- И укрощенная дев-
чонка ожидающая в темном углу, как я помнил очень хорошо то время когда
сам был в Большом Сюре и приехал Виктор на своем буквально самопальном
мотоцикле с малышкой Дори Киль, была вечеринка у Пэтси в коттедже, пиво,
свечи горели, радио, разговоры, однако в первый час вновьприбывшие в
своих смешных рваных одеяньях и он с этой своей бородой и она с этими
своими хмурыми серьезными глазами сидели практически незаметно где-то за
тенями от пламени свечей так чтобы никто не мог их увидеть и поскольку
они ничего не говорили вообще а только (если не слушали) медитировали,
мрачнели, перетерпевали, я наконец даже забыл что они вообще тут - и
позднее той ночью они спали в крошечной палаточке в поле в туман-ной ро-
се Звездной Ночи Тихоокеанского Побережья и с тем же самым смиренным
молчанием ни о чем не упоминали наутро - Виктор настолько у меня на уме
всегда центральный преувеличитель склонностей подземного хип-поколения к
молчанию, к богемной таинственности, к наркотикам, к бороде, к полусвя-
тости и, как я выяснил впоследствии, к непревзойденной недоброжелатель-
ности (как Джордж Сэндерс в Луне и Гроше) - поэтому Марду здоровая де-
вушка в своем праве и с продутого ветрами открытого готовая к любви те-
перь таилась в затхлом углу дожидаясь пока Жюльен заговорит. - Временами
в общем "кровосмешении" она бывала лукаво молча по какому-то взаимному
согласию или тайной государственной стратегии перемещена или возможно
просто "Эй Росс ты сегодня забираешь Марду домой я хочу сделать это с
Ритой для разнообразия," - и оставалась у Росса на неделю, куря вулкани-
ческий пепел, она ехала - (напряженная тревога неподобающего секса плюс
к этому, преждевременные семяизвержения этих анемичных maquereaux (3)
оставлявшие ее подвешенной в напряжении и нерешенности). - "Я была все-
го-навсего невинным цыпленком когда встретила их, независимой и типа ну
не счастливой или что-то вроде а чувствовала что мне надо что-то сде-
лать, я хотела поступить в вечернюю школу, у меня было несколько работ
по моей специальности, переплетать в Олстаде и других местечках по всему
Харрисону, учительница рисования бабуся в школе еще говорила что я могу
стать великой скульпторшей а я жила с разными сожителями и тратила все
на одежду и у меня получалось" - (всасывая свою губку, и это гладкое
"цок" в горле от быстрого вдоха в печали и словно простуженно, как в
глотках великих пьянчуг, но она не пьянчуга а опечаливатель себя) (выс-
шая, темная) - (вьющаяся теплая рука дальше вокруг меня) "а он лежит там
и говорит ч°такое а я не могу понять..." Она вдруг не может понять что
произошло поскольку потеряла разум, свое обычное признание себя, и ощу-
щает жуткий зуд загадки, она действительно не знает кто она и зачем и
где она, она выглядывает в окно и этот город Сан-Франциско большая уны-
лая голая сцена для какой-то гигантской шутки сотворяемой над нею самой.
- "Повернувшись спиной я не знала о чем Росс думает - даже что делает."
- На ней не было никакой одежды, она поднялась из его удовлетворенных
простыней и встала в омывающем сером размышлении мрачновременья что де-
лать, куда идти. - И чем дольше она там стояла с пальчиком во рту и чем
больше мужчина говорил: "В чем дело бэби" (в конце концов он прекратил
спрашивать и оставил ее в покое стоять там) тем больше она чувствовала
давление изнутри нараставшее к прорыву и к наступающему взрыву, наконец
она сделала гигантский шаг вперед ахнув от страха - все было ясно: в
воздухе пахнет опасностью - она читалась в тенях, в унылой пыли за чер-
тежным столом в углу, в мусорных мешках, серые стоки дня сочились по
стене и в окно - в полых глазах людей - она выбежала из комнаты. - "Что
он сказал?"
