.
Ехали мы, естественно, на НТВ, где я должен был приступить к обязанностям администратора, о чем мне полчаса назад, радостно потирая руки, сообщил Обнорский.
— Буфет у вас там есть? — осведомился я.
— Есть, — неприязненно покосился на меня Илья. — Только «этого» там не подают, и вообще бухать на службе не советую. С этим у нас строго.
Я кивнул. Плевал я на вашу строгость.
Машина уткнулась в хвост длиннющей пробки на Фонтанке. Я достал сигарету и вопросительно взглянул на режиссера. Он махнул рукой и нажал на какую-то кнопочку, в результате чего из панели плавно выехала пепельница. Порядком, кстати, загаженная, что вызвало у меня неожиданную симпатию. Я решил навести мосты и дружески поинтересовался:
— Слушай, старик, а что случилось-то? Я так и не понял.
Шилькин прямо-таки вонзил в губы сигарету и принялся со смаком материться, как человек, который на время забыл о какой-то неприятности и вдруг о ней вспомнил. Я с интересом прислушивался, запоминая по ходу дела новые для себя обороты, среди которых встречались даже узкоспециальные, например, «ёб твою, телевизор, мать!». Закончив ругаться, Илья перевел дыхание и, к моему удивлению, довольно быстро и внятно обрисовал ситуацию.
Сегодняшним утром съемочная группа снимала видовые планы для архива. В объектив, кроме красот родного города, время от времени попадали и его жители. И вот, в частности, когда камера двигалась вдоль парапета набережной, в кадре оказалась сценка оживленного разговора троих мужчин. Оператор не придал этому значения, и только когда завизжали шины автомобиля — инстинктивно повернул объектив. С набережной резко уходил черный «опель», а там, где только что было трое — остался лишь один, причем в весьма неловкой позе. Какая-то сердобольная бабуся, выгуливающая собачку, тронула его за плечо, и мужик тут же сполз на землю, имея в районе солнечного сплетения большое кровяное пятно. Опытные новостийщики тут же смекнули, что они умудрились запечатлеть сцену убийства и, вызвав «скорую», понеслись в редакцию.
Материал попал на студию перед самым эфиром. Пока его наскоро монтировали, вторая бригада сообщила, что убитый — Козлов. Это была сенсация вдвойне. И когда ведущая «подвела» к сюжету — всю выпускающую бригаду разбил паралич. Поскольку оказалось, что от материала остался лишь один крохотный кадрик на секунду. А дальше — все стерто.
Илья довольно подробно передал мне содержание последующего разговора с ведущей, и я был вынужден мысленно признать, что такого, конечно, я от нее не ожидал. Хотя, возможно, Шилькин цитировал ее неточно. Учитывая наше предстоящее с ней знакомство, я даже разволновался, отчего сразу же захотел пива.
Тем временем Шилькин повторил, как важно для всей редакции узнать, кто же подкинул ей такую подлянку, и посмотрел на меня с такой надеждой, что мне захотелось пива еще больше, и я стал думать о Юльке, чтобы отвлечься. Стоит ли говорить, что жажда стала просто нестерпимой…
***
На студии мне почти понравилось. Она напоминала уютный, хорошо оснащенный сумасшедший дом. Как в этом бедламе не пропало вообще все, было непонятно.
Картина была следующая: большая светлая комната, по периметру уставленная компьютерами, гудела как пчелиный улей — обрывки каких-то звуковых дорожек, перекрикивание людей, работающий телевизор и беспрерывные телефонные звонки создавали такую какофонию, что мне сразу стало не по себе. За компьютерами сидели журналисты — их я распознал без труда. Хотя «сидели» — это определение было очень условным: какой-то щуплый субъект в кожаном пиджаке печатал стоя. Стриженая девица в чем-то красно-сине-цикламеновом забралась с ногами на крошечный стульчик и подпрыгивала от восторга, глядя в стоящий рядом монитор. Рядом южного вида здоровяк смачно колотил по клавиатуре, нимало не смущаясь тем, что прямо перед ним на столе расположились практически обнаженные бедра жгучей брюнетки с огромными глазищами. Она, впрочем, тоже не особенно смущалась — внимание ее было приковано к тексту, выползающему на экран синхронно с движениями толстых пальцев здоровяка. Из чего я сделал вывод, что он — редактор (в чем впоследствии с гордостью убедился). Картину дополняли кипы газет и исписанных бумаг, чашки с недопитым кофе и разбросанные по всем столам личные вещи работников редакции — от мобильников до пудрениц.
