Именно так и случилось с несколькими заключёнными тюрьмы «Пресидио» в Сан-Франциско, которые впоследствии приняли участие в знаменитом теперь «мятеже». Один репортёр спросил майора Терри Чемберлена, бывшего тогда начальником психиатрического отделения в «Пресидио», как он оценивает такое обращение с заключёнными, покушавшимися на самоубийство. «Богатый опыт, накопленный в сухопутных войсках и других видах вооружённых сил, убедил нас в том, — разъяснил майор, —что людям лучше всего помогает лечение в той же обстановке, в которой они покушались на самоубийство». Другими словами, в интересах самого заключённого — вернуться в одиночную камеру тюрьмы; это преподаст ему жизненный урок: нужно всегда приспосабливаться к своему окружению, каким бы нетерпимым и ненормальным оно ни было.
Разумеется, большинство неприспособившихся к военной службе решает вопрос не путём самоубийства или покушения на самоубийство — гораздо более распространённым решением является и всегда было дезертирство. В 1823 году число дезертиров составило около четверти числа вступивших в армию за год; в 1826 году эта цифра составила более 50 процентов. В 1871 году дезертировала одна треть всего личного состава. Тогда все это касалось добровольцев.
В наше время процент самовольных отлучек не так высок, как сто лет назад. Однако он всё же достаточно высок, и это говорит о том, что значительное число молодых людей с большим трудом приспосабливается к армейским нормам поведения.
В 1969 году каждый пятый новобранец в течение первых месяцев службы уходил хотя бы раз в самовольную отлучку. Всего за этот год только в сухопутных войсках было 206 303 самовольных отлучки. Десятки тысяч было их и в других видах вооружённых сил. Некоторые из этих солдат намеренно старались уклониться от службы во Вьетнаме, но подавляющее большинство, около 90 процентов, по оценке командования сухопутных войск, составляли аполитичные юнцы, которым просто надоело быть не на своём месте.
Какие же люди не могут приспособиться к военной обстановке? Очевидно, нельзя дать однозначного ответа, и психологи, изучавшие этот вопрос, пришли к выводу, что невозможно точно предсказать, кто окажется неприспособленным, а следовательно, нет по-настоящему эффективного способа отсеивать их при наборе в вооружённые силы. Однако у неприспособленных людей все же есть какие-то общие черты. Значительное большинство составляют недоучившиеся в средних школах, и порядочный процент исходит из распавшихся семей. Часто это тупые, замкнутые типы. В гражданской жизни большинство из них много раз терпели неудачи. В военных условиях это повторяется.
Как ни странно, но юноши, которые не могут приспособиться к военной службе, имеют много общих черт с теми, кто становится впоследствии кадровыми военнослужащими, профессиональными солдатами, так хорошо приспосабливающимися к армии, что потом не хотят возвращаться к гражданской жизни. Среди них, как и среди неприспособленных, имеется несоразмерно большое количество лиц, недоучившихся в школе, равно как и юношей, у которых было безрадостное, часто беспорядочное детство. Многие из кадровых военнослужащих, как и многие неприспособленные, до поступления в армию были эмоционально неуравновешенными. В каждой группе имеется немало молодых людей, которые легко попадаются на удочку военной службы — хотят уйти из дому, стать настоящими мужчинами и отчаянно ищут «ещё один шанс в жизни». Водораздел начинается, когда они вступают в военную жизнь: авторитарная обстановка казармы, оказывается, одному помогает разрешить его проблемы, тогда как другой обнаруживает, что военная служба не разрешает, а только обостряет его противоречия.
Нетрудно установить источники бед неприспособленного солдата. Во-первых, ему трудно сохранять эмоциональную устойчивость в организации, где его третируют как бесполезное создание, потому что такое обращение подтверждает его худшие опасения относительно себя. Он рассчитывал, что в вооружённых силах позаботятся о его проблемах, но вместо этого сталкивается с бесстрастной организацией, которой на него наплевать, которой только и нужно, чтобы он играл роль негра и убийцы. Если он плохой ученик и медленно приспосабливается, он будет подвергаться унижению со стороны и солдат, и начальников.
Часто его страдания на военной службе усугубляются семейными проблемами. Находясь вдали от дома, лишённый возможности ездить в отпуск и непривычный к длительной разлуке с семьёй, он начинает тревожиться о том, что может случиться в его отсутствие. Если к тому же ответственность, которой он надеялся избежать, остаётся и продолжает его изводить, беспомощное положение пленника на военной службе ещё больше сводит его с ума.
Военное командование, без сомнения, не имеет ни времени, ни возможности заниматься эмоциональными проблемами каждого молодого человека в отдельности и тем более его семейными проблемами; не может оно и создать надлежащие условия для психологического лечения, если сама обстановка в казарме является главным источником невзгод неприспособленных солдат. Самое разумное, что можно сделать в отношении солдат, которые явно страдают психической депрессией, — это вернуть их в гражданскую обстановку. Если они даже там не смогут разрешить все свои проблемы, то хотя бы уменьшится давление на их личность. Но вооружённые силы предпочитают не отпускать неприспособленных, а наказывать их. Когда же, как бывает почти во всех случаях, эмоционально отягощённый солдат в конце концов нарушает одно из бесчисленных правил, установленных для управления его поведением, его клеймят как преступника, предают военному суду. Так заполняются военные тюрьмы.
2
Джим Олгуд прожил почти всю жизнь около Эрли-марта, в Калифорнии, в самом центре долины Сан-Джоакин. Его отец и мать родились в Оклахоме и вскоре после второй мировой войны переселились в эту долину. Они всегда жили на грани нищеты. Отец Джима был работником на ферме и шофёром грузовика, пока эмфизема лёгких не вынудила его оставить работу; он до сих пор работает неполный рабочий день в качестве ночного сторожа, несмотря на запрещение врача. Мать Олгуда не может работать из-за высокого кровяного давления.
Олгуд был вторым из семи братьев и сестёр. Его старший брат, эпилептик, не мог оставаться на постоянной работе, и бремя главного кормильца семьи легло на плечи Джима. Он ушёл из школы и поступил работать на ферму. Потом получил работу на химическом заводе в Лос-Анджелесе, работал шофёром дизельного грузовика с прицепом.
Трудно точно установить, почему Джим Олгуд вырос таким несговорчивым по натуре человеком. Он никогда не мог хорошо приспособиться к школе и, несмотря на неплохие способности, постоянно получал неудовлетворительные отметки и ссорился со школьным начальством. Джим всегда держался отчуждённо и редко проводил время с другими подростками. Возможно, его отчуждённость была как-то связана с тем, что он очень стеснялся бедности своей семьи; он предпочитал трудиться для семьи, а не проводить время с другими мальчиками в школе.
В январе 1966 года Олгуд получил повестку о явке на призывной пункт в Фресно. Он так перепугался, что сперва даже не явился по вызову. Пришла ещё одна повестка, и Джим подчинился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62