"Ничего - он не шевельнулся у него только голова сбилась с подушки
когда я взглянула назад прикрывая дверь - На мне не было одежды в пере-
улке, меня это не волновало, так интенсивно сосредоточена я была на этом
осознании всего что знала я была невинное дитя." - "Голая крошка, ух." -
(И про себя: "Боже мой, эта девчонка, Адам прав она сумасшедшая, типа
так и будет, я съеду как съехал по бензедрину с Милой в 1945-м и думал
что она хочет воспользоваться моим телом для машины банды и устроить
крушение и пламя но я определенно никогда не побегу на улицы Сан-Фран-
циско голышом хоть и мог бы, может если б я на самом деле почувствовал
необходимость какого-то действия, ага") и я посмотрел на нее изумляясь
действительно, действительно ли она говорит правду. - Она была в переул-
ке, вопрошая себя кто она, ночь, худосочная морось тумана, молчание спя-
щего Фриско, суда на приколе в бухте, огромные когтистые пасти туманов
покровом над бухтой, ореолы смешного потустороннего света посылаемые в
середине вверх Галереями Намордников Столпохрамового Алькатраза - ее
сердце грохало в тишине, в прохладном темном мире. - Наверх на деревян-
ный забор, ожидая - увидеть не будет ли ей послана снаружи какая-нибудь
мысль подсказавшая бы что делать дальше и полная смысла и предзнаменова-
ния ибо надо чтоб все было правильно и лишь раз - "Раз поскользнешься не
туда...." ее прикол с направлениями, спрыгнуть ли ей по одну сторону за-
бора или по другую, бесконечное прощупывание пространства в четырех из-
мерениях, унылошляпые люди приступающие к работе на поблескивающих ули-
цах не ведая об обнаженной девушке прячущейся в туманной дымке или если
б они там были и увидели ее кругом бы стояли не прикасаясь к ней просто
ожидая пока прибудут полицейские власти и увезут ее и все их безразлич-
ные усталые глаза плоские от пустого стыда следили б за каждой частичкой
ее тела - голая крошка. - Чем дольше она болтается на заборе тем меньше
силы у нее останется в конце чтоб на самом деле слезть и решить, а на-
верху Росс Валленстайн даже не ворочается на своей мусорно-торчковой
постели, думая что она свернулась калачиком в прихожей, или заснул все
равно в собственной коже и костях. - Дождливая ночь шипит повсюду, целуя
везде мужчин женщин и города в одном омовении грустной поэзии, медовыми
строчками Ангелов на верхних полках трубодующих в вышине поверх оконча-
тельных покрытых Востоком тихоокеански-огромных песен Рая, конец страху
внизу. - Она садится на корточки на заборе, тощая морось бисером на ее
смуглых плечах, звезды в волосах, ее дикие уже индейские глаза теперь
уставились в Черноту и маленькое облачко тумана исходит из ее смуглого
рта, безысходность как кристаллики льда на попонах пони ее индейских
предков, моросит на деревню давным-давно и нищий дым выкарабкивается из
подземелья и когда скорбная мать размалывала желуди и готовила тюрю в
безнадежных тысячелетиях - песня азиатской охотничьей банды лязгающая
вниз по последнему аляскинскому ребру земли к Воям Нового Света (в их
глазах и в глазах Марду сейчас последнее возможное Царство инков майя и
обширных ацтеков сияющее золотым змеем и храмами столь же благородными
сколь греческие, египетские, длинные лощеные трещины челюстей и приплюс-
нутые носы монгольских гениев творивших искусство в храмовых покоях и
скачок их челюстей перед тем как заговорить, пока испанцы Кортеса, из-
можденные старосветские обабившиеся голландские бичи Писарро в пантало-
нах не пришли проломившись сквозь чащобы тростника в саваннах и не обна-
ружили сияющие города Индейских Глаз высоко, с ландшафтами, с бульвара-
ми, с ритуалами, с герольдами, с флагами под тем же самым Солнцем Нового
Света которому протянуто бьющееся сердце) - ее сердце бьющееся под дож-
дем Фриско, на заборе, перед последними фактами, готовое сдвинуться бе-
жать сейчас же вниз по земле и возвращаться и сворачиваться снова там
