При удаче мы пристанем к берегу через пять недель, но только в случае удачи, а то не раньше сентября!
— Но теперь только май. Я не могу оставаться здесь, ничего не делая, пока вы будете ловить рыбу. Не могу я, поймите!
— Правильно, товарищ! Никто не просит тебя ничего не делать. Отто уехал от нас, а ты будешь работать, если можешь! Не правда ли?
— Я могу многое сделать для всего экипажа, когда мы высадимся на берег! — сказал Гарвей, кивнув головой и бормоча про себя что-то о «пиратах», на что Троп только улыбнулся.
— Ну, что попусту разговаривать! Ты можешь и умеешь говорить больше, чем весь экипаж шхуны. А теперь вот что, друг мой, смотри в оба, где что надо сделать, помогай Дэну убирать и стряпать, и я положу тебе десять с половиной долларов в месяц — тридцать пять в конце нашей работы. Работа принесёт тебе пользу; а рассказывать нам про своих папу и маму и свои деньги ты можешь после!
— Мама на пароходе! — сказал Гарвей со слезами на глазах. — Отвезите же меня в Нью-Йорк! Бедная женщина! Когда меня возвратят ей, она все простит!
— Но нас восемь человек; если мы не вернёмся назад больше чем за тысячу миль — мы потеряем время и заработок!
— Отец заплатит за все!
— Не сомневаюсь в этом, — возразил Троп, — но уплатить восьми рыбакам заработок всего сезона! Приятно ли тебе будет видеть его разорение? Иди наверх и помогай Дэну! Десять с половиной в месяц, говорю тебе, остальное зависит от тебя самого!
— Что? Я буду мыть кастрюли и горшки? — спросил Гарвей. — Не хочу! Мой отец даст столько денег, что можно будет купить десять таких грязных шхун, — Гарвей топнул ногой, — если меня доставят домой, в Нью-Йорк! У меня уже взяли сто тридцать четыре доллара!
— Как это? — лицо Тропа омрачилось.
— Как? Вам лучше знать как. Потом ещё хотят заставить меня работать. Я не хочу!
Троп внимательно разглядывал мачту, пока Гарвей изощрялся в красноречии.
Дэн схватил Гарвея за локоть.
— Перестань спорить с отцом! — сказал он. — Ты назвал его вором два или три раза, знаешь ли ты, что никто не смел сказать ему это!
— Мне все равно! — кричал Гарвей.
— Это не по-товарищески, — произнёс наконец Троп, взглянув на юношу, — я не осуждаю тебя, и ты не вправе судить меня. Ты не знаешь, что говоришь! Итак, десять с половиной долларов… второму мальчику на шхуне, чтобы научить работать и поправить его здоровье. Так или нет?
— Нет! — возразил Гарвей. — Я хочу домой, в Нью-Йорк!
Он плохо помнил, что было с ним дальше. Юноша упал на пол, держась за нос, из которого ручьём лилась кровь. Троп спокойно смотрел на него.
— Дэн, — сказал он сыну, — я составил слишком поспешное мнение об этом юноше. Никогда не прибегай к поспешным заключениям, Дэн. Теперь мне жаль его, потому что он просто сумасшедший и невменяем. Он не сознаёт, вероятно, что оскорбил меня, не помнит, что прыгнул с корабля в воду, в чем я почти убеждён. Обращайся с ним ласково, Дэн, и ты не пожалеешь об этом. Пусть он говорит, что хочет!
Троп ушёл в каюту, предоставив Дэну позаботиться о несчастном наследнике тридцати миллионов.
II
— Я предостерегал тебя, — сказал Дэн, — отец не любит этого… Ну!.. Чего тут горевать!
Плечи Гарвея вздрагивали от судорожных рыданий.
— Я понимаю твоё чувство! Не будь же таким плаксой!
— Этот человек помешанный или пьяный… Я не умею ничего делать! — жалобно простонал Гарвей.
— Не вздумай сказать это отцу! — прошептал Дэн. — Он теперь выпивши и сказал мне, что ты безумный! Ну, зачем ты назвал его вором? Ведь он мой отец!
Гарвей сел, вытер глаза и рассказал Дэну всю историю пропавших денег.
