Тот задумался, переспросил со старательным спокойствием:
– Пару лишних оленей? Зачем? У нас же будет свободная пара. У тебя какой-то груз?
– Груз может появиться. Да… Забыл спросить про оружие…
– Наган. Большего не потребуется. На Седом ручье вооружимся.
– Может, у воров поинтересоваться?
– С ворами и побежишь, – брезгливо обрезал грек, при этом губы его сжались, рот стал твердым. – Такой побег делить нельзя. Особенно с ворами. Или ты ничему не научился в том побеге? Решай!
– Вроде бы все решили, о ворах – забудем.
– Тогда – в субботу. Мусора на рыбалку торопятся. Уходить будем через шестую шахту.
– Она затоплена.
– Была. Воду нынче откачали. Не полностью. Грязи полно, но кровля держит. Проскочим и обвалим. Тебя не хватятся. Мы говорили почти час…
– Я инструмент пошел готовить. Работаю я здесь.
Грек вытер рукавом слегка порозовевшее лицо, Вадим увидел на нем следы внутреннего нетерпения. Еще он почувствовал – разговор стал для Заратиади в тягость, и Борис его просто договаривает, переполненный привалившей удачей.
«Похоже – ты на работе, парень! – сказал себе с веселой злостью зэк. – Твои нервы – на пределе».
Сомненья в том, правда, еще оставались, но бывший штурман уже прокручивал варианты на случай, если стоящий перед ним человек окажется не тем, за кого себя выдает…
– Бывай! – сказал грек, протягивая руку.
Вадим пожал ее молча, значительно, и они, как боксеры перед ударом гонга, разошлись в разные стороны.
– Тебя ждут на вахте, – Лысый сообщил новость бесцветным голосом, а заметив вопрос в глазах растерявшегося зэка, не счел нужным что-то объяснять.
Вадим поднялся с широкого чурбака, на котором сидел уже третий час, точнее – с начала смены, когда бугор послал его готовить черенки для лопат, спросил:
– Опять на беседу?
Лысый развернул вполуоборот голову, прежде чем ответить, смахнул с розового уха большую навозную муху. Затем пробурчал:
– Ты кому-то очень нужен. Идем.
Сам пошел впереди, ломая каблуками ссохшиеся куски красноватой земли. На этот раз зэк не поверил в спокойствие бугра: ему показалось, он даже был уверен – тот знает больше, чем сказал.
– Зачем темнишь, Никандра?
Остановленный вопросом, Лысый развернулся. Острая настороженность зэка заставила его объяснить начистоту:
– Меня просили не говорить тебе. Там – старший лейтенант из управления лагерей. Ты же с другими, кто помельче, не общаешься.
– А-а-а, – протянул Упоров, не догадываясь, кто там мог быть. – Раз из управления, значит до меня. Тормознись, надо хоть рожу сполоснуть.
– Он торопится. Пошли.
И когда Упоров догнал его за поросшим молодым березняком отвалом. Лысый добавил полушепотом:
– Не к добру ты дерганый стал, Вадим.
– Хорошо рассуждать, когда до свободы – шаг!
– Десять лет к тому шагу плюсуй. Десять! Да три по горам с поражением в правах. И спросить не с кого – за что?! Ты бригаду принимать собираешься?
Вопрос застал Упорова врасплох, что не преминул отметить разговорившийся Никандра:
– Придумать ничего не можешь? Ну, и не майся. Вчера не выпил свою долю, а люди не без глаз – отметили.
– Не было в тех бутылках моей доли: на черенках ее, что ли, заработал?!
– У нас – котел. Вместе решали.
– Выходит, бросил в котел щепоть, черпай ведром?
Лысый замедлил шаг, продолжая говорить вполголоса:
– Грызун, а он шесть раз бегал, пока ногу не сломали, впрудил тебя мне. Не прямо. Ты же знаешь эту гнилушку: он прямо ничего не скажет, но и я не так глуп, как кажусь…
Зэки остановились без договоренности. Лысого не смутил долгий, сумрачный взгляд Упорова. Несколько секунд они вглядывались молча и напряженно друг другу в глаза, пока бригадир не закончил коротко то, к чему подводил разговор:
– Ты бежишь, Вадим.
