Подписав приказ о доставке инженера в Ташкент, Комаренко позвонил и попросил стакан крепкого чая. Было большое желание помыть руки, как после гнойной операции. Непреодолимое омерзение: такие смеют называть себя врагами! Чай, мутный, как дождь, не рассеял неприятного привкуса.
Зазвонил телефон:
– Мухтаров и Галиев по личному делу.
– Пропустите.
Вошёл секретарь райкома в сопровождении судебного следователя, татарина Галиева.
– Здравствуйте, товарищи, присаживайтесь! Чем могу быть полезен?
– У него к тебе дело, – Мухтаров указал на следователя.
– Дело, собственно говоря, небольшое, – следователь придвинулся со стулом к Комаренко. – Товарищ Мухтаров сказал мне, что вы являетесь членом правления колхоза «Красный Октябрь» и знаете отдельных колхозников.
– Кое-кого знаю.
– Знаете Хайдара Раджебова?
– Знаю. Член нашего правления. Осенью выбирали.
– Что вы о нём думаете?
– То есть в какой области?
– Видите ли, Хайдар Раджебов вчера зарезал жену. Случай сам по себе банальный, но, поскольку в нашем районе в этом году был уже один факт убийства женщины мужем, необходимо будет устроить показательный суд. Ну, и конечно, по всем данным, придётся применить высшую меру.
– Хайдар Раджебов? Тот, который в Сталинабад на съезд колхозников ездил и обратно на самолёте прилетел?
– Этот самый.
– Жену убил, говорите?
– Зарезал. На редкость зверское убийство. Голова отрезана почти совсем. Две раны в грудь, и кисти рук перерезаны. Очевидно, защищалась.
– А на какой же почве, выяснено?
– Отец и соседи говорят, что уйти от него хотела. Раджебов давно уже будто бы грозил, что её прирежет, и вообще плохо с ней обращался. Есть только одно противоречащее показание женщины… как её звать?… – следователь поискал в блокноте. – Вдова Зумрат. Вот эта вдова Зумрат знает и убийцу и убитую, и говорит, что во всём кишлаке не было более дружной пары. Ни один мужчина не обращался так хорошо с женой, как Раджебов. Вот, основываясь на их исключительно дружеских отношениях и обоюдной любви, вдова отрицает возможность убийства жены Раджебовым. Но это – конечно, не доказательство. Наоборот, большинство такого рода убийств происходит именно на почве ревности.
– А свидетели есть? Видел кто-нибудь?
– Соседи слышали крик и возню. Дверь была заперта изнутри. Побежали предупредить отца. Отец, когда прибежал, натолкнулся уже в дверях на убегающего Раджебова. Хотел его задержать, но тот замахнулся на него ножом. Раджебов вернулся в кишлак к вечеру, когда на месте происшествия была уже милиция и я проводил как раз опрос свидетелей. При предварительном осмотре никаких следов на нём не оказалось. Да это и немудрено при таком дожде… Не говоря уже о том, что мог помыться и выстирать халат в первом попавшемся арыке.
– Что показывает сам Раджебов?
– Когда пришёл, – я как раз сидел в его кибитке, – Раджебов кинулся к убитой и начал громко кричать. Я, к сожалению, плохо понимаю таджикский язык. Но это обычно: позднее раскаяние. Потом, когда его взяли милиционеры, замолк и больше не вымолвил ни слова. Производит впечатление человека, испытавшего сильное психическое потрясение. Выжать из него ничего не удалось.
– Подождите, подождите, я же его недавно видел. Когда это было? По-моему, вчера, здесь, в местечке.
– В какое время, не помните? – насторожился следователь.
– Подождите, сейчас вспомню. Кажется, часа в четыре, когда возвращался с обеда. Тут, на улице, около управления. Знаете, почему запомнил? Встретил в этот день как раз двух дехкан из моего колхоза: сначала Раджебова, а потом сына Шохобдина Касымова, тоже здесь где-то недалеко от управления.
– Вы уверены, что это было вчера и именно около четырёх часов дня?
– Почти уверен.