— Я вовсе не безумный, — продолжал он, — но твой отец никогда не видел у себя в руках более пяти долларов, а мой отец может купить вашу шхуну и нисколько не обеднеет!
— Ты не имеешь понятия о ценности шхуны «Мы здесь». Твой отец должен иметь для этого кучу денег. Как он достал бы столько?
— У отца деньги в золотых рудниках и других предприятиях.
— Да, я читал об этом. На западе, да? Отец твой ездит с пистолетом на быстром пони? Я слышал, что шпоры и узда у них из чистого серебра!
— Какие глупости! — возразил Гарвей, невольно улыбаясь. — Отцу вовсе не нужны пони. Когда ему нужно выехать, он велит подать экипаж!
— Как? Какой экипаж?
— Свой собственный, конечно. Разве ты никогда в жизни не видел собственных экипажей?
— У Бимана есть такой, — ответил Дэн осторожно, — я видел в Бостоне этот экипаж, управляемый тремя неграми. Но Биман владеет всеми железными дорогами на острове. Он — миллионер!
— Ну, а мой отец — дважды миллионер, у него два собственных автомобиля: один называется «Гарвей», как я, другой носит имя моей матери — «Констанция»!
— Отец не позволяет мне клясться, но мне хочется, чтобы ты поклялся, что говоришь правду. Скажи: «Пусть я умру, если солгу!»
— Пусть я умру, если каждое моё слово — не чистая правда!
— Сто тридцать четыре доллара! Я слышал, как ты говорил отцу!
Дэн был хитрый юноша и скоро убедился, что Гарвей не лжёт.
— Я верю тебе, Гарвей, — произнёс он с улыбкой восхищения на своём широком лице, — отец ошибся в тебе. Только он не любит ошибаться!
Дэн лёг и начал похлопывать себя по бёдрам.
— Я не желаю, чтобы меня ещё раз поколотили! Я все-таки взял верх над ним!
— Сроду не слышал, чтобы кто-нибудь взял верх над моим отцом. Он все же поколотил тебя!.. Золотые рудники, два своих экипажа, двести долларов карманных денег в месяц! Очень нужно работать за десять с половиной долларов в месяц!
Дэн разразился тихим смехом.
— Значит, я был прав? — спросил Гарвей.
— Совсем нет! Отец — справедливый и честный человек. Это знают все рыбаки!
— А это тоже справедливо? — Гарвей указал на свой разбитый нос.
— Это пустяки и полезно для твоего здоровья. Я не хочу иметь дела с человеком, который считает меня или отца вором. Мы — рыбаки, работаем вместе уже шесть лет. Когда я сушил твоё платье, я не знал, что там в карманах. И я и отец — мы ровно ничего не знаем о твоих деньгах. Слышишь?!
Кровотечение из носу освежило голову Гарвея.
— Это правда, — сказал он со смущённым видом, — мне кажется, что, как спасённый от смерти, я оказался не очень благодарным, Дэн!
— Да, ты глупо вёл себя и обидел нас!
— А где твой отец теперь?
— В каюте. Что тебе надо от него?
— Увидишь! — произнёс Гарвей и пошёл, шатаясь, по лестнице в каюту.
В выкрашенной жёлтой краской каюте Троп сидел с записной книжкой, держа в руке огромный чёрный карандаш.
— Я был несправедлив, — сказал Гарвей.
— Что такое случилось? — спросил моряк. — Вы поссорились с Дэном?
— Нет, я говорю…
— Я слушаю!
— Я беру свои слова назад. Если человека спасли от смерти…
Гарвей запнулся.
— Ну!
— Он не должен быть неблагодарным и оскорблять людей!
— Что верно, то верно! — согласился Троп с сухой усмешкой.
— Я пришёл сказать, что очень сожалею!..
Снова пауза.
Троп поднялся с места, и его огромная рука легла на плечо Гарвея.
— Я не доверял тебе, а теперь вижу, что ошибся в своём мнении! — произнёс он.
Заслышав лёгкий смех на деке, он добавил:
— Я редко ошибаюсь в своих суждениях. Мы немножко не поладили с тобою, мой юный друг, но я не думал о тебе ничего худого. Иди займись теперь делом!
