Когда испанцы пришли в Южную Америку, сельва сплошным массивом покрывала экваториальную часть континента от верховьев Ла-Платы до Ориноко и от устья Амазонки до Анд. Но так было не всегда. Примерно 50 тысяч лет назад большую часть этой территории занимали сухие леса, а влажные сохранялись в изолированных «островках». Их расположение нетрудно «вычислить»: там и по сей день заметно богаче видовой состав животных и растений, причем много видов-эндемиков, не встречающихся в других районах. В Амазонии таких «островов эндемизма» семь.
Три из них, увы, почти уничтожены: это Макарена в Колумбии, Центральный у города Манаус и Пара в устье Амазонки. От двух остались лишь заповедники: Бананал в Бразилии и Хатун Сача в Эквадоре (этот «островок» биогеографы называют Рио Напо). Только Гвианский «остров» на стыке границ Гайаны, Венесуэлы и Бразилии и особенно Ману в Перу еще в относительно хорошем состоянии.
Есть и другие «острова», но они занимают участки влажных лесов, почти или совсем не связанные с Амазонией: Чоко (тихоокеанское побережье от Южной Коста-Рики до Северного Эквадора), Москито (Москитовый берег от Коста-Рики до Гондураса), Майя (штат Чьяпас в Мексике, Гватемала, Белиз и Северный Гондурас), Каракас (Береговой хребет в Венесуэле), Атлантический (от него осталось несколько заповедников близ городов Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро) и острова Хуан-Фернандес в Чили.
Хатун Сача не только последний кусочек одного из самых богатых «островов», она еще и крайне удачно расположена на самом стыке равнинных и предгорных лесов — там, где природа наиболее интересная. Близ отеля флора и фауна очень сильно отличаются от тех, что можно увидеть у биостанции — хотя это всего в пяти километрах, но там уже появляются невысокие холмы, и все сразу меняется. Нигде в мире нет такого видового разнообразия на такой маленькой площади. Птиц и бабочек здесь примерно столько же видов, сколько на всей территории СССР, а рептилий и деревьев — в 5 раз больше.
Я, конечно, почти круглые сутки бродил по лесу, но и на самой турбазе было немало интересного. В первые же пять минут я обнаружил (к восторгу публики, состоящей в основном из биологов — профессионалов и любителей), что в соломенных крышах беседок живут мохнатые коричневые пауки-птицеяды (Avicularia) размером с ладонь. Позже мне удалось наблюдать их удивительный брачный ритуал, когда самец приносит самке «подарок» — упакованую в паутину добычу. Некоторые виды этих пауков очень ядовиты, другие безвредны, но и тем, и другим можно спокойно позволять по себе ползать.
Что касается леса, то там больше всего видишь не на тропинках, а вдоль ручьев.
Ходить по ним довольно утомительно из-за завалов бревен и глубоких омутов, но зато здесь встречаются довольно неожиданные существа: пресноводные светящиеся креветки, выдровые опоссумы (Chironectes minimus), речные рыбы-шар (Colomesus), водяные червяги Typhlonectes (эти загадочные амфибии, пожалуй, самые малоизученные позвоночные), водомерковые жучки Velosites (когда их преследует крупная хищная водомерка, они выделяют капли жидкости типа мыла, ослабляющей поверхностное натяжение воды, и преследователь проваливается в «полынью»).
О местных насекомых вообще можно рассказывать бесконечно. Часто они настолько причудливы, что трудно понять, с кем имеешь дело. Найдешь, к примеру, палочника, смотришь — у него ловчие передние ноги, значит, это не палочник, а богомол. Но устроены они не так, как у богомола — выходит, это хищный клоп. Потом приглядываешься — а он на самом деле кузнечик.
В лесу множество лиан, причем самых неожиданных — есть кактусы-лианы и пальмы-лианы (Chamaedorea). Лианы из семейства Malpigiaceae перекручены, как канаты или телефонный шнур, а их крылатые семена так разнообразны по форме, что бывают похожи на любые летающие объекты и многие нелетающие — птичек, мух, бабочек, пропеллеры, самолетики, парусные лодки, веера, звезды, и т.д.
