Он рванулся от страшной боли, упал лицом на холодный бетон и так уже остался лежать.
Ишан, скрестив руки, ждал на мостике. Замки, сколько ни возились с ними джигиты, не поддавались ни ножу, ни прикладу.
Минут через десять вернулись два джигита, таща под руки Гальцева. В руке у одного позванивала связка ключей. У первого штурвального колеса джигиты бросили Гальцева и взялись открывать замок.
Гальцев, лежа на полу, смотрел на них снизу ополоумевшими глазами. Он приподнялся на локте и натолкнулся на что-то жёсткое и круглое. Это была голова Нусреддинова, страшная, совершенно круглая голова с отрезанными ушами и носом. Гальцев судорожно отдёрнул руку. Джигит всё ещё возился у замка, никак не мог подобрать подходящего ключа.
Гальцев поднялся на колени.
– Давай, ты не умеешь, я открою, – сказал он хрипло, протягивая руку за ключами.
…В кабинете Комаренко тарахтела пишущая машинка. Прыщеватый юноша в форме пограничника корявыми пальцами старательно вколачивал в бумагу головки полустёртых букв. В окнах стоял рассвет. Ночь густела ещё в граненых кубах чернильниц, лепилась запоздалой тенью к кобуре комаренковского маузера. Жёлтая груша электрической лампочки, покачиваясь, плыла среди комнаты в подмылках табачного дыма.
Комаренко извлёк из папки несколько исписанных листков, задвинул ящик стола и, развернув листки, продолжал прерванное путешествие по комнате.
– Написали? Приготовьте сразу бумагу, чтобы потом не останавливаться. К семи часам утра надо эту записку закончить и отправить. На чём мы остановились? Да, да, на истории с фалангами. Прочтите ещё раз последнюю фразу.
– «Во-первых: сам тот факт, что в осуществление предыдущих угроз на американцев в день Первого мая не было произведено никакого покушения, а вместо этого обоим им подбросили по спичечной коробке с фалангой, – убедил меня, что автор анонимных записок не преследует террористических целей, а желает лишь запугать иностранцев и заставить их покинуть строительство…»
– Так. Пишите дальше:
«Во-вторых: случай этот убедил меня окончательно, что автором анонимных записок является не таджик, а несомненно европеец. Ни один таджик, желая устранить мешающего ему врага, не прибегнет к такого рода экзотическим и лжетуземным методам расправы. Фаланги среди туземного населения вовсе не пользуются славой опасных насекомых. Таджик значительно больше боится обычного скорпиона, укус которого во много раз болезненнее. Легенда о смертельности укуса фаланги выдумана самими же европейцами. Источником её, вернее всего, является неясная характеристика galeodes arancoides, которую мы находим не только в русской, но и в заграничных энциклопедиях, оставляющих вопрос о ядовитости фаланг открытым. Факт остаётся фактом, что в отличие от местного населения все приезжие европейцы – русские и не русские – считают фалангу насекомым ядовитым, наподобие туркменистанского каракурта, и в арсенале их ограниченных представлений о Средней Азии фаланга, наряду с тигром, играет роль неотъемлемых особенностей Таджикистана. Человек, подбросивший американцам коробки, был поэтому несомненно европейцем, к тому же человеком довольно культурным, хорошим психологом, прекрасно знающим, какими ужасами легче всего запугать доверчивого приезжего.
Рассматривая в лупу оба экземпляра, я обратил внимание на довольно необычное обстоятельство: одна из фаланг была раздавлена, очевидно, совсем недавно, в то время как другая успела уже немного засохнуть. По заверению американцев, оба насекомых были ими раздавлены всего час тому назад. Возникло несколько странное предположение, что один из американцев раздавил фалангу, убитую уже раньше. Не будучи специалистом в области зоологии и опасаясь допустить ошибку, я вызвал в качестве эксперта естественницу из соседнего совхоза, которая полностью подтвердила мои наблюдения. Поскольку фалангу в комнате инженера Кларка убила собственноручно его переводчица, комсомолка Полозова, в то время как фалангу в комнате Мурри она видела уже убитой, оставалось предположить, что инженер Мурри растоптал фалангу, убитую до него. Очевидно, не будучи до конца уверен в полной безвредности укуса, он предпочёл не рисковать.
На основании вышеизложенного у меня зародилось подозрение, что автором всей инсценировки является не кто иной, как сам инженер Мурри, подбросивший живую фалангу своему коллеге Кларку и, для полного алиби, разыгравший у себя в квартире комедию. В процессе следствия я обнаружил, что Мурри действительно в упомянутый день навещал с утра Кларка и мог незаметно оставить у него на столе спичечную коробку. Проверяя вспять цепь фактов, я пришёл к заключению, что, очевидно, и все предыдущие угрожающие записки попадали в комнату Кларка и Баркера именно таким, а не иным путём.
