А поскольку я тоже был занят, то не слишком настаивал.
Было множество разных вопросов, которые мы не расследовали. Один из них был связан с загадкой мистера Беггса, бывшего директора НАСА, которого сняли с поста во время некоего расследования, которое не имело никакого отношения к шаттлу; незадолго до катастрофы его заменил Граэм. Тем не менее, оказалось, что Бегтс каждый день приходил в свой старый офис. К нему приходили люди, хотя он никогда не разговаривал с Граэмом. Чем он занимался? Руководил ли он по-прежнему каким-нибудь направлением деятельности НАСА?
Время от времени я пытался заинтересовать мистера Роджерса подобными мелочами. Я говорил: «В нашей комиссии есть юристы, есть руководители компаний: прекрасные люди с опытом работы в различных областях. У нас есть люди, которые знают, как вытянуть ответ из парня, когда он не хочет что-нибудь говорить. Я не знаю, как это сделать. Если кто-то говорит мне, что вероятность выхода из строя равна 1 к 105, я знаю, что он несет чушь – но я не знаю, что естественно для бюрократической системы. Мы должны были собрать больших шишек вместе и задавать им вопросы: как мы расспрашивали менеджеров второго уровня вроде мистера Маллоя, так мы должны расспросить и менеджеров первого уровня».
Он отвечал: «Да, я с Вами согласен».
Позже мистер Роджерс рассказал мне, что написал письмо каждому из высокопоставленных лиц, но они ответили, что им нечего нам рассказать.
Был также и вопрос давления со стороны Белого Дома.
Идея отправить в космос учителя в качестве символа приверженности нации к образованию принадлежала президенту. Он выдвинул эту идею год назад в обращении к Конгрессу. Теперь, год спустя, опять приближалось время ежегодного обращения. Было бы идеально, если бы во время этого обращения учитель из космоса говорил с президентом и Конгрессом. Случайные свидетельства всегда производят самое сильное впечатление.
Я переговорил на этот счет со многим людьми и узнал разные мнения, но, в конечном итоге, пришел к выводу, что давления со стороны Белого Дома не было.
Во-первых, человек, который вынудил «Тиокол» изменить свою позицию, мистер Маллой, был менеджером второго уровня. Заранее никто не мог предсказать, что может помешать запуску шаттла. Если представить, что Маллою сказали: «Сделайте так, чтобы завтра шаттл полетел, так как этого хочет президент», – то нужно представить, что все остальные на его уровне тоже должны были получить это предупреждение – а на его уровне много людей. Сообщить подобную информацию такому количеству людей – значит точно знать, что будут утечки. Так что такое давление было, скорее всего, невероятно.
Ко времени окончания работы комиссии я гораздо лучше понял характер операций в Вашингтоне и в НАСА. Наблюдая за их работой, я понял, что люди, работающие в большой системе наподобие НАСА знают, что нужно делать и им не нужно об этом говорить.
Большое давление в отношении продолжения полетов шаттла уже существовало. У НАСА был графиков полетов, которого старались придерживаться просто для того, чтобы показать возможности НАСА – вне зависимости от того, собирается ли президент выступать с речью или нет. Поэтому я не верю, чтобы Белый Дом прикладывал какие-то усилия или напрямую давил на НАСА. В этом не было необходимости, поэтому я не верю, что это имело место.
Я мог бы провести для вас небольшую аналогию с тем, что происходило. Все вы знаете знаки, которые иногда появляются в задних окнах автомобиля – маленькие желтые ромбики, на которых написано: В МАШИНЕ РЕБЕНОК, или что-нибудь вроде того? Вам не нужно говорить мне, что в машине ребенок; я все равно буду ехать осторожно! Что я должен сделать, увидев подобную надпись: вести себя как-то иначе? Будто бы я прямо сразу поеду более осторожно и не стану врезаться в машину с ребенком, когда я и так не собираюсь врезаться в эту машину!
Точно также и НАСА пыталась запустить шаттл при любых обстоятельствах: не нужно сообщать, что там ребенок или что там учитель, или что именно этот шаттл важно запустить для президента.
Теперь, когда я обсудил с некоторыми людьми свои впечатления от работы в комиссии, я думаю, что начал понимать кое-что, чего не понимал раньше. Например, то, что я сказал доктору Килу и что его так сильно расстроило. Недавно я поговорил с человеком, который провел в Вашингтоне очень много времени, и я задал ему конкретный вопрос, который, если бы он не воспринял его правильно, можно было бы счесть серьезным оскорблением. Мне бы хотелось подробнее остановиться на этом вопросе, потому что, по-моему, именно об этом я и пытался заговорить с доктором Килом.