— Ты хорошо поступил, — сказал Дэн, когда Гарвей вернулся на дек…
— Я не чувствую этого! — ответил тот, покраснев до корней волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Но теперь только май. Я не могу оставаться здесь, ничего не делая, пока вы будете ловить рыбу. Не могу я, поймите!
— Правильно, товарищ! Никто не просит тебя ничего не делать. Отто уехал от нас, а ты будешь работать, если можешь! Не правда ли?
— Я могу многое сделать для всего экипажа, когда мы высадимся на берег! — сказал Гарвей, кивнув головой и бормоча про себя что-то о «пиратах», на что Троп только улыбнулся.
— Ну, что попусту разговаривать! Ты можешь и умеешь говорить больше, чем весь экипаж шхуны. А теперь вот что, друг мой, смотри в оба, где что надо сделать, помогай Дэну убирать и стряпать, и я положу тебе десять с половиной долларов в месяц — тридцать пять в конце нашей работы. Работа принесёт тебе пользу; а рассказывать нам про своих папу и маму и свои деньги ты можешь после!
— Мама на пароходе! — сказал Гарвей со слезами на глазах. — Отвезите же меня в Нью-Йорк! Бедная женщина! Когда меня возвратят ей, она все простит!
— Но нас восемь человек; если мы не вернёмся назад больше чем за тысячу миль — мы потеряем время и заработок!
— Отец заплатит за все!
— Не сомневаюсь в этом, — возразил Троп, — но уплатить восьми рыбакам заработок всего сезона! Приятно ли тебе будет видеть его разорение? Иди наверх и помогай Дэну! Десять с половиной в месяц, говорю тебе, остальное зависит от тебя самого!
— Что? Я буду мыть кастрюли и горшки? — спросил Гарвей. — Не хочу! Мой отец даст столько денег, что можно будет купить десять таких грязных шхун, — Гарвей топнул ногой, — если меня доставят домой, в Нью-Йорк! У меня уже взяли сто тридцать четыре доллара!
— Как это? — лицо Тропа омрачилось.
— Как? Вам лучше знать как. Потом ещё хотят заставить меня работать. Я не хочу!
Троп внимательно разглядывал мачту, пока Гарвей изощрялся в красноречии.
Дэн схватил Гарвея за локоть.
— Перестань спорить с отцом! — сказал он. — Ты назвал его вором два или три раза, знаешь ли ты, что никто не смел сказать ему это!
— Мне все равно! — кричал Гарвей.
— Это не по-товарищески, — произнёс наконец Троп, взглянув на юношу, — я не осуждаю тебя, и ты не вправе судить меня. Ты не знаешь, что говоришь! Итак, десять с половиной долларов… второму мальчику на шхуне, чтобы научить работать и поправить его здоровье. Так или нет?
— Нет! — возразил Гарвей. — Я хочу домой, в Нью-Йорк!
Он плохо помнил, что было с ним дальше. Юноша упал на пол, держась за нос, из которого ручьём лилась кровь. Троп спокойно смотрел на него.
— Дэн, — сказал он сыну, — я составил слишком поспешное мнение об этом юноше. Никогда не прибегай к поспешным заключениям, Дэн. Теперь мне жаль его, потому что он просто сумасшедший и невменяем. Он не сознаёт, вероятно, что оскорбил меня, не помнит, что прыгнул с корабля в воду, в чем я почти убеждён. Обращайся с ним ласково, Дэн, и ты не пожалеешь об этом. Пусть он говорит, что хочет!
Троп ушёл в каюту, предоставив Дэну позаботиться о несчастном наследнике тридцати миллионов.
II
— Я предостерегал тебя, — сказал Дэн, — отец не любит этого… Ну!.. Чего тут горевать!
Плечи Гарвея вздрагивали от судорожных рыданий.
— Я понимаю твоё чувство! Не будь же таким плаксой!
— Этот человек помешанный или пьяный… Я не умею ничего делать! — жалобно простонал Гарвей.
— Не вздумай сказать это отцу! — прошептал Дэн. — Он теперь выпивши и сказал мне, что ты безумный! Ну, зачем ты назвал его вором? Ведь он мой отец!
Гарвей сел, вытер глаза и рассказал Дэну всю историю пропавших денег.
— Я вовсе не безумный, — продолжал он, — но твой отец никогда не видел у себя в руках более пяти долларов, а мой отец может купить вашу шхуну и нисколько не обеднеет!
