Видимо, 3-я румынская армия более не существовала. Но и многие наши тыловые части охватила паника перед лицом рвущегося на юг противника.
Естественно, этой ночью в штабе никто и не помышлял о сне. Все начальники отделов собрались у Шмидта. Без всяких признаков внутреннего волнения он объяснил новую обстановку западнее Дона, закончив следующими словами:
– Надлежит подготовить перенесение командного пункта армии в Нижне-Чирскую. Об уничтожении документов, без которых можно обойтись, и особенно секретных дел, командованием будет отдан приказ.
Оптимизм и кипучая энергия Шмидта резко отличали его от Паулюса, изнемогавшего под бременем павшей на него ответственности. Начальнику штаба были чужды моральные проблемы, терзавшие командующего армией. Он находился в родной стихии, ведь снова нужно было принимать решения, отдавать приказы, проверять их выполнение. Шмидт был уверен, что, несмотря на значительные первоначальные успехи, противника удастся после перегруппировки разбить в открытом бою, и представил Паулюсу предложения, которые он разрабатывал совместно с начальником оперативного отдела. Предложения сводились к следующему.
XIV танковый корпус в составе танковых полков 16-й и 24-й танковых дивизий форсированным маршем движется к Дону и с высоты западнее Голубинского наносит фланговый удар по продвигающимся на юг силам Красной Армии и уничтожает их. Штаб XIV танкового корпуса переходит на командный пункт армии в Голубинский. Ему будет подчинена 14-я танковая дивизия. Действия штурмовых групп в городе немедленно прекратить.
С участка VIII и LI армейских корпусов снимаются все свободные части, и из них создается резерв 6-й армии.
Плацдарм на западном берегу Дона, западнее Калача, занимают под командованием полковника Микоша военно-инженерное училище и школа зенитчиков, усиленные всеми подразделениями тыловых служб, без которых можно обойтись.
Офицерская школа в Суворовском приводится в боевую готовность.
Штаб армии с 21 ноября переводится в Нижне-Чирскую. Ответственный за выполнение – полковник Адам.
Раненые и подразделения интендантской службы, без которых можно обойтись, отводятся в район южнее реки Чир, так как наступление русских угрожает железной дороге и тем самым основным коммуникациям снабжения армии.
Паулюс утвердил эти предложения. Соответствующие приказы разослали в войска.
Надежды на высшие инстанции
Уже было далеко за полночь. Нельзя было предполагать, чтобы до рассвета поступили новые донесения. На командном пункте армии делать было нечего, и я проводил Паулюса до его квартиры. По дороге он заговорил со мной:
– Если бы ставка фюрера одобрила мое предложение об отводе 6-й армии за Дон, мы были бы теперь избавлены от тяжкого кризиса. Будем надеяться, что по крайней мере теперь Гитлер и его окружение вникнут в создавшееся положение и отдадут приказ оставить город. Это теперь не так уж просто, ведь вся 3-я румынская армия выбита из Донского фронта. Фактически русские танковые и кавалерийские соединения никого перед собой не имеют. Столь же мало рассчитываю я и на то, что XXXXVIII танковый корпус Гейма сдержит натиск русских.
– Если вы, господин генерал, рассчитываете получить такой приказ из ставки фюрера, не целесообразно ли уже сейчас провести необходимые подготовительные меры?
– Пока я предложил командованию группы армий вывести все войска из города, – продолжал Паулюс. – Разумеется, я не могу сейчас такое решение довести до сведения армии. Это могло бы вызвать панику или по меньшей мере ослабить сопротивление. Однако штабы корпусов уже занимаются этим вопросом. Впрочем, вам должно быть ясно, что цель подписанных мною приказов – вывести армию из угрожающего окружения.
Мы подошли к убежищу командующего. Я простился и вернулся к себе. Обер-фельдфебель Кюппер бодрствовал. Другие писари уже спали.
– Так, Кюппер, мы можем сразу взяться за работу.
– У меня все в порядке, господин полковник.
– Вам это только кажется. Не удивляйтесь. Надо подготовить для уничтожения все ненужные документы, особенно секретные дела командования. Остальное упаковать. Штаб переходит завтра в Нижне-Чирскую.
– Вот как, значит, обстоят дела. Вчера я много всякого наслышался от связных мотоциклистов из корпусов. Мотоциклист из XI армейского корпуса говорил, что русские смяли румын и быстро продвигаются на юг. Я решил, что это очередная выдумка. Когда же я примерно через час узнал, что вы все еще у начштаба, я заподозрил что-то неладное. Вот почему я все еще на ногах. Дело плохо, если мы сжигаем документы.
– Без паники, Кюппер. Пока речь идет о мерах предосторожности. Посмотрим, что принесет сегодняшний день. Пусть писари поспят. Мы сами все сделаем.
Обер-фельдфебель вытащил из-под койки два стальных сундука с секретными делами и стал передавать мне один документ за другим.
