До неспиленного телеграфного столба — ориентира, где дорога делала поворот, — оставалось метров пятьдесят, а машина еще как бы висит на ручке управления, не набрав необходимой подъемной силы. Оторви ее сейчас — снова плюхнется на шоссе. Рано… Еще чуть-чуть… А вот теперь пора! Ощутив появившуюся в ручке управления упругость, я аккуратно беру ее на себя.
Кажется, пронесло, мелькнула мысль. А почему, собственно, кажется? Я же все рассчитал. И те запасные пятнадцать метров — может, чуть меньше или чуть больше — тоже были! И на сердце у меня сразу отлегло. Почувствовал: взлетит полк. Взлетит, как я только что взлетел.
Так оно и произошло. Летчики один за другим взлетали с шоссе, набирали высоту и затем четверками брали курс на новые аэродромы.
На аэродроме Морин, куда я прилетел с первой группой истребителей, уже успел обосноваться батальон аэродромного обслуживания, которому я поручил оборудовать здесь КП корпуса. Помимо боеприпасов и горючего аэродромщики завезли продукты питания и все необходимое для нормальной жизни и боевой работы. Действовала уже и радиостанция, которой, кстати, пришлось сразу же воспользоваться.
Дело в том, что успевших сесть на аэродроме Реппен «яков» попыталась блокировать подошедшая из-за Одера восьмерка вражеских истребителей. Они в то время, как я уже говорил, вновь почувствовали себя в небе хозяевами. Но летчики Ф. И. Селютин и Д. С. Шувалов, видимо, решили дать немцам понять, что время их краткого торжества истекло, и успели поднять свои «яки» в воздух. Завязался бой. Селютин срезал одного «фоккера». А два других в момент атаки Шувалова умудрились столкнуться в воздухе. Один немецкий летчик выбросился с парашютом, а второй разбился вместе с самолетом.
Но немцы на этом не успокоились. Уйдя за Одер, они вскоре вновь вернулись, но уже с подкреплением.
Между тем к паре Селютина, оставшейся над аэродромом в ожидании подлета очередной группы «яков», присоединилась четверка капитана А. М. Машенкина — она шла на Морин, но я передал по радио приказ Машенкину повернуть на Реппен. Истребителям, которые уже находились на аэродроме, не давал подняться в воздух огонь вражеской артиллерии.
Машенкин и его ведомый младший лейтенант В. С. Мельников, вступив в схватку, сбили по «фоккеру». Но из-за Одера подходили все новые и новые группы немецких истребителей. Управляя боем по радио, я переадресовывал идущие на Морин «яки» туда, где разгорелось воздушное сражение. Вскоре над Реппеном оказалась и эскадрилья капитана И. В. Федорова. Его ведомые Н. И. Сухоруков и Н. В. Лопатин подожгли в первых же атаках два «мессершмитта». Схватка продолжалась до самого вечера. Немецкие летчики уходили заправляться горючим за Одер, а наши садились на аэродроме Морин — его вражеская артиллерия почему-то обстреливала меньше, чем Реппен.
Противник потерял до десятка боевых машин. У нас в воздухе потерь не было. У немцев теперь явно не хватало опытных летчиков; и большинство из тех, кто участвовал в бою над Реппеном, в подметки не годились таким асам, как тот же Машенкин или Федоров.
Не повезло нам в тот день на земле. Когда артобстрел аэродрома Реппен стих и лейтенант Селютин сел, чтобы заправиться горючим, один из «Фокке-Вульфов-190» прорвался к полосе и сбросил бомбы. Лейтенант Ф. И. Селютин и оказавшийся поблизости капитан В. Б. Киселев погибли. Их трагическая смерть не могла не омрачить нашу победу. Понимая, что надо как-то поднять настроение летчиков, я собирался съездить вечером на бронетранспортере в Реппен.