— Ты не имеешь понятия о ценности шхуны «Мы здесь». Твой отец должен иметь для этого кучу денег. Как он достал бы столько?
— У отца деньги в золотых рудниках и других предприятиях.
— Да, я читал об этом. На западе, да? Отец твой ездит с пистолетом на быстром пони? Я слышал, что шпоры и узда у них из чистого серебра!
— Какие глупости! — возразил Гарвей, невольно улыбаясь. — Отцу вовсе не нужны пони. Когда ему нужно выехать, он велит подать экипаж!
— Как? Какой экипаж?
— Свой собственный, конечно. Разве ты никогда в жизни не видел собственных экипажей?
— У Бимана есть такой, — ответил Дэн осторожно, — я видел в Бостоне этот экипаж, управляемый тремя неграми. Но Биман владеет всеми железными дорогами на острове. Он — миллионер!
— Ну, а мой отец — дважды миллионер, у него два собственных автомобиля: один называется «Гарвей», как я, другой носит имя моей матери — «Констанция»!
— Отец не позволяет мне клясться, но мне хочется, чтобы ты поклялся, что говоришь правду. Скажи: «Пусть я умру, если солгу!»
— Пусть я умру, если каждое моё слово — не чистая правда!
— Сто тридцать четыре доллара! Я слышал, как ты говорил отцу!
Дэн был хитрый юноша и скоро убедился, что Гарвей не лжёт.
— Я верю тебе, Гарвей, — произнёс он с улыбкой восхищения на своём широком лице, — отец ошибся в тебе. Только он не любит ошибаться!
Дэн лёг и начал похлопывать себя по бёдрам.
— Я не желаю, чтобы меня ещё раз поколотили! Я все-таки взял верх над ним!
— Сроду не слышал, чтобы кто-нибудь взял верх над моим отцом. Он все же поколотил тебя!.. Золотые рудники, два своих экипажа, двести долларов карманных денег в месяц! Очень нужно работать за десять с половиной долларов в месяц!
Дэн разразился тихим смехом.
— Значит, я был прав? — спросил Гарвей.
— Совсем нет! Отец — справедливый и честный человек. Это знают все рыбаки!
— А это тоже справедливо? — Гарвей указал на свой разбитый нос.
— Это пустяки и полезно для твоего здоровья. Я не хочу иметь дела с человеком, который считает меня или отца вором. Мы — рыбаки, работаем вместе уже шесть лет. Когда я сушил твоё платье, я не знал, что там в карманах. И я и отец — мы ровно ничего не знаем о твоих деньгах. Слышишь?!
Кровотечение из носу освежило голову Гарвея.
— Это правда, — сказал он со смущённым видом, — мне кажется, что, как спасённый от смерти, я оказался не очень благодарным, Дэн!
— Да, ты глупо вёл себя и обидел нас!
— А где твой отец теперь?
— В каюте. Что тебе надо от него?
— Увидишь! — произнёс Гарвей и пошёл, шатаясь, по лестнице в каюту.
В выкрашенной жёлтой краской каюте Троп сидел с записной книжкой, держа в руке огромный чёрный карандаш.
— Я был несправедлив, — сказал Гарвей.
— Что такое случилось? — спросил моряк. — Вы поссорились с Дэном?
— Нет, я говорю…
— Я слушаю!
— Я беру свои слова назад. Если человека спасли от смерти…
Гарвей запнулся.
— Ну!
— Он не должен быть неблагодарным и оскорблять людей!
— Что верно, то верно! — согласился Троп с сухой усмешкой.
— Я пришёл сказать, что очень сожалею!..
Снова пауза.
Троп поднялся с места, и его огромная рука легла на плечо Гарвея.
— Я не доверял тебе, а теперь вижу, что ошибся в своём мнении! — произнёс он.
Заслышав лёгкий смех на деке, он добавил:
— Я редко ошибаюсь в своих суждениях. Мы немножко не поладили с тобою, мой юный друг, но я не думал о тебе ничего худого. Иди займись теперь делом!
— Ты хорошо поступил, — сказал Дэн, когда Гарвей вернулся на дек…
— Я не чувствую этого! — ответил тот, покраснев до корней волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31