Если они придут с повинной, их в тюрьму, раз обещали, не посадят, их просто пристрелят.
Абдулла призывал к резне! И все знали почему.
Непримиримость Абдуллы объяснялась просто — у него было сомнительное прошлое. Он пятнадцать лет верой и правдой служил русским, вначале на офицерской должности в армии, а потом секретарем райкома партии. Другие тоже служили, но этот особенно рьяно. Когда он пришел в отряд Басаева, рассчитывая на хорошую должность, ему не дали в подчинение ни одного человека, “отправив на кухню”. Открыто ему недоверия не выказывали — чеченцы, в отличие от русских, языками трепать не приучены, помня, что за лишнее сказанное слово можно запросто поплатиться головой, — но в дело не пускали. Тогда Абдулла сколотил свой собственный отряд и совершил ряд дерзких нападений на федералов. О нем заговорили, особенно после того, как он захватил идущую из госпиталя в аэропорт санбатовскую машину и вырезал всех раненых и медицинский персонал. Это было на той первой войне, когда взаимное ожесточение не стало еще нормой и подобная жестокость была в диковинку.
Русские в долгу не остались. Они ответили тем, что в один из вечеров взяли в кольцо родовую деревню Абдуллы, выгнали из дворов, арестовали и угнали в неизвестном направлении всех его родственников, спалив дотла их дома. Это была замаскированная под зачистку кровная месть. Потом русские использовали этот заимствованный у противника прием не раз, множа на территории Чечни безвестные братские могилы. Но в тот раз они просчитались — надеясь запугать Абдуллу, они лишь развязали ему руки!..
— Что ты предлагаешь?
— Бить русских поодиночке — то же самое, что тыкать в скалу растопыренными пальцами, — витиевато выразил свою мысль Абдулла, чем вызвал общее оживление. На Кавказе любят пышно выражаться. — Нужно собрать наши силы вот так, в кулак, и ударить разом!
Против “ударить” — никто не возражал. В принципе. Но собрать силы — больше их сил — вряд ли получится. Россия — она большая. Захватить какую-нибудь населенку, не исключено, удастся, а вот удержать — вряд ли. Это тебе не девяносто пятый.
— А мы не здесь будем воевать — мы там, где они не ждут, будем воевать. В России! — рубанул воздух рукой, словно шашкой взмахнул, Абдулла.
Предложение бить русских на их территории было заманчивым, но особых восторгов не вызвало. Партизаны всегда и во все времена предпочитают воевать на своей территории, где им каждый камень знаком и каждая ложбинка в помощь. Здесь ты дома, а там...
Но, с другой стороны, подрывая армейские бэтээры и “Уралы”, большой славы не добудешь. И денег тоже. О чем не преминул напомнить Абдулла.
Начались прения...
Долго обсуждали, с какой стороны за это дело можно взяться, где подобрать людей, как незаметно перебросить в Россию оружие и взрывчатку. Что не так-то просто, если помнить, что придется проходить через десятки блокпостов и проверок и что на помощь местного населения рассчитывать не приходится.
Нет, не получится, слишком опасно. Там даже гор нет, куда можно уйти и где можно спрятаться.
К тому же действовать сообща — значит идти под чье-то начало. А идти под чье-нибудь начало не хотелось — не любят чеченцы, чтобы ими командовали, — каждый чеченец сам себе голова и сам себе командир!
— Тогда дайте своих людей!
Ага, а сам с кем останешься?..
Непросто договориться командирам друг с другом. Они же не настоящие, они же полевые... Это тебе не регулярная армия, где предложения командира не обсуждаются, а исполняются бегом на полусогнутых.
Не поняли Абдуллу, не поддержали. Но отступать он не собирался — гордость не позволяла! Чеченец не должен брать назад свои слова.
— Не хотите — как хотите, — сказал Абдулла.
Конечно, сказал не так, сказал по-другому, другими словами, но смысл был тот же. Смысл был понятен.
Сказать иначе, сказать, что его собеседники струсили, он не мог. Если чеченцев обвиняют в трусости, они тут же хватаются за кинжалы. Или “АКМы”.
— Тогда я сам!..
Ну, точно — бешеный.
“А что, пусть попробует, — подумали все. — Он попробует — мы посмотрим. Если у него что-нибудь получится, то можно будет собраться еще раз. А если нет...”
Но только вряд ли у него что-нибудь получится...
Глава 10
— Борт сто семнадцать просит взлет.
— Понял тебя. Борту сто семнадцать взлет разрешаю.
В общем, — от винта, хотя у современных штурмовиков и перехватчиков винтов не бывает!.. Оглушительно взревели набирающие обороты турбины.
Спарка из двух “сушек”, набирая скорость, побежала по взлетно-посадочной полосе...