В центре всей этой чайханы (которую все называли по западному — «ньюс-рум») стоял небольшой столик с компьютером, за которым сидела сероглазая красавица с отсутствующим и потому теплым взглядом. В каждой руке она держала по две телефонные трубки. Попеременно прижимая их к плечу, она разговаривала то с одной, то с другой и умудрялась, к тому же, отдавать какие-то указания проходящим, а, вернее сказать, пролетающим мимо людям. Время от времени через ньюс-рум пробегал некто с огромной стопкой кассет, закрывающих его целиком и тем самым не позволяющих определить его пол. Существо вопило странные слова, вроде:
— Брилев!!! Тебе осеннюю развязку?! Пончева! Хватай «досьешного» Крамарева и дуй во вторую, к Норвежцеву!!!
После этого существо улетало, оставив после себя легкое дуновение ветерка и шелест разбросанной по столам бумаги.
К этому нужно добавить, что Шилькин, только войдя, тут же вписался в эту гонку и, едва успев бросить на ходу той сероглазой и многорукой у компьютера, что я — новый администратор Макс, исчез за какой-то дверью.
Я стоял, вжавшись в стену, и гадал о том, что сказал бы Спозаранник, глядя на такую «штабную культуру». И с чего же я начну свои поиски, если в том, что тут кто делает — нет решительно никакой возможности разобраться… Неожиданно под самым моим ухом раздался вопль, заставивший меня вздрогнуть.
— Сколько до эфира?! Ларис! — Я осторожно опустил глаза и увидел рядом с собой ту самую Ирину Виноградову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Козлова, — уточнил для меня Обнорский. — Надеюсь, съемочная группа бросилась оказывать первую помощь?
— Она бросилась в редакцию, — раздраженно сказал режиссер. — А туда послали другую группу, чтоб снимали, как милиция работает. Они и сообщили, что убитый — Козлов.
Обнорский снова многозначительно подмигнул мне. Я надеялся, что он не рассчитывает на то, что я что-либо понимаю, и тупо кивнул.
— До эфира было минут пятнадцать, — продолжал Шилькин, — поэтому материал понеслись монтировать — и бегом на пульт. А дальше…
— И что ты хочешь от меня? — перебил его шеф.
— В идеале — вернуть материал. А по минимуму — найти того, кто это сделал, потому что… Ну мы должны знать, кто из нас… Ты поможешь?
Обнорский смотрел на меня. Как-то задумчиво и нежно. Из чего я сделал вывод: добром это дело не кончится. И на всякий случай сказал, вставая:
— Андрей Викторович, пойду я. Мне еще к репортерам надо, и Зудинцев…
— Сидеть! — рявкнул шеф. — Слушай, Илья, а есть у вас такая должность, которая не требует никаких специальных навыков, но везде дает доступ?
***
Голова у меня болела не так чтобы очень сильно, зато настойчиво. К тому же меня заметно поташнивало. Думаю, это было вызвано двумя факторами — полной бессмыслицей, услышанной у Обнорского, и непривычно мягким ходом машины Шилькина — пафосной и напичканной всякими штучками вроде бортового компьютера и климат-контроля.
Ехали мы, естественно, на НТВ, где я должен был приступить к обязанностям администратора, о чем мне полчаса назад, радостно потирая руки, сообщил Обнорский.
— Буфет у вас там есть? — осведомился я.
— Есть, — неприязненно покосился на меня Илья. — Только «этого» там не подают, и вообще бухать на службе не советую. С этим у нас строго.
Я кивнул. Плевал я на вашу строгость.
Машина уткнулась в хвост длиннющей пробки на Фонтанке. Я достал сигарету и вопросительно взглянул на режиссера. Он махнул рукой и нажал на какую-то кнопочку, в результате чего из панели плавно выехала пепельница. Порядком, кстати, загаженная, что вызвало у меня неожиданную симпатию. Я решил навести мосты и дружески поинтересовался:
— Слушай, старик, а что случилось-то? Я так и не понял.
Шилькин прямо-таки вонзил в губы сигарету и принялся со смаком материться, как человек, который на время забыл о какой-то неприятности и вдруг о ней вспомнил. Я с интересом прислушивался, запоминая по ходу дела новые для себя обороты, среди которых встречались даже узкоспециальные, например, «ёб твою, телевизор, мать!». Закончив ругаться, Илья перевел дыхание и, к моему удивлению, довольно быстро и внятно обрисовал ситуацию.