Единственная возможность достичь реального успеха в науке, знакомой мне области, – аккуратно описать полученные факты, независимо от того, какими вам хочется их представить. Если у вас есть теория, то вы должны попытаться объяснить все ее хорошие и плохие стороны, уделив им равное внимание. В науке учишься нормальной цельности и честности.
В других областях, например, в бизнесе, все иначе. Скажем, почти каждая реклама, которую вы видите, совершенно очевидно предназначена, так или иначе, для того, чтобы обмануть покупателя: то, что вам не хотят показывать, напечатано мелким шрифтом; все предложения составлены весьма двусмысленно. Любому человеку ясно, что продукт представляют не по-научному, так как отсутствует равновесие между его плохими и хорошими качествами. Поэтому в торговле наблюдается недостаток честности.
Моему отцу были присущи дух и честность ученого, но он занимался торговлей. Я помню, что как-то спросил у него: «Как честный человек может торговать?»
Он ответил: «Откровенно говоря, многие торговцы ведут себя нечестно – им кажется, что так легче продавать. Но я пытался быть честным и нахожу, что у такого поведения есть свои преимущества. На самом деле я и не сумел бы торговать по-другому. Если покупатель вообще думает, то он поймет, что с другим продавцом у него был неприятный опыт, тогда как с тобой ничего подобного не было. Таким образом, в конце концов, некоторые покупатели работают только с тобой и ценят это».
Мой отец не был важным, преуспевающим, знаменитым торговцем; он работал менеджером по продажам в небольшой компании, которая торговала униформой. Он был успешным, но не до умопомрачения.
Когда я вижу конгрессмена, который выражает свое мнение по какому-то вопросу, я всегда думаю, действительно ли это его настоящее мнение или мнение, которое он придумал, чтобы победить на выборах. Судя по всему, это составляет центральную проблему для политиков. Поэтому я часто думаю: как честность связана с работой в правительстве?
Доктор Кил же начал с того, что сказал мне, что имеет степень по физике. Я всегда думаю, что любой человек, который занимается физикой, обладает честностью – возможно, в этом отношении я тоже наивен, – так что я, должно быть, задал ему вопрос, над которым часто размышляю: «Как честный человек может работать в Вашингтоне?»
Этот вопрос очень легко истолковать превратно: «Поскольку вы работаете в Вашингтоне, вы не можете быть честным человеком!»
Кроме того, теперь я лучше понимаю еще кое-что, связанное с местом рождения идеи о том, что холод оказывает влияние на кольца. Это была идея генерала Кутины, который позвонил мне и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Было множество разных вопросов, которые мы не расследовали. Один из них был связан с загадкой мистера Беггса, бывшего директора НАСА, которого сняли с поста во время некоего расследования, которое не имело никакого отношения к шаттлу; незадолго до катастрофы его заменил Граэм. Тем не менее, оказалось, что Бегтс каждый день приходил в свой старый офис. К нему приходили люди, хотя он никогда не разговаривал с Граэмом. Чем он занимался? Руководил ли он по-прежнему каким-нибудь направлением деятельности НАСА?
Время от времени я пытался заинтересовать мистера Роджерса подобными мелочами. Я говорил: «В нашей комиссии есть юристы, есть руководители компаний: прекрасные люди с опытом работы в различных областях. У нас есть люди, которые знают, как вытянуть ответ из парня, когда он не хочет что-нибудь говорить. Я не знаю, как это сделать. Если кто-то говорит мне, что вероятность выхода из строя равна 1 к 105, я знаю, что он несет чушь – но я не знаю, что естественно для бюрократической системы. Мы должны были собрать больших шишек вместе и задавать им вопросы: как мы расспрашивали менеджеров второго уровня вроде мистера Маллоя, так мы должны расспросить и менеджеров первого уровня».
Он отвечал: «Да, я с Вами согласен».
Позже мистер Роджерс рассказал мне, что написал письмо каждому из высокопоставленных лиц, но они ответили, что им нечего нам рассказать.
Был также и вопрос давления со стороны Белого Дома.
Идея отправить в космос учителя в качестве символа приверженности нации к образованию принадлежала президенту. Он выдвинул эту идею год назад в обращении к Конгрессу. Теперь, год спустя, опять приближалось время ежегодного обращения. Было бы идеально, если бы во время этого обращения учитель из космоса говорил с президентом и Конгрессом. Случайные свидетельства всегда производят самое сильное впечатление.
Я переговорил на этот счет со многим людьми и узнал разные мнения, но, в конечном итоге, пришел к выводу, что давления со стороны Белого Дома не было.
Во-первых, человек, который вынудил «Тиокол» изменить свою позицию, мистер Маллой, был менеджером второго уровня. Заранее никто не мог предсказать, что может помешать запуску шаттла. Если представить, что Маллою сказали: «Сделайте так, чтобы завтра шаттл полетел, так как этого хочет президент», – то нужно представить, что все остальные на его уровне тоже должны были получить это предупреждение – а на его уровне много людей. Сообщить подобную информацию такому количеству людей – значит точно знать, что будут утечки. Так что такое давление было, скорее всего, невероятно.