– Видите, это очень важно. Приблизительно в это время было совершено убийство.
– Понимаете, твёрдо сказать, что это было как раз в четыре и что это был наверное Раджебов, я всё-таки не берусь. При такой погоде все кошки серы. И потом на часы я не смотрел. Могу ошибиться.
– Так. А насчёт личности самого Раджебова не сможете мне что-нибудь сказать?
– Что ж, о Раджебове знаю, пожалуй, столько, сколько и Мухтаров. Особенной политической активностью Хайдар никогда не отличался. Папаша его жены, Мелик Абдукадыров, в двадцать втором году двух красноармейцев прирезал, во дворе у него ночевали. Но это – старые дела. Мало ли чего тогда не делали по несознательности и байскому наущению. С тех пор ничего такого за ним не числится.
– А о свидетелях вы не сможете чего-нибудь сказать? О главном свидетеле, соседе Раджебова, председателе колхоза Давляте, товарищ Мухтаров дал мне самый лестный отзыв.
Комаренко молча созерцал спиральную струйку дыма.
– Знаешь что, Мухтаров, не нравится мне этот колхоз. Что мы, брат, по совести говоря, знаем о его составе, кроме того, что многие теперешние колхозники в двадцать втором году ушли в Афганистан с басмачами, а в двадцать восьмом вернулись обратно?
– Но-но, не надо преувеличивать, – обиделся Мух таров. – Мало ли кто из дехкан путался в прошлом с басмачами. Кто здесь знал толком в двадцать втором году, что такое советская власть?
– Я не об этом. Я говорю: мало ли баев, раскулачившись заранее в Афганистане, могло пролезть в такие колхозы? А сколько байских ставленников? В таких колхозах, как этот, необходимо было провести особенно большую политическую работу. Провели ли мы её в достаточной мере? Бросили ли мы туда достаточные силы? Кого?
– Ну, хотя бы Давлята.
– Помнишь, по осени ездили мы туда с тобой собрание проводить? Приехал я тогда домой, всю дорогу об этом колхозе думал. Не нравятся мне эти активисты.
– Ты про кого?
– Возьмите к примеру Шохобдина Касымова, которого мы тогда вывели из правления. Кто он, по-твоему?
– Крепкий середняк. Больше сорока баранов никто у него не помнит.
– А вот, прежде чем сюда вернуться, этот самый Шохобдин Касымов в Афганистане, в Мазар-и-Шерифе, продал приличное стадо баранов. Заверяет, будто бараны не его, а тестя. Иди проверь! А приехал к нам, в двадцать девятом году сразу в колхоз вошёл, первый ратовал… Или этот твой Давлят. Ты на меня, Мухтаров, не обижайся. Я знаю: активист и всякое такое. Но отбрось ты на минуту его активность и хозяйственные способности и сопоставь кое-какие мелкие факты. Где только какое-нибудь тёмное дело, там уже Давлят тут как тут. Возьми дело с Ходжияровым: кто принимал Ходжиярова в колхоз? Давлят. Кто рекомендовал его в партию? Давлят. Кто представлял его к почётной грамоте? Давлят… Так что со свидетелями, товарищ Галиев, будьте поосторожнее. Добейтесь лучше показаний от самого Раджебова.
Глава седьмая
Шесть экскаваторов скребли бугристое дно канала. Меж крутых отвалов текла ночь сухим паводком электрического света. Затрепыхал свисток, и экскаваторы, послушно повернув головы, застыли в напряжённом ожидании.
Кларк, скользя по камням, сбежал вниз.
– Ну, что есть? Тут тоже скала?
Андрей Савельевич поднял большой осколок породы, отколупнул кусочек ногтем, растёр в пальцах и попробовал на язык.
– Конгломерат. На вкус – вроде как глина, а начнёшь копать – камень. Экскаватор её не возьмёт, только ковши изуродуем. Придётся рвать.
– А сколько тут такой грунт?
– Вплоть до семнадцатого пикета. Как выберут девять-десять метров, так кончается галька и начинается вот эта, извините за выражение, дрянь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158