– Это решено, – подтвердил Упоров, успев подумать: «Слава богу, все поверили!»
– Дело хозяйское, – Никандра был огорчен и не хотел скрывать свое состояние. – Из тебя мог получиться настоящий бугор.
Он достал из кармана цветастую тряпицу, вытер взмокшую шею:
– Дорогу загораживать не стану, а чем могу – помогу. Пойдем, мент заждался…
Старшего лейтенанта Упоров узнал сразу: им оказался тот самый офицер, тогда еще лейтенант, что сидел в зале суда рядом с зеленоглазой Натальей Камышиной и, краснея от собственной смелости, шептал ей что-то на ухо. Она плакала. Он видел ее слезы, очень ими гордился в душе. Розовощекий чекист с широкой полоской усов над тугими приятными губами нетерпеливо вышагивал перед кирпичной стеной здания, где размещалась вахта, обходя повылезавшие из земли травянистые кочки.
– Он, – кивнул Лысый, остановился у доски объявлений, где висели фотографии двух пойманных в очередном побеге зэков.
– Здравствуйте, гражданин начальник! Вы меня вызывали?
Упоров остановился перед старшим лейтенантом, сложив за спиной руки.
– Давно! – обиженно выпалил старший лейтенант, но вскорости остыл, говорил вполне миролюбиво. – Василий Пантелеймонович лично интересовался, как идут у вас дела, Упоров.
Офицер протянул ему пачку «Казбека» и сказал, нервно оглядевшись по сторонам:
– Возьмите.
– Благодарю, гражданин начальник, курить бросил.
– Все равно возьмите, – настаивал старший лейтенант. – Там – письмо от вашей знакомой. Побыстрей!
Зэк взял пачку, сунул в карман клетчатой рубахи и вопросительно уставился на чекиста.
– Так что мне передать Василию Пантелеймоновичу? Начальник управления интересуется, а вы как-то странно…
– Да я, признаться, думать не посмел. Решил – разговор для порядка. Профилактический. Одно можете сказать начальнику управления – доверят бригаду, она будет лучшей.
Старший лейтенант покровительственно улыбнулся, но, глянув на торчащую из кармана рубахи зэка пачку «Казбека», приказал:
– Это спрячьте! Не хватало через вас неприятность схлопотать.
– Не волнуйтесь, гражданин начальник, я уже пошел. До свидания!
– До свидания, Упоров. Вы – симпатичный человек. И, по-моему, честный.
«Мент переживает за папиросы», – отметил про себя Упоров, улыбнувшись старшему лейтенанту, сказал:
– Благодарю. Ваши слова да прокурору – в уши.
Чекист рассмеялся. На щеках появились две аккуратные розовые ямочки, придавшие его симпатичному лицу детскую беззаботность.
«Он должен ей нравиться», – зэк уже смотрел на смеющегося чекиста без одобрения. Смех был приятным, открытым смехом не научившегося прятать чувства и оттого очень обаятельного человека. Зэк не стал слушать.
Умышленно небрежно повернулся спиной, успев заметить недоумение в глазах офицера и порадоваться перемене настроения того, кто этим вечером продемонстрирует свои симпатичные ямочки зеленоглазой Наталье Камышиной. А пока он замолчал, точно поперхнулся собственным смехом.
– Свидание окончено! – Упоров дернул за рукав бригадира, тоже засмеялся, но настоящего, искреннего смеха, как у гражданина начальника, не получилось…
…"Здравствуйте, Вадим!" Он подсунул письмо под самую лампу, хотя и без того почерк был четкий, разборчивый. Ему даже показалось – продуманный.
«Не второпях писала, – Упоров разгладил письмо ладонью. – Она тебя помнит. А этот петух с ямочками, он просто – рядом. Ну что в нем интересного, кроме пистолета?!»
Любовь тихонько разворачивала свои коварные сети – в них билось его пойманное сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116