Вывод из этого мог быть один: инженер Мурри, по каким-то загадочным соображениям, хочет во что бы то ни стало освободиться от присутствия на строительстве двух своих американских коллег. В отношении Баркера это удалось ему без большого труда, в отношении же Кларка он, видимо, потерпел неудачу.
Я развернул за инженером Мурри самое пристальное наблюдение, однако ничего подозрительного не установил, за исключением разве его частых поездок верхом на охоту, затягивавшихся иногда до поздней ночи. Следующим событием, которое заставило меня ещё внимательнее присмотреться к работе инженера Мурри, было нашумевшее дело Уртабаева. Как известно, первым обвинением, предъявленным Уртабаеву, было обвинение в самовольной переброске собственным ходом десятка экскаваторов с пристани на головной участок, вопреки протесту представителя фирмы Бьюсайрус, инженера Баркера. Так как Уртабаев утверждал, что действовал с согласия Баркера, сам же Баркер уехал к тому времени в Америку, – единственным свидетелем, выступавшие против Уртабаева, был инженер Мурри. Именно этот факт заставил меня отнестись крайне осторожно ко всему делу Уртабаева. К сожалению, дальнейшие факторы, усложнившие это дело, значительно затормозили его раскрытие.
Впоследствии, когда уже удалось вскрыть ложный характер доноса и разоблачить Ходжиярова, связь между обвинением Уртабаева в незаконной переброске экскаваторов и другими обвинениями стала для меня неоспоримой. Прежде всего в процессе дальнейшего строительства выявилось на практике, что переброска экскаваторов самоходом даже на довольно значительное расстояние не влечёт за собой таких катастрофических последствий, какими, от имени Баркера, пугал управление инженер Мурри. Во-вторых: отказ от переброски самоходом и перевозка механизмов тракторами отразились на строительстве весьма плачевно. Во время перевозки подверглось поломке большинство тракторов и затерялось много необходимых частей от экскаваторов. Уличить инженера Мурри в ложном обвинении всё же не представлялось возможным. Единственный человек, который мог бы это сделать, инженер Баркер, находился в Америке и не отвечал ни на какие запросы строительства. Я склонен предполагать, что Мурри предупредил его письмом. Возможно, он запугал Баркера, что эксперимент Уртабаева окончился катастрофически, и Баркер, опасаясь последствий и осложнений с фирмой, предпочёл кануть в воду.
Не имея в руках никаких прямых доказательств, я тем не менее склонялся к подозрению, что инженер Мурри приехал сюда с прямым заданием – разложить работу нашего строительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Ишан, скрестив руки, ждал на мостике. Замки, сколько ни возились с ними джигиты, не поддавались ни ножу, ни прикладу.
Минут через десять вернулись два джигита, таща под руки Гальцева. В руке у одного позванивала связка ключей. У первого штурвального колеса джигиты бросили Гальцева и взялись открывать замок.
Гальцев, лежа на полу, смотрел на них снизу ополоумевшими глазами. Он приподнялся на локте и натолкнулся на что-то жёсткое и круглое. Это была голова Нусреддинова, страшная, совершенно круглая голова с отрезанными ушами и носом. Гальцев судорожно отдёрнул руку. Джигит всё ещё возился у замка, никак не мог подобрать подходящего ключа.
Гальцев поднялся на колени.
– Давай, ты не умеешь, я открою, – сказал он хрипло, протягивая руку за ключами.
…В кабинете Комаренко тарахтела пишущая машинка. Прыщеватый юноша в форме пограничника корявыми пальцами старательно вколачивал в бумагу головки полустёртых букв. В окнах стоял рассвет. Ночь густела ещё в граненых кубах чернильниц, лепилась запоздалой тенью к кобуре комаренковского маузера. Жёлтая груша электрической лампочки, покачиваясь, плыла среди комнаты в подмылках табачного дыма.
Комаренко извлёк из папки несколько исписанных листков, задвинул ящик стола и, развернув листки, продолжал прерванное путешествие по комнате.
– Написали? Приготовьте сразу бумагу, чтобы потом не останавливаться. К семи часам утра надо эту записку закончить и отправить. На чём мы остановились? Да, да, на истории с фалангами. Прочтите ещё раз последнюю фразу.