Сегодняшним утром съемочная группа снимала видовые планы для архива. В объектив, кроме красот родного города, время от времени попадали и его жители. И вот, в частности, когда камера двигалась вдоль парапета набережной, в кадре оказалась сценка оживленного разговора троих мужчин. Оператор не придал этому значения, и только когда завизжали шины автомобиля — инстинктивно повернул объектив. С набережной резко уходил черный «опель», а там, где только что было трое — остался лишь один, причем в весьма неловкой позе. Какая-то сердобольная бабуся, выгуливающая собачку, тронула его за плечо, и мужик тут же сполз на землю, имея в районе солнечного сплетения большое кровяное пятно. Опытные новостийщики тут же смекнули, что они умудрились запечатлеть сцену убийства и, вызвав «скорую», понеслись в редакцию.
Материал попал на студию перед самым эфиром. Пока его наскоро монтировали, вторая бригада сообщила, что убитый — Козлов. Это была сенсация вдвойне. И когда ведущая «подвела» к сюжету — всю выпускающую бригаду разбил паралич. Поскольку оказалось, что от материала остался лишь один крохотный кадрик на секунду. А дальше — все стерто.
Илья довольно подробно передал мне содержание последующего разговора с ведущей, и я был вынужден мысленно признать, что такого, конечно, я от нее не ожидал. Хотя, возможно, Шилькин цитировал ее неточно. Учитывая наше предстоящее с ней знакомство, я даже разволновался, отчего сразу же захотел пива.
Тем временем Шилькин повторил, как важно для всей редакции узнать, кто же подкинул ей такую подлянку, и посмотрел на меня с такой надеждой, что мне захотелось пива еще больше, и я стал думать о Юльке, чтобы отвлечься. Стоит ли говорить, что жажда стала просто нестерпимой…
***
На студии мне почти понравилось. Она напоминала уютный, хорошо оснащенный сумасшедший дом. Как в этом бедламе не пропало вообще все, было непонятно.
Картина была следующая: большая светлая комната, по периметру уставленная компьютерами, гудела как пчелиный улей — обрывки каких-то звуковых дорожек, перекрикивание людей, работающий телевизор и беспрерывные телефонные звонки создавали такую какофонию, что мне сразу стало не по себе. За компьютерами сидели журналисты — их я распознал без труда. Хотя «сидели» — это определение было очень условным: какой-то щуплый субъект в кожаном пиджаке печатал стоя. Стриженая девица в чем-то красно-сине-цикламеновом забралась с ногами на крошечный стульчик и подпрыгивала от восторга, глядя в стоящий рядом монитор. Рядом южного вида здоровяк смачно колотил по клавиатуре, нимало не смущаясь тем, что прямо перед ним на столе расположились практически обнаженные бедра жгучей брюнетки с огромными глазищами. Она, впрочем, тоже не особенно смущалась — внимание ее было приковано к тексту, выползающему на экран синхронно с движениями толстых пальцев здоровяка. Из чего я сделал вывод, что он — редактор (в чем впоследствии с гордостью убедился). Картину дополняли кипы газет и исписанных бумаг, чашки с недопитым кофе и разбросанные по всем столам личные вещи работников редакции — от мобильников до пудрениц.
В центре всей этой чайханы (которую все называли по западному — «ньюс-рум») стоял небольшой столик с компьютером, за которым сидела сероглазая красавица с отсутствующим и потому теплым взглядом. В каждой руке она держала по две телефонные трубки. Попеременно прижимая их к плечу, она разговаривала то с одной, то с другой и умудрялась, к тому же, отдавать какие-то указания проходящим, а, вернее сказать, пролетающим мимо людям. Время от времени через ньюс-рум пробегал некто с огромной стопкой кассет, закрывающих его целиком и тем самым не позволяющих определить его пол. Существо вопило странные слова, вроде:
— Брилев!!! Тебе осеннюю развязку?! Пончева! Хватай «досьешного» Крамарева и дуй во вторую, к Норвежцеву!!!
После этого существо улетало, оставив после себя легкое дуновение ветерка и шелест разбросанной по столам бумаги.
К этому нужно добавить, что Шилькин, только войдя, тут же вписался в эту гонку и, едва успев бросить на ходу той сероглазой и многорукой у компьютера, что я — новый администратор Макс, исчез за какой-то дверью.
Я стоял, вжавшись в стену, и гадал о том, что сказал бы Спозаранник, глядя на такую «штабную культуру». И с чего же я начну свои поиски, если в том, что тут кто делает — нет решительно никакой возможности разобраться… Неожиданно под самым моим ухом раздался вопль, заставивший меня вздрогнуть.
— Сколько до эфира?! Ларис! — Я осторожно опустил глаза и увидел рядом с собой ту самую Ирину Виноградову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61