...Второй месяц Аслан Салаев только и делал, что ни черта не делал, потому что второй месяц “припухал” в полевом лагере. Жизнь в нем была почти пионерская — здоровый сон на свежем воздухе, трехразовое питание, вечерние посиделки у костра. Правда, жить приходилось в армейских, советского еще покроя брезентовых палатках, но в сравнении с каким-нибудь схроном, там, в Чечне, это был верх комфорта. Хотя бы потому, что здесь не нужно было ожидать в любой следующий момент неожиданного выстрела из-за куста, не нужно было маскироваться и спать вполглаза в обнимку с автоматом. Сюда федералам было не добраться, здесь был мир...
Лагерь располагался на территории суверенной Грузии в одном из высокогорных районов, куда проверяющие из различных международных организаций не забирались. А если забирались, то загодя предупрежденные чеченцы уходили в лес, а их место занимали грузины, изображавшие членов спортивного общества, отдыхающих на лоне природы.
Грузины никогда не любили воинственных, которые только и делали, что воровали у них скот и резали пастухов, чеченцев. Но теперь они сошлись с ними на почве дружбы против русских. Открыто они их не поддерживали, но приют давали. Всегда лучше воевать с могущественным и потому потенциально опасным соседом не своими, а чужими руками. Кроме того, чеченцы были удобной разменной картой в хитромудрых политических играх. Садясь за стол с такими матерыми, как Россия и США, партнерами, Грузии не оставалось ничего другого, как заранее припрятать в рукав пару козырей, отчего и возникли по ту сторону российской границы лагеря, где чеченские боевики отдыхали от войны.
По распорядку: молитва, обед, послеобеденные занятия...
Но далеко не все бойцы отряда Аслана Салаева прятались от войны в Грузии — кто-то дома. Им было проще, они были местными. По горным, натоптанным контрабандистами тропам чеченцы переходили в Россию, спускались с гор, снимали камуфляж, сменяя его на гражданку, зарывали в укромном месте автоматы и изображали законопослушных граждан, занимающихся мирным сельскохозяйственным трудом. При проверках они предъявляли советские паспорта с пропиской. Придраться к ним было трудно.
Нагулявшись на домашних хлебах, они возвращались, сытые и довольные, как мартовские коты.
В отличие от своих “братьев” Аслан Салаев торчал в лагере безвылазно. Потому что ему идти было некуда. И нельзя. Он был не совсем типичным чеченцем, потому что и чеченцем-то не был — был русским. Славянские лица в незаконных вооруженных формированиях встречаются не так уж редко — обычно это солдаты-срочники, которые, попав в плен и видя, как “чехи” режут глотки их сослуживцам, предпочитают, ради сохранения головы, встать под знамена ислама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Абдулла призывал к резне! И все знали почему.
Непримиримость Абдуллы объяснялась просто — у него было сомнительное прошлое. Он пятнадцать лет верой и правдой служил русским, вначале на офицерской должности в армии, а потом секретарем райкома партии. Другие тоже служили, но этот особенно рьяно. Когда он пришел в отряд Басаева, рассчитывая на хорошую должность, ему не дали в подчинение ни одного человека, “отправив на кухню”. Открыто ему недоверия не выказывали — чеченцы, в отличие от русских, языками трепать не приучены, помня, что за лишнее сказанное слово можно запросто поплатиться головой, — но в дело не пускали. Тогда Абдулла сколотил свой собственный отряд и совершил ряд дерзких нападений на федералов. О нем заговорили, особенно после того, как он захватил идущую из госпиталя в аэропорт санбатовскую машину и вырезал всех раненых и медицинский персонал. Это было на той первой войне, когда взаимное ожесточение не стало еще нормой и подобная жестокость была в диковинку.
Русские в долгу не остались. Они ответили тем, что в один из вечеров взяли в кольцо родовую деревню Абдуллы, выгнали из дворов, арестовали и угнали в неизвестном направлении всех его родственников, спалив дотла их дома. Это была замаскированная под зачистку кровная месть. Потом русские использовали этот заимствованный у противника прием не раз, множа на территории Чечни безвестные братские могилы. Но в тот раз они просчитались — надеясь запугать Абдуллу, они лишь развязали ему руки!..
— Что ты предлагаешь?
— Бить русских поодиночке — то же самое, что тыкать в скалу растопыренными пальцами, — витиевато выразил свою мысль Абдулла, чем вызвал общее оживление. На Кавказе любят пышно выражаться. — Нужно собрать наши силы вот так, в кулак, и ударить разом!
Против “ударить” — никто не возражал. В принципе. Но собрать силы — больше их сил — вряд ли получится. Россия — она большая. Захватить какую-нибудь населенку, не исключено, удастся, а вот удержать — вряд ли. Это тебе не девяносто пятый.
— А мы не здесь будем воевать — мы там, где они не ждут, будем воевать. В России! — рубанул воздух рукой, словно шашкой взмахнул, Абдулла.
Предложение бить русских на их территории было заманчивым, но особых восторгов не вызвало. Партизаны всегда и во все времена предпочитают воевать на своей территории, где им каждый камень знаком и каждая ложбинка в помощь. Здесь ты дома, а там...
