При этом имелось в виду, что после окончания эксперимента в контуре циркуляции осталось бы четыре насоса для надежного охлаждения активной зоны.
Тут надо разъяснить читателю, что гидравлическое сопротивление активной зоны и контура принудительной циркуляции имеет прямую зависимость от мощности реактора. А поскольку мощность реактора была мала (всего 200 МВт тепловых), гидравлическое сопротивление активной зоны тоже было низкое. В работе же находились все восемь главных циркуляционных насосов, суммарный расход воды через реактор возрос до 60 тысяч кубических метров в час, при норме 45 тысяч метров кубических в час, что является грубым нарушением регламента эксплуатации. При таком режиме работы насосы могут сорвать подачу, возможно возникновение вибрации трубопроводов контура вследствие кавитации (вскипание воды с сильными гидроударами).
Резкое увеличение расхода воды через реактор привело к уменьшению парообразования, падению давления пара в барабанах-сепараторах, куда поступает пароводяная смесь из реактора, к нежелательному изменению других параметров.
Старший инженер управления реактором Леонид Топтунов, начальник смены блока Александр Акимов и старший инженер управления блоком Борис Столярчук пытались вручную поддерживать параметры реактора: давление пара и уровень воды в барабанах-сепараторах, однако в полной мере сделать это не смогли. В это время в барабанах-сепараторах наблюдались провалы по давлению пара на 5–6 атмосфер и провалы по уровню воды ниже аварийной уставки. А. Акимов с согласия А. С. Дятлова приказал заблокировать сигналы аварийной защиты по этим параметрам.
Спрашивается, можно ли было в этой ситуации избежать катастрофы? Можно. Надо было только категорически отказаться от проведения эксперимента, подключить к реактору систему аварийного охлаждения реактора (САОР), задействовать аварийные дизель-генераторы, зарезервировав таким образом электропитание на случай полного обесточивания. Вручную ступенями приступить к снижению мощности реактора, вплоть до его полной остановки, ни в коем случае не сбрасывая аварийную защиту, ибо это было равносильно взрыву…
Но этот шанс не был использован. Реактивность реактора продолжала медленно падать…
В 1 час 22 минуты 30 секунд (за полторы минуты до взрыва) СИУР Леонид Топтунов по распечатке программы быстрой оценки запаса реактивности увидел, что он составлял величину, требующую немедленной остановки реактора. То есть те самые 18 стержней вместо необходимых двадцати восьми. Некоторое время он колебался. Ведь бывали случаи, когда вычислительная машина ошибалась. Тем не менее Топтунов доложил обстановку Акимову и Дятлову.
Еще не поздно было прекратить эксперимент и осторожно вручную снизить мощность реактора, пока цела активная зона. Но этот шанс был упущен, и испытания начались. При этом нужно подчеркнуть, что все операторы, кроме Топтунова и Акимова, которых все же смутили данные вычислительной машины, были спокойны и уверены в своих действиях. Спокоен был и Дятлов. Он прохаживался вдоль помещения блочного щита управления и поторапливал ребят:
– Еще две-три минуты, и все будет кончено. Веселей, парни!
В 1 час 23 минуты 04 секунды старший инженер управления турбиной Игорь Кершенбаум по команде Г. П. Метленко: «Осциллограф включен!» закрыл стопорно-дроссельные клапаны восьмой турбины, и начался выбег ротора генератора. Одновременно была нажата и кнопка «МПА» (максимальной проектной аварии). Таким образом, оба турбоагрегата – седьмой и восьмой – были отключены. Имеющаяся аварийная защита реактора по отключению двух турбин была заблокирована, чтобы иметь возможность повторить испытания, если первая попытка окажется неудачной. Тем самым было сделано еще одно отступление от программы испытаний, в которой не предусматривалась блокировка аварийной защиты реактора по отключению двух турбоагрегатов. Но весь парадокс заключался в том, что если бы действия операторов были в данном случае правильными, а блокировка не выведена, то по отключению второй турбины сработала бы аварийная защита, и взрыв настиг бы нас на полторы минуты раньше…
В этот же момент, то есть в 1 час 23 минуты 04 секунды, началось запаривание главных циркнасосов и произошло уменьшение расхода воды через активную зону. В технологических каналах реактора вскипел теплоноситель. Процесс при этом развивался вначале медленно, и через некоторое время после начала испытаний стала медленно повышаться мощность. Кто знает, может быть, рост мощности и в дальнейшем оказался бы плавным, кто знает…
Старший инженер управления реактором Леонид Топтунов первым заметил рост мощности и забил тревогу.
– Надо бросать аварийную защиту, Александр Федорович, разгоняемся, – сказал он Акимову.