Но перед этим следовало связаться со штабом армии и доложить Руденко о результатах воздушного боя, а также о перебазировании на здешние аэродромы полков корпуса.
— Помнишь Инстербург? — спросил Руденко, выслушав мой доклад. — Слыхал, как ты моему начштаба рассказывал.
— Такое не забывается, — ответил я, недоумевая, к чему клонит командарм. — Впервые за всю войну наши «яки» немецкий город бомбили!
— А что Жуков о Берлине сказал, тоже не забыл?
Я начинал догадываться, что имеет в виду Руденко. Если так, то лучшего повода поднять настроение летчиков и не придумаешь.
А Руденко между тем продолжал:
— Подбери экипажи и готовь завтра боевой вылет на Берлин. Пусть фашисты собственными глазами увидят наши истребители над своим логовом.
Поздно вечером бронетранспортер доставил меня в Реппен. Летчики еще не спали. Из землянки, к которой мы подошли вместе с командиром полка, доносились переборы гитары и песня. Песня была под стать настроению — о летчиках, когда они не возвращаются с задания.
— Почему нарушаете режим? — поздоровавшись, спросил я, когда мы вошли в землянку. — Завтра в 7.00 вылет, а вы не спите.
Гитару отложили. Но разговор, вижу, не получается. О чем, дескать, говорить: вылет — так вылет. Не в первый и не в последний раз…
— Маршрут будет такой: Реппен — Берлин! — спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, продолжаю я подчеркнуто неофициальным тоном. Будто не боевую задачу ставлю, а делюсь с товарищами по оружию свежей информацией. — Вопросы есть?
Летчиков после этого буквально как подменили. От похоронных настроений и следа не осталось. Не то чтобы о погибших товарищах позабыли, а возможность отомстить за них, насолить фашистам появилась. Крепко насолить: шутка сказать — Берлин! Столица гитлеровского рейха, последнее убежище фашистов. На лицах оживление, а в глазах у всех один и тот же невысказанный вопрос, скорее даже не вопрос, а надежда: кто полетит?
— Полетят две пары. Кто именно — обсудим с командиром полка, — сообщил я. И уже вполне официально распорядился: — А сейчас всем спать! Через десять минут чтобы ни голосов, ни шепота не слышно было. Чтоб полная тишина!
— А у нас, товарищ генерал, Лопатин храпит во сне громко, — невинным голосом сказал кто-то из летчиков.
— Храпеть Лопатину разрешаю! — шуткой закончил я. — Если, конечно, он без этого никак не может.
Раз до шуток дошло, значит, беспокоиться больше не о чем, подумал я, выходя из землянки. Да и что тут сделаешь: война без потерь не бывает, и летчики знают это не хуже меня. Руденко, конечно, догадывался, что я поеду в Реппен, вот и позаботился, чтоб не с пустыми руками… Ведь помимо 3 иак у него в армии и другие соединения истребителей есть. Но почетную боевую задачу поставил не кому-то, а именно нам. Видно, посчитал нужным войти в мое положение.
— Кого пошлем? — спросил я Рубахина.
— Да я бы и сам слетал, — усмехнулся в ответ командир полка. — Всю войну мечтал пройтись над рейхстагом на бреющем.
— Погоди, скоро там все побываем. И не раз! — пообещал я. — А пока ты не над Берлином, а здесь, в Peппене, нужен. Сам видел, что сегодня над аэродромом делалось.
Остановились в конце концов на кандидатурах капитана Машенкина и капитана Тищенко.