где была она и где было все - утешая себя видениями истины - спускаясь с
забора, на цыпочках, двигаясь вперед, отыскивая прихожую, содрогаясь,
крадучись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
чонка ожидающая в темном углу, как я помнил очень хорошо то время когда
сам был в Большом Сюре и приехал Виктор на своем буквально самопальном
мотоцикле с малышкой Дори Киль, была вечеринка у Пэтси в коттедже, пиво,
свечи горели, радио, разговоры, однако в первый час вновьприбывшие в
своих смешных рваных одеяньях и он с этой своей бородой и она с этими
своими хмурыми серьезными глазами сидели практически незаметно где-то за
тенями от пламени свечей так чтобы никто не мог их увидеть и поскольку
они ничего не говорили вообще а только (если не слушали) медитировали,
мрачнели, перетерпевали, я наконец даже забыл что они вообще тут - и
позднее той ночью они спали в крошечной палаточке в поле в туман-ной ро-
се Звездной Ночи Тихоокеанского Побережья и с тем же самым смиренным
молчанием ни о чем не упоминали наутро - Виктор настолько у меня на уме
всегда центральный преувеличитель склонностей подземного хип-поколения к
молчанию, к богемной таинственности, к наркотикам, к бороде, к полусвя-
тости и, как я выяснил впоследствии, к непревзойденной недоброжелатель-
ности (как Джордж Сэндерс в Луне и Гроше) - поэтому Марду здоровая де-
вушка в своем праве и с продутого ветрами открытого готовая к любви те-
перь таилась в затхлом углу дожидаясь пока Жюльен заговорит. - Временами
в общем "кровосмешении" она бывала лукаво молча по какому-то взаимному
согласию или тайной государственной стратегии перемещена или возможно
просто "Эй Росс ты сегодня забираешь Марду домой я хочу сделать это с
Ритой для разнообразия," - и оставалась у Росса на неделю, куря вулкани-
ческий пепел, она ехала - (напряженная тревога неподобающего секса плюс
к этому, преждевременные семяизвержения этих анемичных maquereaux (3)
оставлявшие ее подвешенной в напряжении и нерешенности). - "Я была все-
го-навсего невинным цыпленком когда встретила их, независимой и типа ну
не счастливой или что-то вроде а чувствовала что мне надо что-то сде-
лать, я хотела поступить в вечернюю школу, у меня было несколько работ
по моей специальности, переплетать в Олстаде и других местечках по всему
Харрисону, учительница рисования бабуся в школе еще говорила что я могу
стать великой скульпторшей а я жила с разными сожителями и тратила все
на одежду и у меня получалось" - (всасывая свою губку, и это гладкое
"цок" в горле от быстрого вдоха в печали и словно простуженно, как в
глотках великих пьянчуг, но она не пьянчуга а опечаливатель себя) (выс-
шая, темная) - (вьющаяся теплая рука дальше вокруг меня) "а он лежит там
и говорит ч°такое а я не могу понять..." Она вдруг не может понять что
произошло поскольку потеряла разум, свое обычное признание себя, и ощу-
щает жуткий зуд загадки, она действительно не знает кто она и зачем и
где она, она выглядывает в окно и этот город Сан-Франциско большая уны-
лая голая сцена для какой-то гигантской шутки сотворяемой над нею самой.
- "Повернувшись спиной я не знала о чем Росс думает - даже что делает."
- На ней не было никакой одежды, она поднялась из его удовлетворенных
простыней и встала в омывающем сером размышлении мрачновременья что де-
лать, куда идти. - И чем дольше она там стояла с пальчиком во рту и чем
больше мужчина говорил: "В чем дело бэби" (в конце концов он прекратил
спрашивать и оставил ее в покое стоять там) тем больше она чувствовала
давление изнутри нараставшее к прорыву и к наступающему взрыву, наконец
она сделала гигантский шаг вперед ахнув от страха - все было ясно: в
воздухе пахнет опасностью - она читалась в тенях, в унылой пыли за чер-
тежным столом в углу, в мусорных мешках, серые стоки дня сочились по
стене и в окно - в полых глазах людей - она выбежала из комнаты. - "Что
он сказал?"