Цветов здесь немного, и почти все они сосредоточены в кронах, а внизу видишь разве что алые кисти различных Heliconia, одну другой красивее. В воде, которая всегда есть внутри цветов геликоний, живет несколько десятков разных видов насекомых. На земле растут всевозможные ароидные, иногда очень странного облика.
Anturium scheitzerianum, например, похож на красного фламинго, а Arum conofalloides мало того, что совершенно неприличного вида, так еще теплый на ощупь и пахнет потом и кожей (он опыляется кровососущими комарами).
И мышевидных грызунов мало. Норы, постоянно встречающиеся в лесу, чаще принадлежат ящерицам, крабам или броненосцам. Собственно, настоящих мышей и крыс в Америке вообще не было до прихода белых. Их заменяют исключительно разнообразные хомяки — среди них есть подземные, водные, древесные и высокогорные, но в основном они населяют открытые ландшафты. В Хатун Саче мне встречались только черные крысовидные хомяки Tylomys, живущие на скалах.
Вечером началась гроза. Я пережидал ее, забравшись под стоявшую у тропинки скамеечку, на нижней стороне которой оказалась целая коллекция гекконов. Вдруг раздался оглушительный треск, и в нескольких шагах на землю рухнуло большое дерево. Обрадовавшись редкой возможности исследовать верхний ярус, я внимательно просмотрел крону упавшего великана и обнаружил парочку копьеголовых змей Bothrops smaragdinus. Одна из них была типичной, изумрудно-зеленой окраски, другая ярко-желтой. Нежные любовники так страстно сплелись в объятиях, что даже падение с 50-метровой высоты не отвлекло их друг от друга.
Такого разнообразия лягушек нет больше нигде на свете. За одну ночь после дождя, не поднимаясь в кроны, я насчитал тридцать два вида одних только квакш. Бежевые и серые квакши живут на стволах сейб, зеленые — на листьях, розовые — на цветах бромелий, черные — на тонких ветках, бурые — на камнях, красные — на цветах геликоний, темно-зеленые — на папоротниках, а синие — на светящихся гнилушках.
Как и во многих других заповедниках, в Хатун Саче есть свой «фирменный» вид наземных лягушек из семейства Dendrobatidae. Это чудо природы, «слава сельвы»
(Dendrobates gloriaselvae), до пояса окрашено в алый цвет с черным пятиугольником на спинке, а ниже пояса ярко-синее в черных пятнах. Я долго облизывался на лягушечку, изображенную на сувенирных футболках, кружках и открытках Хатун Сачи, но никак не мог найти ее в лесу. Лишь в самом конце выяснилось, что «слава сельвы» всего сантиметр в длину. Поймать эту живую драгоценность трудно — лягушечки очень шустрые и скрываются в густом слое опавшей листвы на вершинах сухих холмов. В сырых местах обитает чуть более крупный D. bicolor, он до пояса красный, а ниже пояса — сиреневый. Этот вид довольно обычен, но стал известен науке только в 1990 году. В бромелиях попадается D. azurea, сочно-голубой с алым глазком на брюшке; в подушках мха в руслах ручейков живет черный в зеленых пятнах D. minutus.
На следующее утро под крышей беседки мне попался небольшой коричневый удав из рода Corallus. Как и у многих древесных змей, «главный инстинкт» у него — хватательный. Ведь если, живя в кронах, не будешь всегда крепко держаться, неизбежно свалишься. Удава можно повесить на палец, зацепив последним сантиметром хвоста (у древесных змей хвосты тонкие, но очень сильные) — он так и будет висеть, не пытаясь отцепиться и удрать.
С болтающимся на пальце удавом я вышел к завтраку, вызвав веселое оживление среди присутствующих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75