У демократа есть «Известия» и «Московские новости», у коммуниста есть «Правда», «Завтра», «Парламентский час» на телевидении, у фашиста тоже есть свой листок… Другой свободы слова не бывает и быть не может, да и нет ее нигде, даже в самых наидемократичнейших странах.
– Давайте коснемся еще одной темы, на мой взгляд – очень важной. Известно, что большинство представителей нашей либеральной интеллигенции – последовательные сторонники происшедших в стране изменений вообще и радикальных экономических реформ в частности. И они не устают убеждать сограждан: да, реформы долги и болезненны, десятки миллионов людей оказались на грани нищеты и даже за ней, но это жертвы, которые можно и нужно было принести на алтарь главного достижения «либеральной революции» – обретенной россиянами свободы. Но не кажется ли Вам, что для большинства людей куда важнее, чем возможность говорить что думаешь и свободно выезжать за границу, возможность иметь крышу над головой, работу, вовремя получаемую и достойную зарплату, обеспеченную старость для родственников, возможность вырастить детей и дать им образование?
– Я вовсе не придерживаюсь сформулированной вами точки зрения, и уж во всяком случае никогда я не изрекал всех этих патетических сентенций насчет «жертв, которые можно и нужно было принести на алтарь». Я не признаю такой постановки вопроса: стоило идти на жертвы или нет? Можно подумать, что у нас был выбор! Ведь произошло лишь то, что должно было произойти. Вас послушать, так «либеральная революция» была изначально спланирована и разработана в тиши кабинетов высоколобыми дядями в ослепительно белых сорочках: ди эрсте колонне марширт, ди цвайте колонне марширт, телеграф, телефон, мосты в первую голову… Но ведь ничего подобного не происходило никогда. «Либеральная революция» на самом деле была (и есть) судорожная и мучительная борьба за то, чтобы удержать страну на краю пропасти, не дать ей ввергнуться в голод, в хаос, в гражданскую войну, наконец. Борьба в постоянном цейтноте, без всяких резервов, при бешеном сопротивлении открытой и скрытой оппозиции. И ставить вопрос так, как вы его ставите: «Стоила ли игра свеч?» – абсолютно неверно. Игра происходила бы все равно, независимо от цены свеч и при любой цене на свечи. «Стоила ли игра свеч», когда млекопитающие вытесняли с мировой арены гигантских ящеров? Фридрих Хайек сказал: «Эволюция не может быть справедливой». Это, в частности, и про нас тоже. Большинство всегда проигрывает в результате социальных пертурбаций, потому что именно на этом большинстве веками стояло и царило Старое. А выигрывает – меньшинство, самые энергичные, самые мобильные, самые приспособленные к новым условиям. Выигрывает – для того, чтобы со временем, через два-три-четыре поколения, стать большинством в новой системе социально-экономических отношений. «Либеральная революция», о которой вы говорите, произошла НЕ ДЛЯ ТОГО, чтобы принести свободы и колбасное изобилие. Она произошла ПОТОМУ, что была единственным выходом из тотального кризиса – экономического, политического, идеологического, социального, – в котором наша тоталитарная держава, один из последних монстров задержавшегося феодализма, оказалась в середине 80-х. Система, которую кровью и потом строили на протяжении десятилетий, обнаружила в конце концов свою полную несостоятельность и непригодность в соревновании с ведущими странами мира. Судьба этой системы была – разрушение и гибель под собственными обломками, а «либеральная революция» есть лишь растянувшаяся во времени попытка предотвратить худшее.
– Наверное, игра была неизбежна, как Вы говорите. Но, во-первых, вопрос о «цене свеч» с нами – участниками игры, а не зрителями – отказывались даже обсуждать! Постоянно говорилось: мы идем единственно возможным путем, а другого не может быть, потому что не может быть никогда! И мы пройдем этот путь любой ценой, во что бы то ни стало, доведем до конца начатое… Не кажется ли Вам, что это очень похоже на идеологию, которую всегда исповедовали большевики – которые тоже знали, что надо народу, лучше, чем сам народ? А во-вторых, когда выяснилось, что избранный путь ведет к тяжелейшим социальным последствиям, то вместо сопереживания пострадавшим лучшие представители российской интеллигенции начали укорять сограждан в том, что они не ценят обретенную свободу и чуть ли не готовы вновь вернуться в клетку и получать пайку, отказавшись от свободы во имя дешевой похлебки и доступной колбасы… Но разве достойно интеллигента осуждать тех, кто не готов пожертвовать своими ценностями во имя ваших? Если свобода нужна одним – почему жертвы должны приносить в основном другие?