"Ничего - он не шевельнулся у него только голова сбилась с подушки
когда я взглянула назад прикрывая дверь - На мне не было одежды в пере-
улке, меня это не волновало, так интенсивно сосредоточена я была на этом
осознании всего что знала я была невинное дитя." - "Голая крошка, ух." -
(И про себя: "Боже мой, эта девчонка, Адам прав она сумасшедшая, типа
так и будет, я съеду как съехал по бензедрину с Милой в 1945-м и думал
что она хочет воспользоваться моим телом для машины банды и устроить
крушение и пламя но я определенно никогда не побегу на улицы Сан-Фран-
циско голышом хоть и мог бы, может если б я на самом деле почувствовал
необходимость какого-то действия, ага") и я посмотрел на нее изумляясь
действительно, действительно ли она говорит правду. - Она была в переул-
ке, вопрошая себя кто она, ночь, худосочная морось тумана, молчание спя-
щего Фриско, суда на приколе в бухте, огромные когтистые пасти туманов
покровом над бухтой, ореолы смешного потустороннего света посылаемые в
середине вверх Галереями Намордников Столпохрамового Алькатраза - ее
сердце грохало в тишине, в прохладном темном мире. - Наверх на деревян-
ный забор, ожидая - увидеть не будет ли ей послана снаружи какая-нибудь
мысль подсказавшая бы что делать дальше и полная смысла и предзнаменова-
ния ибо надо чтоб все было правильно и лишь раз - "Раз поскользнешься не
туда...." ее прикол с направлениями, спрыгнуть ли ей по одну сторону за-
бора или по другую, бесконечное прощупывание пространства в четырех из-
мерениях, унылошляпые люди приступающие к работе на поблескивающих ули-
цах не ведая об обнаженной девушке прячущейся в туманной дымке или если
б они там были и увидели ее кругом бы стояли не прикасаясь к ней просто
ожидая пока прибудут полицейские власти и увезут ее и все их безразлич-
ные усталые глаза плоские от пустого стыда следили б за каждой частичкой
ее тела - голая крошка. - Чем дольше она болтается на заборе тем меньше
силы у нее останется в конце чтоб на самом деле слезть и решить, а на-
верху Росс Валленстайн даже не ворочается на своей мусорно-торчковой
постели, думая что она свернулась калачиком в прихожей, или заснул все
равно в собственной коже и костях. - Дождливая ночь шипит повсюду, целуя
везде мужчин женщин и города в одном омовении грустной поэзии, медовыми
строчками Ангелов на верхних полках трубодующих в вышине поверх оконча-
тельных покрытых Востоком тихоокеански-огромных песен Рая, конец страху
внизу. - Она садится на корточки на заборе, тощая морось бисером на ее
смуглых плечах, звезды в волосах, ее дикие уже индейские глаза теперь
уставились в Черноту и маленькое облачко тумана исходит из ее смуглого
рта, безысходность как кристаллики льда на попонах пони ее индейских
предков, моросит на деревню давным-давно и нищий дым выкарабкивается из
подземелья и когда скорбная мать размалывала желуди и готовила тюрю в
безнадежных тысячелетиях - песня азиатской охотничьей банды лязгающая
вниз по последнему аляскинскому ребру земли к Воям Нового Света (в их
глазах и в глазах Марду сейчас последнее возможное Царство инков майя и
обширных ацтеков сияющее золотым змеем и храмами столь же благородными
сколь греческие, египетские, длинные лощеные трещины челюстей и приплюс-
нутые носы монгольских гениев творивших искусство в храмовых покоях и
скачок их челюстей перед тем как заговорить, пока испанцы Кортеса, из-
можденные старосветские обабившиеся голландские бичи Писарро в пантало-
нах не пришли проломившись сквозь чащобы тростника в саваннах и не обна-
ружили сияющие города Индейских Глаз высоко, с ландшафтами, с бульвара-
ми, с ритуалами, с герольдами, с флагами под тем же самым Солнцем Нового
Света которому протянуто бьющееся сердце) - ее сердце бьющееся под дож-
дем Фриско, на заборе, перед последними фактами, готовое сдвинуться бе-
жать сейчас же вниз по земле и возвращаться и сворачиваться снова там
где была она и где было все - утешая себя видениями истины - спускаясь с
забора, на цыпочках, двигаясь вперед, отыскивая прихожую, содрогаясь,
крадучись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36