Но, с другой стороны, подрывая армейские бэтээры и “Уралы”, большой славы не добудешь. И денег тоже. О чем не преминул напомнить Абдулла.
Начались прения...
Долго обсуждали, с какой стороны за это дело можно взяться, где подобрать людей, как незаметно перебросить в Россию оружие и взрывчатку. Что не так-то просто, если помнить, что придется проходить через десятки блокпостов и проверок и что на помощь местного населения рассчитывать не приходится.
Нет, не получится, слишком опасно. Там даже гор нет, куда можно уйти и где можно спрятаться.
К тому же действовать сообща — значит идти под чье-то начало. А идти под чье-нибудь начало не хотелось — не любят чеченцы, чтобы ими командовали, — каждый чеченец сам себе голова и сам себе командир!
— Тогда дайте своих людей!
Ага, а сам с кем останешься?..
Непросто договориться командирам друг с другом. Они же не настоящие, они же полевые... Это тебе не регулярная армия, где предложения командира не обсуждаются, а исполняются бегом на полусогнутых.
Не поняли Абдуллу, не поддержали. Но отступать он не собирался — гордость не позволяла! Чеченец не должен брать назад свои слова.
— Не хотите — как хотите, — сказал Абдулла.
Конечно, сказал не так, сказал по-другому, другими словами, но смысл был тот же. Смысл был понятен.
Сказать иначе, сказать, что его собеседники струсили, он не мог. Если чеченцев обвиняют в трусости, они тут же хватаются за кинжалы. Или “АКМы”.
— Тогда я сам!..
Ну, точно — бешеный.
“А что, пусть попробует, — подумали все. — Он попробует — мы посмотрим. Если у него что-нибудь получится, то можно будет собраться еще раз. А если нет...”
Но только вряд ли у него что-нибудь получится...
Глава 10
— Борт сто семнадцать просит взлет.
— Понял тебя. Борту сто семнадцать взлет разрешаю.
В общем, — от винта, хотя у современных штурмовиков и перехватчиков винтов не бывает!.. Оглушительно взревели набирающие обороты турбины.
Спарка из двух “сушек”, набирая скорость, побежала по взлетно-посадочной полосе...
...Второй месяц Аслан Салаев только и делал, что ни черта не делал, потому что второй месяц “припухал” в полевом лагере. Жизнь в нем была почти пионерская — здоровый сон на свежем воздухе, трехразовое питание, вечерние посиделки у костра. Правда, жить приходилось в армейских, советского еще покроя брезентовых палатках, но в сравнении с каким-нибудь схроном, там, в Чечне, это был верх комфорта. Хотя бы потому, что здесь не нужно было ожидать в любой следующий момент неожиданного выстрела из-за куста, не нужно было маскироваться и спать вполглаза в обнимку с автоматом. Сюда федералам было не добраться, здесь был мир...
Лагерь располагался на территории суверенной Грузии в одном из высокогорных районов, куда проверяющие из различных международных организаций не забирались. А если забирались, то загодя предупрежденные чеченцы уходили в лес, а их место занимали грузины, изображавшие членов спортивного общества, отдыхающих на лоне природы.
Грузины никогда не любили воинственных, которые только и делали, что воровали у них скот и резали пастухов, чеченцев. Но теперь они сошлись с ними на почве дружбы против русских. Открыто они их не поддерживали, но приют давали. Всегда лучше воевать с могущественным и потому потенциально опасным соседом не своими, а чужими руками. Кроме того, чеченцы были удобной разменной картой в хитромудрых политических играх. Садясь за стол с такими матерыми, как Россия и США, партнерами, Грузии не оставалось ничего другого, как заранее припрятать в рукав пару козырей, отчего и возникли по ту сторону российской границы лагеря, где чеченские боевики отдыхали от войны.
По распорядку: молитва, обед, послеобеденные занятия...
Но далеко не все бойцы отряда Аслана Салаева прятались от войны в Грузии — кто-то дома. Им было проще, они были местными. По горным, натоптанным контрабандистами тропам чеченцы переходили в Россию, спускались с гор, снимали камуфляж, сменяя его на гражданку, зарывали в укромном месте автоматы и изображали законопослушных граждан, занимающихся мирным сельскохозяйственным трудом. При проверках они предъявляли советские паспорта с пропиской. Придраться к ним было трудно.
Нагулявшись на домашних хлебах, они возвращались, сытые и довольные, как мартовские коты.
В отличие от своих “братьев” Аслан Салаев торчал в лагере безвылазно. Потому что ему идти было некуда. И нельзя. Он был не совсем типичным чеченцем, потому что и чеченцем-то не был — был русским. Славянские лица в незаконных вооруженных формированиях встречаются не так уж редко — обычно это солдаты-срочники, которые, попав в плен и видя, как “чехи” режут глотки их сослуживцам, предпочитают, ради сохранения головы, встать под знамена ислама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77