– Это совсем другой вопрос. Можно ли было достичь той же цели, но другими средствами? Смягчить. Обезболить. Минимизировать страдания… Не знаю. Многие уважаемые мною профессионалы считают, что СУЩЕСТВЕННО по-другому сделать было ничего нельзя. Болезнь оказалась слишком запущенной. Опыт других «стран социализма» вроде бы подтверждает этот вывод. Наименее болезненной процедура выхода из кризиса оказалась именно в тех странах, где наш «феодальный социализм» не успел пустить корни так глубоко, как у нас, – в Чехословакии, Польше, Венгрии. Где не была так безнадежно и тотально милитаризована экономика. Где сельскому хозяйству давали хоть немножко продохнуть. Где либерализацию оказалось возможным провести быстро и круто. А там, где задержались, затормозили процесс либерализации, «рубили собаке хвост в три приема», – на Украине, в Белоруссии – там экономическое и социальное положение еще хуже, чем у нас. И не надо противопоставлять свободу дешевой похлебке. Кто-то сказал совершенно точно: «Непостижимым образом, но рано или поздно свобода превращается в дешевую колбасу». Просто дать и реализовать свободу слова, например, оказалось проще, чем организовать производство общедоступной колбасы. Но где этой свободы нет, там и с колбасой затрудненка – это мы знаем очень хорошо. Что же касается интеллигентов, норовящих «„осуждать тех, кто не готов пожертвовать своими ценностями во имя“ ихних, интеллигентских», то я, честно говоря, таких интеллигентов просто не знаю. Видимо, они не хотят со мной водиться. И правильно делают… Сравнение же ваше большевиков с нынешними реформаторами совсем не кажется мне убедительным. Большевики – по крайней мере изначально, в первое свое десятилетие – строили «рай на земле», исходя из некоей теории, по чертежам, набросанным Марксом и Лениным. Теория оказалась неверной, а чертежи – непригодными для реального строительства, затея провалилась. Реформаторы же наши ни в каких умозрительных теориях и утопических построениях не нуждаются: у них перед глазами совершенно реальные и конкретные примеры, как можно устроить государство, в котором подавляющее большинство населения живет вполне достойно, – Швеция, США, Австралия, Австрия… Вопрос только в том, как реализовать это, уже реализованное другими, общественное устройство. Я другого опасаюсь. Помните анекдот про работягу с фабрики, производящей якобы швейные машинки? Как он из ворованных деталей все тужился собрать для жены швейную машинку, а у него все время получался пулемет… В конце 20-х Сталин окончательно отказался от марксистских утопий и принялся строить то, что казалось ему совершенно естественным, понятным и, главное, достижимым:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Давайте коснемся еще одной темы, на мой взгляд – очень важной. Известно, что большинство представителей нашей либеральной интеллигенции – последовательные сторонники происшедших в стране изменений вообще и радикальных экономических реформ в частности. И они не устают убеждать сограждан: да, реформы долги и болезненны, десятки миллионов людей оказались на грани нищеты и даже за ней, но это жертвы, которые можно и нужно было принести на алтарь главного достижения «либеральной революции» – обретенной россиянами свободы. Но не кажется ли Вам, что для большинства людей куда важнее, чем возможность говорить что думаешь и свободно выезжать за границу, возможность иметь крышу над головой, работу, вовремя получаемую и достойную зарплату, обеспеченную старость для родственников, возможность вырастить детей и дать им образование?
– Я вовсе не придерживаюсь сформулированной вами точки зрения, и уж во всяком случае никогда я не изрекал всех этих патетических сентенций насчет «жертв, которые можно и нужно было принести на алтарь». Я не признаю такой постановки вопроса: стоило идти на жертвы или нет? Можно подумать, что у нас был выбор! Ведь произошло лишь то, что должно было произойти. Вас послушать, так «либеральная революция» была изначально спланирована и разработана в тиши кабинетов высоколобыми дядями в ослепительно белых сорочках: ди эрсте колонне марширт, ди цвайте колонне марширт, телеграф, телефон, мосты в первую голову… Но ведь ничего подобного не происходило никогда. «Либеральная революция» на самом деле была (и есть) судорожная и мучительная борьба за то, чтобы удержать страну на краю пропасти, не дать ей ввергнуться в голод, в хаос, в гражданскую войну, наконец. Борьба в постоянном цейтноте, без всяких резервов, при бешеном сопротивлении открытой и скрытой оппозиции. И ставить вопрос так, как вы его ставите: «Стоила ли игра свеч?» – абсолютно неверно. Игра происходила бы все равно, независимо от цены свеч и при любой цене на свечи. «Стоила ли игра свеч», когда млекопитающие вытесняли с мировой арены гигантских ящеров? Фридрих Хайек сказал: «Эволюция не может быть справедливой». Это, в частности, и про нас тоже. Большинство всегда проигрывает в результате социальных пертурбаций, потому что именно на этом большинстве веками стояло и царило Старое. А выигрывает – меньшинство, самые энергичные, самые мобильные, самые приспособленные к новым условиям. Выигрывает – для того, чтобы со временем, через два-три-четыре поколения, стать большинством в новой системе социально-экономических отношений. «Либеральная революция», о которой вы говорите, произошла НЕ ДЛЯ ТОГО, чтобы принести свободы и колбасное изобилие. Она произошла ПОТОМУ, что была единственным выходом из тотального кризиса – экономического, политического, идеологического, социального, – в котором наша тоталитарная держава, один из последних монстров задержавшегося феодализма, оказалась в середине 80-х. Система, которую кровью и потом строили на протяжении десятилетий, обнаружила в конце концов свою полную несостоятельность и непригодность в соревновании с ведущими странами мира. Судьба этой системы была – разрушение и гибель под собственными обломками, а «либеральная революция» есть лишь растянувшаяся во времени попытка предотвратить худшее.