Акимов быстро посмотрел распечатку вычислительной машины. Процесс развивался медленно. Да, медленно… Акимов колебался. Был, правда, и другой сигнал: восемнадцать стержней вместо двадцати восьми, но… Начальник смены блока испытывал сложные чувства. Ведь он не хотел подниматься после падения мощности до 30 МВт. Не хотел… До ощущения тошноты, до слабости в ногах не хотел. Не сумел, правда, противостоять Дятлову. Характера не хватило. Скрепя сердце, подчинился. А когда подчинился, пришла уверенность. Поднял мощность реактора из нерегламентного состояния и все это время ждал достаточно серьезной новой причины для нажатия кнопки аварийной защиты. Теперь, похоже, такое время настало.
Можно также предположить, что блокировка на срабатывание аварийной защиты была заведена на кнопку «МПА», при нажатии которой стержни «АЗ» вниз почему-то не пошли.
Это могло послужить причиной того, что Акимов в 1 час 23 минуты 40 секунд нажал кнопку «АЗ», пытаясь продублировать аварийный сигнал…
Но это только предположение. Документальных подтверждений или свидетельств очевидцев на этот счет пока нет…
– Бросаю аварийную защиту! – крикнул Акимов и протянул руку к красной кнопке.
В 1 час 23 минуты 40 секунд начальник смены блока Александр Акимов нажал кнопку аварийной защиты пятого рода, по сигналу которой в активную зону вошли все регулирующие стержни, находившиеся вверху, а также стержни собственно аварийной защиты. Но прежде всего в зону вошли те роковые концевые участки стержней, которые дают приращение реактивности половину беты из-за обезвоживания каналов СУЗ. И они вошли в реактор как раз в тот момент, когда там началось обширное парообразование, также дающее мощное приращение реактивности. Тот же эффект дал рост температуры активной зоны. Сошлись воедино три неблагоприятных для активной зоны фактора.
Последовательность развития аварии могла быть несколько иной. При относительно спокойных параметрах и падающем расходе теплоносителя (снижались обороты выбегающего ротора) введение в активную зону стержней СУЗ (положительная реактивность более 0,5 р) явилось провоцирующим фактором. Вскипел теплоноситель, добавив свою составляющую (до 4 (3), плюс температурный эффект. Далее – лавинный разгон, взрыв…
В любом случае эти проклятые 0,5 в и были той последней каплей, которая переполнила «чашу терпения» реактора.
Вот тут-то Акимову и Топтунову надо было бы повременить, не нажимать кнопку, тут-то, ой, как пригодилась бы система аварийного охлаждения реактора (САОР), которая была отключена, закрыта на цепь и опломбирована, тут бы надо было им срочно заняться главными циркуляционными насосами, подать во всасывающую линию холодную воду, сбить кавитацию, прекратить запаривание и тем самым подать воду в реактор и уменьшить парообразование, а стало быть, высвобождение избыточной реактивности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Тут надо разъяснить читателю, что гидравлическое сопротивление активной зоны и контура принудительной циркуляции имеет прямую зависимость от мощности реактора. А поскольку мощность реактора была мала (всего 200 МВт тепловых), гидравлическое сопротивление активной зоны тоже было низкое. В работе же находились все восемь главных циркуляционных насосов, суммарный расход воды через реактор возрос до 60 тысяч кубических метров в час, при норме 45 тысяч метров кубических в час, что является грубым нарушением регламента эксплуатации. При таком режиме работы насосы могут сорвать подачу, возможно возникновение вибрации трубопроводов контура вследствие кавитации (вскипание воды с сильными гидроударами).
Резкое увеличение расхода воды через реактор привело к уменьшению парообразования, падению давления пара в барабанах-сепараторах, куда поступает пароводяная смесь из реактора, к нежелательному изменению других параметров.
Старший инженер управления реактором Леонид Топтунов, начальник смены блока Александр Акимов и старший инженер управления блоком Борис Столярчук пытались вручную поддерживать параметры реактора: давление пара и уровень воды в барабанах-сепараторах, однако в полной мере сделать это не смогли. В это время в барабанах-сепараторах наблюдались провалы по давлению пара на 5–6 атмосфер и провалы по уровню воды ниже аварийной уставки. А. Акимов с согласия А. С. Дятлова приказал заблокировать сигналы аварийной защиты по этим параметрам.
Спрашивается, можно ли было в этой ситуации избежать катастрофы? Можно. Надо было только категорически отказаться от проведения эксперимента, подключить к реактору систему аварийного охлаждения реактора (САОР), задействовать аварийные дизель-генераторы, зарезервировав таким образом электропитание на случай полного обесточивания. Вручную ступенями приступить к снижению мощности реактора, вплоть до его полной остановки, ни в коем случае не сбрасывая аварийную защиту, ибо это было равносильно взрыву…
Но этот шанс не был использован. Реактивность реактора продолжала медленно падать…
В 1 час 22 минуты 30 секунд (за полторы минуты до взрыва) СИУР Леонид Топтунов по распечатке программы быстрой оценки запаса реактивности увидел, что он составлял величину, требующую немедленной остановки реактора. То есть те самые 18 стержней вместо необходимых двадцати восьми. Некоторое время он колебался. Ведь бывали случаи, когда вычислительная машина ошибалась. Тем не менее Топтунов доложил обстановку Акимову и Дятлову.