– «Во-первых: сам тот факт, что в осуществление предыдущих угроз на американцев в день Первого мая не было произведено никакого покушения, а вместо этого обоим им подбросили по спичечной коробке с фалангой, – убедил меня, что автор анонимных записок не преследует террористических целей, а желает лишь запугать иностранцев и заставить их покинуть строительство…»
– Так. Пишите дальше:
«Во-вторых: случай этот убедил меня окончательно, что автором анонимных записок является не таджик, а несомненно европеец. Ни один таджик, желая устранить мешающего ему врага, не прибегнет к такого рода экзотическим и лжетуземным методам расправы. Фаланги среди туземного населения вовсе не пользуются славой опасных насекомых. Таджик значительно больше боится обычного скорпиона, укус которого во много раз болезненнее. Легенда о смертельности укуса фаланги выдумана самими же европейцами. Источником её, вернее всего, является неясная характеристика galeodes arancoides, которую мы находим не только в русской, но и в заграничных энциклопедиях, оставляющих вопрос о ядовитости фаланг открытым. Факт остаётся фактом, что в отличие от местного населения все приезжие европейцы – русские и не русские – считают фалангу насекомым ядовитым, наподобие туркменистанского каракурта, и в арсенале их ограниченных представлений о Средней Азии фаланга, наряду с тигром, играет роль неотъемлемых особенностей Таджикистана. Человек, подбросивший американцам коробки, был поэтому несомненно европейцем, к тому же человеком довольно культурным, хорошим психологом, прекрасно знающим, какими ужасами легче всего запугать доверчивого приезжего.
Рассматривая в лупу оба экземпляра, я обратил внимание на довольно необычное обстоятельство: одна из фаланг была раздавлена, очевидно, совсем недавно, в то время как другая успела уже немного засохнуть. По заверению американцев, оба насекомых были ими раздавлены всего час тому назад. Возникло несколько странное предположение, что один из американцев раздавил фалангу, убитую уже раньше. Не будучи специалистом в области зоологии и опасаясь допустить ошибку, я вызвал в качестве эксперта естественницу из соседнего совхоза, которая полностью подтвердила мои наблюдения. Поскольку фалангу в комнате инженера Кларка убила собственноручно его переводчица, комсомолка Полозова, в то время как фалангу в комнате Мурри она видела уже убитой, оставалось предположить, что инженер Мурри растоптал фалангу, убитую до него. Очевидно, не будучи до конца уверен в полной безвредности укуса, он предпочёл не рисковать.
На основании вышеизложенного у меня зародилось подозрение, что автором всей инсценировки является не кто иной, как сам инженер Мурри, подбросивший живую фалангу своему коллеге Кларку и, для полного алиби, разыгравший у себя в квартире комедию. В процессе следствия я обнаружил, что Мурри действительно в упомянутый день навещал с утра Кларка и мог незаметно оставить у него на столе спичечную коробку. Проверяя вспять цепь фактов, я пришёл к заключению, что, очевидно, и все предыдущие угрожающие записки попадали в комнату Кларка и Баркера именно таким, а не иным путём.
Вывод из этого мог быть один: инженер Мурри, по каким-то загадочным соображениям, хочет во что бы то ни стало освободиться от присутствия на строительстве двух своих американских коллег. В отношении Баркера это удалось ему без большого труда, в отношении же Кларка он, видимо, потерпел неудачу.
Я развернул за инженером Мурри самое пристальное наблюдение, однако ничего подозрительного не установил, за исключением разве его частых поездок верхом на охоту, затягивавшихся иногда до поздней ночи. Следующим событием, которое заставило меня ещё внимательнее присмотреться к работе инженера Мурри, было нашумевшее дело Уртабаева. Как известно, первым обвинением, предъявленным Уртабаеву, было обвинение в самовольной переброске собственным ходом десятка экскаваторов с пристани на головной участок, вопреки протесту представителя фирмы Бьюсайрус, инженера Баркера. Так как Уртабаев утверждал, что действовал с согласия Баркера, сам же Баркер уехал к тому времени в Америку, – единственным свидетелем, выступавшие против Уртабаева, был инженер Мурри. Именно этот факт заставил меня отнестись крайне осторожно ко всему делу Уртабаева. К сожалению, дальнейшие факторы, усложнившие это дело, значительно затормозили его раскрытие.
Впоследствии, когда уже удалось вскрыть ложный характер доноса и разоблачить Ходжиярова, связь между обвинением Уртабаева в незаконной переброске экскаваторов и другими обвинениями стала для меня неоспоримой. Прежде всего в процессе дальнейшего строительства выявилось на практике, что переброска экскаваторов самоходом даже на довольно значительное расстояние не влечёт за собой таких катастрофических последствий, какими, от имени Баркера, пугал управление инженер Мурри. Во-вторых: отказ от переброски самоходом и перевозка механизмов тракторами отразились на строительстве весьма плачевно. Во время перевозки подверглось поломке большинство тракторов и затерялось много необходимых частей от экскаваторов. Уличить инженера Мурри в ложном обвинении всё же не представлялось возможным. Единственный человек, который мог бы это сделать, инженер Баркер, находился в Америке и не отвечал ни на какие запросы строительства. Я склонен предполагать, что Мурри предупредил его письмом. Возможно, он запугал Баркера, что эксперимент Уртабаева окончился катастрофически, и Баркер, опасаясь последствий и осложнений с фирмой, предпочёл кануть в воду.
Не имея в руках никаких прямых доказательств, я тем не менее склонялся к подозрению, что инженер Мурри приехал сюда с прямым заданием – разложить работу нашего строительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158