На другое утро началась боевая работа с новых аэродромов. Прикрывали танки, пехоту, штурмовали огневые точки за передовой… Немецкие истребители несколько раз пытались вновь прорваться к аэродромам. Но из этого ничего не вышло. Инициатива снова перешла в наши руки, и немцы от своей затеи задавить аэродромы в Морине, Реппене и Кенигсберге-малом отказались. Зато принялись обстреливать их дальнобойной артиллерией. Ежедневные обстрелы, конечно, изрядно осложняли нам жизнь. Приходилось усиливать капониры, углублять траншеи и окопы, где во время артналетов укрывался личный состав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Кажется, пронесло, мелькнула мысль. А почему, собственно, кажется? Я же все рассчитал. И те запасные пятнадцать метров — может, чуть меньше или чуть больше — тоже были! И на сердце у меня сразу отлегло. Почувствовал: взлетит полк. Взлетит, как я только что взлетел.
Так оно и произошло. Летчики один за другим взлетали с шоссе, набирали высоту и затем четверками брали курс на новые аэродромы.
На аэродроме Морин, куда я прилетел с первой группой истребителей, уже успел обосноваться батальон аэродромного обслуживания, которому я поручил оборудовать здесь КП корпуса. Помимо боеприпасов и горючего аэродромщики завезли продукты питания и все необходимое для нормальной жизни и боевой работы. Действовала уже и радиостанция, которой, кстати, пришлось сразу же воспользоваться.
Дело в том, что успевших сесть на аэродроме Реппен «яков» попыталась блокировать подошедшая из-за Одера восьмерка вражеских истребителей. Они в то время, как я уже говорил, вновь почувствовали себя в небе хозяевами. Но летчики Ф. И. Селютин и Д. С. Шувалов, видимо, решили дать немцам понять, что время их краткого торжества истекло, и успели поднять свои «яки» в воздух. Завязался бой. Селютин срезал одного «фоккера». А два других в момент атаки Шувалова умудрились столкнуться в воздухе. Один немецкий летчик выбросился с парашютом, а второй разбился вместе с самолетом.
Но немцы на этом не успокоились. Уйдя за Одер, они вскоре вновь вернулись, но уже с подкреплением.
Между тем к паре Селютина, оставшейся над аэродромом в ожидании подлета очередной группы «яков», присоединилась четверка капитана А. М. Машенкина — она шла на Морин, но я передал по радио приказ Машенкину повернуть на Реппен. Истребителям, которые уже находились на аэродроме, не давал подняться в воздух огонь вражеской артиллерии.
Машенкин и его ведомый младший лейтенант В. С. Мельников, вступив в схватку, сбили по «фоккеру». Но из-за Одера подходили все новые и новые группы немецких истребителей. Управляя боем по радио, я переадресовывал идущие на Морин «яки» туда, где разгорелось воздушное сражение. Вскоре над Реппеном оказалась и эскадрилья капитана И. В. Федорова. Его ведомые Н. И. Сухоруков и Н. В. Лопатин подожгли в первых же атаках два «мессершмитта». Схватка продолжалась до самого вечера. Немецкие летчики уходили заправляться горючим за Одер, а наши садились на аэродроме Морин — его вражеская артиллерия почему-то обстреливала меньше, чем Реппен.
Противник потерял до десятка боевых машин. У нас в воздухе потерь не было. У немцев теперь явно не хватало опытных летчиков; и большинство из тех, кто участвовал в бою над Реппеном, в подметки не годились таким асам, как тот же Машенкин или Федоров.
Не повезло нам в тот день на земле. Когда артобстрел аэродрома Реппен стих и лейтенант Селютин сел, чтобы заправиться горючим, один из «Фокке-Вульфов-190» прорвался к полосе и сбросил бомбы. Лейтенант Ф. И. Селютин и оказавшийся поблизости капитан В. Б. Киселев погибли. Их трагическая смерть не могла не омрачить нашу победу. Понимая, что надо как-то поднять настроение летчиков, я собирался съездить вечером на бронетранспортере в Реппен.
Но перед этим следовало связаться со штабом армии и доложить Руденко о результатах воздушного боя, а также о перебазировании на здешние аэродромы полков корпуса.
— Помнишь Инстербург? — спросил Руденко, выслушав мой доклад. — Слыхал, как ты моему начштаба рассказывал.