Ко времени окончания работы комиссии я гораздо лучше понял характер операций в Вашингтоне и в НАСА. Наблюдая за их работой, я понял, что люди, работающие в большой системе наподобие НАСА знают, что нужно делать и им не нужно об этом говорить.
Большое давление в отношении продолжения полетов шаттла уже существовало. У НАСА был графиков полетов, которого старались придерживаться просто для того, чтобы показать возможности НАСА – вне зависимости от того, собирается ли президент выступать с речью или нет. Поэтому я не верю, чтобы Белый Дом прикладывал какие-то усилия или напрямую давил на НАСА. В этом не было необходимости, поэтому я не верю, что это имело место.
Я мог бы провести для вас небольшую аналогию с тем, что происходило. Все вы знаете знаки, которые иногда появляются в задних окнах автомобиля – маленькие желтые ромбики, на которых написано: В МАШИНЕ РЕБЕНОК, или что-нибудь вроде того? Вам не нужно говорить мне, что в машине ребенок; я все равно буду ехать осторожно! Что я должен сделать, увидев подобную надпись: вести себя как-то иначе? Будто бы я прямо сразу поеду более осторожно и не стану врезаться в машину с ребенком, когда я и так не собираюсь врезаться в эту машину!
Точно также и НАСА пыталась запустить шаттл при любых обстоятельствах: не нужно сообщать, что там ребенок или что там учитель, или что именно этот шаттл важно запустить для президента.
Теперь, когда я обсудил с некоторыми людьми свои впечатления от работы в комиссии, я думаю, что начал понимать кое-что, чего не понимал раньше. Например, то, что я сказал доктору Килу и что его так сильно расстроило. Недавно я поговорил с человеком, который провел в Вашингтоне очень много времени, и я задал ему конкретный вопрос, который, если бы он не воспринял его правильно, можно было бы счесть серьезным оскорблением. Мне бы хотелось подробнее остановиться на этом вопросе, потому что, по-моему, именно об этом я и пытался заговорить с доктором Килом.
Единственная возможность достичь реального успеха в науке, знакомой мне области, – аккуратно описать полученные факты, независимо от того, какими вам хочется их представить. Если у вас есть теория, то вы должны попытаться объяснить все ее хорошие и плохие стороны, уделив им равное внимание. В науке учишься нормальной цельности и честности.
В других областях, например, в бизнесе, все иначе. Скажем, почти каждая реклама, которую вы видите, совершенно очевидно предназначена, так или иначе, для того, чтобы обмануть покупателя: то, что вам не хотят показывать, напечатано мелким шрифтом; все предложения составлены весьма двусмысленно. Любому человеку ясно, что продукт представляют не по-научному, так как отсутствует равновесие между его плохими и хорошими качествами. Поэтому в торговле наблюдается недостаток честности.
Моему отцу были присущи дух и честность ученого, но он занимался торговлей. Я помню, что как-то спросил у него: «Как честный человек может торговать?»
Он ответил: «Откровенно говоря, многие торговцы ведут себя нечестно – им кажется, что так легче продавать. Но я пытался быть честным и нахожу, что у такого поведения есть свои преимущества. На самом деле я и не сумел бы торговать по-другому. Если покупатель вообще думает, то он поймет, что с другим продавцом у него был неприятный опыт, тогда как с тобой ничего подобного не было. Таким образом, в конце концов, некоторые покупатели работают только с тобой и ценят это».
Мой отец не был важным, преуспевающим, знаменитым торговцем; он работал менеджером по продажам в небольшой компании, которая торговала униформой. Он был успешным, но не до умопомрачения.
Когда я вижу конгрессмена, который выражает свое мнение по какому-то вопросу, я всегда думаю, действительно ли это его настоящее мнение или мнение, которое он придумал, чтобы победить на выборах. Судя по всему, это составляет центральную проблему для политиков. Поэтому я часто думаю: как честность связана с работой в правительстве?
Доктор Кил же начал с того, что сказал мне, что имеет степень по физике. Я всегда думаю, что любой человек, который занимается физикой, обладает честностью – возможно, в этом отношении я тоже наивен, – так что я, должно быть, задал ему вопрос, над которым часто размышляю: «Как честный человек может работать в Вашингтоне?»
Этот вопрос очень легко истолковать превратно: «Поскольку вы работаете в Вашингтоне, вы не можете быть честным человеком!»
Кроме того, теперь я лучше понимаю еще кое-что, связанное с местом рождения идеи о том, что холод оказывает влияние на кольца. Это была идея генерала Кутины, который позвонил мне и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54