Вследствие этого кандидатом в самодержавные святые был намечен император Павел, современников которого и личных знакомых уже не было в живых. Священники Петропавловского собора начали распространять в суеверной массе слухи, что над его гробницей по ночам появляется таинственный свет и молящиеся Павлу I получают исцеление от недугов и всякую помощь в житейских делах.
Перед началом мировой войны я сам имел в руках две брошюрки, не поступившие в обычную продажу в магазинах, но отпечатанные на церковный счет и раздававшиеся молящимся в этой церкви в большом количестве экземпляров. Там бесстыдно описывались многие вымышленные чудеса от его гробницы, и, между прочим, говорилось, что он очень помогает должникам против заимодавцев. Так, один бедный человек, по имени А. или Б., не помню (обе эти брошюры взяли скоро мои знакомые и не возвратили), помолился императору Павлу о помощи, и тотчас Павел явился заимодавцу во сне и так его усовестил, что на следующее же утро тот побежал к своему должнику и при нем же разорвал в мелкие клочки его расписку.
Демагогический расчет инициаторов здесь был очевиден: возможность занимать деньги без отдачи была, по мнению авторов, особенно приятна их пастве, а потому и иметь специально святого по части устранения заимодавцев было очень желательно. Тут же был представлен и текст соответствующей молитвы Павлу.
Я думаю, что в настоящее время новый святой, Павел I, был бы уже прибавлен к прежним святым в православных святцах, если б не помешала такому замыслу революция 1917 года.
Этим примером я здесь хочу показать только одно: делать святых из реальных людей при жизни их знакомых невозможно без допущения самого бесстыдного и сознательного коллективного шарлатанства. Вот почему с реалистической точки зрения и обращение Иисуса из живой и лично знакомой реальной личности в отвлеченное «слово» могло быть искренно сделано лишь после того, как не только перемерли все его друзья и знакомые, но и сама личность стала казаться мифической.
«Значит, — думал я, размышляя об этом, — автора Евангелия Иоанна мы должны искать не ранее, как в VI веке или еще позднее. И я, действительно, нахожу его в Иоанне Дамасском, умершем по „Житиям святых“ 4 декабря 776 года. Это единственный средневековый писатель, способный написать такую книгу, подобно тому, как и Иоанн Златоуст был единственный человек, способный написать Апокалипсис».
То обстоятельство, что автор Евангелия Иоанна, называя по имени нескольких спутников Иисуса, каковы Симон Петр и Мария Магдалина, нигде не называет Иоанна, а говорит всегда, вместо него, о каком-то «ученике, которого любил Иисус», ни в каком случае не указывает на то, чтобы автор книги сам и был этим любимым учеником Иисуса. Можно только догадываться, что Иоанн Дамаскин считал себя с тем Иоанном в каком-то мистическом родстве, и, может-быть, верил, что душа любимого ученика Иисуса переселилась в него и диктует ему его произведения. Такого рода представления были характерны для средневековых мыслителей, и сам Иисус — по евангелистам — намекал, будто душа Илии «переселилась» в Иоанна Крестителя.
«Если хотите принять, — говорит Иисус в Евангелии Матвея (11 , 14), — то примите, что он (Иоанн) и есть Илия, которому должно прийти».
Мистика тут очевидна. А вот последние строки из Евангелия Иоанна:
«Иисус (после своею воскресения) сказал Петру: „Иди за мной!“ Петр же увидел идущего за ним ученика, которого любил Иисус (Иоанна), и спросил: „А он что?“ „Если я хочу, чтобы он пребывал (на земле), когда я приду (вновь), — ответил ему Иисус, — то что тебе до того?“
«И пронеслось между учениками слово, — продолжает автор Евангелия Иоанна, — что ученик тот не умрет. Но Иисус не сказал, что не умрет, а только: „Если я хочу, чтоб он был (очевидно, путем возрождения в другом Иоанне), когда я приду, то что тебе до того?“
«Этот ученик, — оканчивает автор Евангелия Иоанна, — и свидетельствует об этом, и написал это, и мы знаем, что истинно свидетельство его » (21 , 24).
Кто же этот мы , который знает, что истинно свидетельство автора этой книги ? Ясно, что это и есть сам же автор, который как бы отделяется в этой фразе от самого себя и считает свою книгу за таинственно продиктованную ему самим учеником, «которого любил Иисус» и которого он суеверно боится назвать по имени, так как это в то же время и его собственное имя, и он даже считает себя тожественным с ним и как-будто жившим в его личности несколько веков назад.
Рассмотрим же с этой точки зрения жизнеописание Иоанна Дамасского, насколько оно подходит для автора Евангелия Иоанна?
«Иоанн, — говорят нам „Жития святых“, — родился в Дамаске во время его завоевания сарацинами. Его отец, хотя и христианин, был при них городским судьей и надсмотрщиком над общественными зданиями».
«Сарацины в это время захватили в плен одного ученого итальянского монаха, по имени Кузьму, и продавали на рынке. Он знал риторику, диалектику, философию, геометрию и музицийскую хитрость, и небесное движение, и течение звезд, и римское и греческое богословие».
Отец Иоанна «тотчас выпросил его себе в подарок у сарацинского князя и дал Кузьме всякое успокоение с тем, чтобы он учил его сына Иоанна и его приемыша, сироту Кузьму из Иерусалима».
Оба были очень восприимчивы, и «Иоанн, как орел, парящий по воздуху, постигал все, а Кузьма постигал пучину премудрости, как корабль, плавающий по морю с попутным ветром».
Припомним, что орел и рисуется за плечом евангелиста Иоанна как его символ.
«Вскоре они изучили все тонкости грамматики, диалектики. Философии, арифметики и были, как Пифагор и Диофан». «Также научились они и геометрии, как новые Евклиды. А в музыке оба были таковы, как ими же сложенные гимны и стихи ».
«Не преминули они увидеть и тайны астрономии (отражение которой и обнаруживается в нескольких местах Евангелия Иоанна, особенно в скорбном пути Иисуса), и тайны богословия. Они были совершенны в премудрости духовной, особенно Иоанн, который превзошел своего учителя и стал таким великим богословом, каким и обнаруживают его написанные им боговдохновенные книги».

Вот вам и Иоанн, и Богослов, и сравнение его с орлом, как на иконах автора соответствующего Евангелия.
Но он не гордился своей премудростью.
Отец Иоанна отпустил Кузьму в Лавру преподобного Саввы и после того умер.
Сарацинский князь, призвав Иоанна, сделал его своим первосоветником, и его положение в Дамаске стало еще выше отца.
Он стал писать книги и статьи. «Он хотел, — говорит автор, — обойти всю вселенную не ногами, а своими боговдохновенными писаниями, разошедшимися по всему греческому царству».
Но вот «злой царь» Лев Исаврянин, восставший на иконы в Элладе и сожигавший их огнем, будто бы услышал о нем, как об иконнике, и уговорил своих сторонников достать какое-либо из его собственноручных писаний и, изучивши его почерк, написать к себе от его имени такое письмо:
«Радуйся, царь! И я радуюсь твоей власти, из-за единства нашей веры. Поклон и честь твоему царскому величеству. Сообщаю тебе, что город Дамаск не имеет сильной стражи. Помилосердствуй об этом городе, молю тебя, пошли твое мужественное воинство, как-будто идущее в другое место, но пусть они неожиданно пойдут на Дамаск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126