Еще не поздно было прекратить эксперимент и осторожно вручную снизить мощность реактора, пока цела активная зона. Но этот шанс был упущен, и испытания начались. При этом нужно подчеркнуть, что все операторы, кроме Топтунова и Акимова, которых все же смутили данные вычислительной машины, были спокойны и уверены в своих действиях. Спокоен был и Дятлов. Он прохаживался вдоль помещения блочного щита управления и поторапливал ребят:
– Еще две-три минуты, и все будет кончено. Веселей, парни!
В 1 час 23 минуты 04 секунды старший инженер управления турбиной Игорь Кершенбаум по команде Г. П. Метленко: «Осциллограф включен!» закрыл стопорно-дроссельные клапаны восьмой турбины, и начался выбег ротора генератора. Одновременно была нажата и кнопка «МПА» (максимальной проектной аварии). Таким образом, оба турбоагрегата – седьмой и восьмой – были отключены. Имеющаяся аварийная защита реактора по отключению двух турбин была заблокирована, чтобы иметь возможность повторить испытания, если первая попытка окажется неудачной. Тем самым было сделано еще одно отступление от программы испытаний, в которой не предусматривалась блокировка аварийной защиты реактора по отключению двух турбоагрегатов. Но весь парадокс заключался в том, что если бы действия операторов были в данном случае правильными, а блокировка не выведена, то по отключению второй турбины сработала бы аварийная защита, и взрыв настиг бы нас на полторы минуты раньше…
В этот же момент, то есть в 1 час 23 минуты 04 секунды, началось запаривание главных циркнасосов и произошло уменьшение расхода воды через активную зону. В технологических каналах реактора вскипел теплоноситель. Процесс при этом развивался вначале медленно, и через некоторое время после начала испытаний стала медленно повышаться мощность. Кто знает, может быть, рост мощности и в дальнейшем оказался бы плавным, кто знает…
Старший инженер управления реактором Леонид Топтунов первым заметил рост мощности и забил тревогу.
– Надо бросать аварийную защиту, Александр Федорович, разгоняемся, – сказал он Акимову.
Акимов быстро посмотрел распечатку вычислительной машины. Процесс развивался медленно. Да, медленно… Акимов колебался. Был, правда, и другой сигнал: восемнадцать стержней вместо двадцати восьми, но… Начальник смены блока испытывал сложные чувства. Ведь он не хотел подниматься после падения мощности до 30 МВт. Не хотел… До ощущения тошноты, до слабости в ногах не хотел. Не сумел, правда, противостоять Дятлову. Характера не хватило. Скрепя сердце, подчинился. А когда подчинился, пришла уверенность. Поднял мощность реактора из нерегламентного состояния и все это время ждал достаточно серьезной новой причины для нажатия кнопки аварийной защиты. Теперь, похоже, такое время настало.
Можно также предположить, что блокировка на срабатывание аварийной защиты была заведена на кнопку «МПА», при нажатии которой стержни «АЗ» вниз почему-то не пошли.
Это могло послужить причиной того, что Акимов в 1 час 23 минуты 40 секунд нажал кнопку «АЗ», пытаясь продублировать аварийный сигнал…
Но это только предположение. Документальных подтверждений или свидетельств очевидцев на этот счет пока нет…
– Бросаю аварийную защиту! – крикнул Акимов и протянул руку к красной кнопке.
В 1 час 23 минуты 40 секунд начальник смены блока Александр Акимов нажал кнопку аварийной защиты пятого рода, по сигналу которой в активную зону вошли все регулирующие стержни, находившиеся вверху, а также стержни собственно аварийной защиты. Но прежде всего в зону вошли те роковые концевые участки стержней, которые дают приращение реактивности половину беты из-за обезвоживания каналов СУЗ. И они вошли в реактор как раз в тот момент, когда там началось обширное парообразование, также дающее мощное приращение реактивности. Тот же эффект дал рост температуры активной зоны. Сошлись воедино три неблагоприятных для активной зоны фактора.
Последовательность развития аварии могла быть несколько иной. При относительно спокойных параметрах и падающем расходе теплоносителя (снижались обороты выбегающего ротора) введение в активную зону стержней СУЗ (положительная реактивность более 0,5 р) явилось провоцирующим фактором. Вскипел теплоноситель, добавив свою составляющую (до 4 (3), плюс температурный эффект. Далее – лавинный разгон, взрыв…
В любом случае эти проклятые 0,5 в и были той последней каплей, которая переполнила «чашу терпения» реактора.
Вот тут-то Акимову и Топтунову надо было бы повременить, не нажимать кнопку, тут-то, ой, как пригодилась бы система аварийного охлаждения реактора (САОР), которая была отключена, закрыта на цепь и опломбирована, тут бы надо было им срочно заняться главными циркуляционными насосами, подать во всасывающую линию холодную воду, сбить кавитацию, прекратить запаривание и тем самым подать воду в реактор и уменьшить парообразование, а стало быть, высвобождение избыточной реактивности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70