– Наверное, игра была неизбежна, как Вы говорите. Но, во-первых, вопрос о «цене свеч» с нами – участниками игры, а не зрителями – отказывались даже обсуждать! Постоянно говорилось: мы идем единственно возможным путем, а другого не может быть, потому что не может быть никогда! И мы пройдем этот путь любой ценой, во что бы то ни стало, доведем до конца начатое… Не кажется ли Вам, что это очень похоже на идеологию, которую всегда исповедовали большевики – которые тоже знали, что надо народу, лучше, чем сам народ? А во-вторых, когда выяснилось, что избранный путь ведет к тяжелейшим социальным последствиям, то вместо сопереживания пострадавшим лучшие представители российской интеллигенции начали укорять сограждан в том, что они не ценят обретенную свободу и чуть ли не готовы вновь вернуться в клетку и получать пайку, отказавшись от свободы во имя дешевой похлебки и доступной колбасы… Но разве достойно интеллигента осуждать тех, кто не готов пожертвовать своими ценностями во имя ваших? Если свобода нужна одним – почему жертвы должны приносить в основном другие?
– Это совсем другой вопрос. Можно ли было достичь той же цели, но другими средствами? Смягчить. Обезболить. Минимизировать страдания… Не знаю. Многие уважаемые мною профессионалы считают, что СУЩЕСТВЕННО по-другому сделать было ничего нельзя. Болезнь оказалась слишком запущенной. Опыт других «стран социализма» вроде бы подтверждает этот вывод. Наименее болезненной процедура выхода из кризиса оказалась именно в тех странах, где наш «феодальный социализм» не успел пустить корни так глубоко, как у нас, – в Чехословакии, Польше, Венгрии. Где не была так безнадежно и тотально милитаризована экономика. Где сельскому хозяйству давали хоть немножко продохнуть. Где либерализацию оказалось возможным провести быстро и круто. А там, где задержались, затормозили процесс либерализации, «рубили собаке хвост в три приема», – на Украине, в Белоруссии – там экономическое и социальное положение еще хуже, чем у нас. И не надо противопоставлять свободу дешевой похлебке. Кто-то сказал совершенно точно: «Непостижимым образом, но рано или поздно свобода превращается в дешевую колбасу». Просто дать и реализовать свободу слова, например, оказалось проще, чем организовать производство общедоступной колбасы. Но где этой свободы нет, там и с колбасой затрудненка – это мы знаем очень хорошо. Что же касается интеллигентов, норовящих «„осуждать тех, кто не готов пожертвовать своими ценностями во имя“ ихних, интеллигентских», то я, честно говоря, таких интеллигентов просто не знаю. Видимо, они не хотят со мной водиться. И правильно делают… Сравнение же ваше большевиков с нынешними реформаторами совсем не кажется мне убедительным. Большевики – по крайней мере изначально, в первое свое десятилетие – строили «рай на земле», исходя из некоей теории, по чертежам, набросанным Марксом и Лениным. Теория оказалась неверной, а чертежи – непригодными для реального строительства, затея провалилась. Реформаторы же наши ни в каких умозрительных теориях и утопических построениях не нуждаются: у них перед глазами совершенно реальные и конкретные примеры, как можно устроить государство, в котором подавляющее большинство населения живет вполне достойно, – Швеция, США, Австралия, Австрия… Вопрос только в том, как реализовать это, уже реализованное другими, общественное устройство. Я другого опасаюсь. Помните анекдот про работягу с фабрики, производящей якобы швейные машинки? Как он из ворованных деталей все тужился собрать для жены швейную машинку, а у него все время получался пулемет… В конце 20-х Сталин окончательно отказался от марксистских утопий и принялся строить то, что казалось ему совершенно естественным, понятным и, главное, достижимым:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85