— Такое не забывается, — ответил я, недоумевая, к чему клонит командарм. — Впервые за всю войну наши «яки» немецкий город бомбили!
— А что Жуков о Берлине сказал, тоже не забыл?
Я начинал догадываться, что имеет в виду Руденко. Если так, то лучшего повода поднять настроение летчиков и не придумаешь.
А Руденко между тем продолжал:
— Подбери экипажи и готовь завтра боевой вылет на Берлин. Пусть фашисты собственными глазами увидят наши истребители над своим логовом.
Поздно вечером бронетранспортер доставил меня в Реппен. Летчики еще не спали. Из землянки, к которой мы подошли вместе с командиром полка, доносились переборы гитары и песня. Песня была под стать настроению — о летчиках, когда они не возвращаются с задания.
— Почему нарушаете режим? — поздоровавшись, спросил я, когда мы вошли в землянку. — Завтра в 7.00 вылет, а вы не спите.
Гитару отложили. Но разговор, вижу, не получается. О чем, дескать, говорить: вылет — так вылет. Не в первый и не в последний раз…
— Маршрут будет такой: Реппен — Берлин! — спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, продолжаю я подчеркнуто неофициальным тоном. Будто не боевую задачу ставлю, а делюсь с товарищами по оружию свежей информацией. — Вопросы есть?
Летчиков после этого буквально как подменили. От похоронных настроений и следа не осталось. Не то чтобы о погибших товарищах позабыли, а возможность отомстить за них, насолить фашистам появилась. Крепко насолить: шутка сказать — Берлин! Столица гитлеровского рейха, последнее убежище фашистов. На лицах оживление, а в глазах у всех один и тот же невысказанный вопрос, скорее даже не вопрос, а надежда: кто полетит?
— Полетят две пары. Кто именно — обсудим с командиром полка, — сообщил я. И уже вполне официально распорядился: — А сейчас всем спать! Через десять минут чтобы ни голосов, ни шепота не слышно было. Чтоб полная тишина!
— А у нас, товарищ генерал, Лопатин храпит во сне громко, — невинным голосом сказал кто-то из летчиков.
— Храпеть Лопатину разрешаю! — шуткой закончил я. — Если, конечно, он без этого никак не может.
Раз до шуток дошло, значит, беспокоиться больше не о чем, подумал я, выходя из землянки. Да и что тут сделаешь: война без потерь не бывает, и летчики знают это не хуже меня. Руденко, конечно, догадывался, что я поеду в Реппен, вот и позаботился, чтоб не с пустыми руками… Ведь помимо 3 иак у него в армии и другие соединения истребителей есть. Но почетную боевую задачу поставил не кому-то, а именно нам. Видно, посчитал нужным войти в мое положение.
— Кого пошлем? — спросил я Рубахина.
— Да я бы и сам слетал, — усмехнулся в ответ командир полка. — Всю войну мечтал пройтись над рейхстагом на бреющем.
— Погоди, скоро там все побываем. И не раз! — пообещал я. — А пока ты не над Берлином, а здесь, в Peппене, нужен. Сам видел, что сегодня над аэродромом делалось.
Остановились в конце концов на кандидатурах капитана Машенкина и капитана Тищенко.
На другое утро началась боевая работа с новых аэродромов. Прикрывали танки, пехоту, штурмовали огневые точки за передовой… Немецкие истребители несколько раз пытались вновь прорваться к аэродромам. Но из этого ничего не вышло. Инициатива снова перешла в наши руки, и немцы от своей затеи задавить аэродромы в Морине, Реппене и Кенигсберге-малом отказались. Зато принялись обстреливать их дальнобойной артиллерией. Ежедневные обстрелы, конечно, изрядно осложняли нам жизнь. Приходилось усиливать капониры, углублять траншеи и окопы, где во время артналетов укрывался личный состав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120