Я их сложил в две кипы: документы, которые в случае опасности надлежало уничтожить, и менее секретные, такие как представления к наградам, распоряжения об отпусках и т. п. После этого каждая груда бумаг была в отдельности перевязана и положена обратно в сундуки. Когда мы закончили работу, уже занялась заря.
– Теперь поспите немного, Кюппер. Я пойду к себе, умоюсь и побреюсь. В 8 часов самое позднее я буду снова здесь.
Удар с юга
Через полчаса, когда я еще брился, зазвонил телефон. Телефонист сообщил:
– У аппарата начальник оперативного отдела, господин полковник.
«Что еще могло случиться?» – думал я, поднося трубку к уху.
– Немедленно приходите к начальнику штаба! Генерал Паулюс уже здесь, – услышал я голос Эльхлеппа на другом конце провода.
Быстро побрившись, я направился в оперативный отдел. На улице резкий ветер обжигал лицо, пронизывал насквозь. Пушинки снега садились на сукно шинели или таяли на щеках и подбородке. В комнате Шмидта от большой беленой печки, какие бывают в крестьянских избах, шло приятное тепло. Командующий армией вместе с начальником штаба, начальниками оперативного и разведывательного отделов стоял перед картой, висевшей на стене. Шел разбор новой обстановки. С напряженным вниманием следил я за тем, как наносятся последние данные на карту.
В районе действий 4-й танковой армии была проведена жирная красная стрела, прорезавшая в центре передний край. Советская Армия вступила в бой и на южном направлении.
Паулюс подвел итоги:
– Сегодня рано утром после сильной артиллерийской подготовки противник атаковал позиции 4-й танковой армии и 4-й румынской армии. В данный момент положение там еще неясно. С севера Красная Армия продолжала наступать. Ее левое крыло продвигается в юго-восточном направлении на Верхне-Бузиновку. Мы должны считаться с тем, что через несколько часов XI армейскому корпусу будет отрезана дорога на юг. Наиболее серьезная угроза создана для железнодорожной ветки Морозовская – станция Чир.
Вот мы и влипли! Советское верховное командование начало замыкать клещи. Мы попытались этому воспрепятствовать контрнаступлением XIV и XXXXVIII танковых корпусов. Но если эта попытка не удастся? Если наши танковые соединения слишком слабы? Что тогда? Тогда противник стянет петлю и 6-я армия окажется в котле.
Генерал подает рапорт о болезни
Беспокойно шагал я по своей комнате – три шага вперед, три шага назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Естественно, этой ночью в штабе никто и не помышлял о сне. Все начальники отделов собрались у Шмидта. Без всяких признаков внутреннего волнения он объяснил новую обстановку западнее Дона, закончив следующими словами:
– Надлежит подготовить перенесение командного пункта армии в Нижне-Чирскую. Об уничтожении документов, без которых можно обойтись, и особенно секретных дел, командованием будет отдан приказ.
Оптимизм и кипучая энергия Шмидта резко отличали его от Паулюса, изнемогавшего под бременем павшей на него ответственности. Начальнику штаба были чужды моральные проблемы, терзавшие командующего армией. Он находился в родной стихии, ведь снова нужно было принимать решения, отдавать приказы, проверять их выполнение. Шмидт был уверен, что, несмотря на значительные первоначальные успехи, противника удастся после перегруппировки разбить в открытом бою, и представил Паулюсу предложения, которые он разрабатывал совместно с начальником оперативного отдела. Предложения сводились к следующему.
XIV танковый корпус в составе танковых полков 16-й и 24-й танковых дивизий форсированным маршем движется к Дону и с высоты западнее Голубинского наносит фланговый удар по продвигающимся на юг силам Красной Армии и уничтожает их. Штаб XIV танкового корпуса переходит на командный пункт армии в Голубинский. Ему будет подчинена 14-я танковая дивизия. Действия штурмовых групп в городе немедленно прекратить.
С участка VIII и LI армейских корпусов снимаются все свободные части, и из них создается резерв 6-й армии.
Плацдарм на западном берегу Дона, западнее Калача, занимают под командованием полковника Микоша военно-инженерное училище и школа зенитчиков, усиленные всеми подразделениями тыловых служб, без которых можно обойтись.
Офицерская школа в Суворовском приводится в боевую готовность.
Штаб армии с 21 ноября переводится в Нижне-Чирскую. Ответственный за выполнение – полковник Адам.
Раненые и подразделения интендантской службы, без которых можно обойтись, отводятся в район южнее реки Чир, так как наступление русских угрожает железной дороге и тем самым основным коммуникациям снабжения армии.
Паулюс утвердил эти предложения. Соответствующие приказы разослали в войска.
Надежды на высшие инстанции
Уже было далеко за полночь. Нельзя было предполагать, чтобы до рассвета поступили новые донесения. На командном пункте армии делать было нечего, и я проводил Паулюса до его квартиры. По дороге он заговорил со мной:
– Если бы ставка фюрера одобрила мое предложение об отводе 6-й армии за Дон, мы были бы теперь избавлены от тяжкого кризиса. Будем надеяться, что по крайней мере теперь Гитлер и его окружение вникнут в создавшееся положение и отдадут приказ оставить город. Это теперь не так уж просто, ведь вся 3-я румынская армия выбита из Донского фронта. Фактически русские танковые и кавалерийские соединения никого перед собой не имеют. Столь же мало рассчитываю я и на то, что XXXXVIII танковый корпус Гейма сдержит натиск русских.
– Если вы, господин генерал, рассчитываете получить такой приказ из ставки фюрера, не целесообразно ли уже сейчас провести необходимые подготовительные меры?
– Пока я предложил командованию группы армий вывести все войска из города, – продолжал Паулюс. – Разумеется, я не могу сейчас такое решение довести до сведения армии. Это могло бы вызвать панику или по меньшей мере ослабить сопротивление. Однако штабы корпусов уже занимаются этим вопросом. Впрочем, вам должно быть ясно, что цель подписанных мною приказов – вывести армию из угрожающего окружения.
Мы подошли к убежищу командующего. Я простился и вернулся к себе. Обер-фельдфебель Кюппер бодрствовал. Другие писари уже спали.
– Так, Кюппер, мы можем сразу взяться за работу.
– У меня все в порядке, господин полковник.
– Вам это только кажется. Не удивляйтесь. Надо подготовить для уничтожения все ненужные документы, особенно секретные дела командования. Остальное упаковать. Штаб переходит завтра в Нижне-Чирскую.
– Вот как, значит, обстоят дела. Вчера я много всякого наслышался от связных мотоциклистов из корпусов. Мотоциклист из XI армейского корпуса говорил, что русские смяли румын и быстро продвигаются на юг. Я решил, что это очередная выдумка. Когда же я примерно через час узнал, что вы все еще у начштаба, я заподозрил что-то неладное. Вот почему я все еще на ногах. Дело плохо, если мы сжигаем документы.
– Без паники, Кюппер. Пока речь идет о мерах предосторожности. Посмотрим, что принесет сегодняшний день. Пусть писари поспят. Мы сами все сделаем.
Обер-фельдфебель вытащил из-под койки два стальных сундука с секретными делами и стал передавать мне один документ за другим.
Я их сложил в две кипы: документы, которые в случае опасности надлежало уничтожить, и менее секретные, такие как представления к наградам, распоряжения об отпусках и т. п. После этого каждая груда бумаг была в отдельности перевязана и положена обратно в сундуки. Когда мы закончили работу, уже занялась заря.
– Теперь поспите немного, Кюппер. Я пойду к себе, умоюсь и побреюсь. В 8 часов самое позднее я буду снова здесь.
Удар с юга
Через полчаса, когда я еще брился, зазвонил телефон. Телефонист сообщил:
– У аппарата начальник оперативного отдела, господин полковник.
«Что еще могло случиться?» – думал я, поднося трубку к уху.
– Немедленно приходите к начальнику штаба! Генерал Паулюс уже здесь, – услышал я голос Эльхлеппа на другом конце провода.
Быстро побрившись, я направился в оперативный отдел. На улице резкий ветер обжигал лицо, пронизывал насквозь. Пушинки снега садились на сукно шинели или таяли на щеках и подбородке. В комнате Шмидта от большой беленой печки, какие бывают в крестьянских избах, шло приятное тепло. Командующий армией вместе с начальником штаба, начальниками оперативного и разведывательного отделов стоял перед картой, висевшей на стене. Шел разбор новой обстановки. С напряженным вниманием следил я за тем, как наносятся последние данные на карту.
В районе действий 4-й танковой армии была проведена жирная красная стрела, прорезавшая в центре передний край. Советская Армия вступила в бой и на южном направлении.
Паулюс подвел итоги:
– Сегодня рано утром после сильной артиллерийской подготовки противник атаковал позиции 4-й танковой армии и 4-й румынской армии. В данный момент положение там еще неясно. С севера Красная Армия продолжала наступать. Ее левое крыло продвигается в юго-восточном направлении на Верхне-Бузиновку. Мы должны считаться с тем, что через несколько часов XI армейскому корпусу будет отрезана дорога на юг. Наиболее серьезная угроза создана для железнодорожной ветки Морозовская – станция Чир.
Вот мы и влипли! Советское верховное командование начало замыкать клещи. Мы попытались этому воспрепятствовать контрнаступлением XIV и XXXXVIII танковых корпусов. Но если эта попытка не удастся? Если наши танковые соединения слишком слабы? Что тогда? Тогда противник стянет петлю и 6-я армия окажется в котле.
Генерал подает рапорт о болезни
Беспокойно шагал я по своей комнате – три шага вперед, три шага назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116