главное попасть на нужную акцию 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я видел, что ему очень хочется выплюнуть супчик в песок, но он, сделав усилие, проглотил его.
— Разбирайте ложки, — пригласил он всех к столу. Но на этот раз, как мы ни хотели есть, перебороть чувство отвращения не смогли. С трудом осилили на троих один половник.
— Зажрались? — ворчал Салифанов, вылавливая в супе кусочки мяса. — Мука им не еда!
Я лениво скоблил передними зубами обеденный сухарик, пытаясь забить привычным хлебным вкусом тошнотворные ощущения, вызванные мучной болтанкой. Конечно, не мука была тому виной — морская вода. Она могла нейтрализовать и более «крепкие» во вкусовых отношениях продукты.
Сергей еще недолго поковырялся в кастрюле и с сожалением выплеснул суп. В животе было тоскливо. Сухарик растравил желания. В желудке проснулись здоровые инстинкты. Он требовал калорий.
— Может, попробовать из муки лепешки испечь? — предложил Сергей безумную идею.
Пропадающая мука не давала ему покоя. Загорелся, его просто обуял кулинарный зуд.
— А что? Как сковородку используем крышку от кастрюли или плоский камень.
— Без жира лепешек не испечешь, — возразила Татьяна.
— Жир, жир, жир, — забубнил Салифанов, соображая, как разрешить эту проблему.
Он порой странно поглядывал на нас, наверное, прикидывая в уме, нельзя ли потопить его из наших тел. Но внешний вид моих и Татьяниных жировых отложений его не удовлетворил, их просто не было, на костях скелета была натянута сморщенная, с желтым оттенком кожа и только в некоторых местах под ней проглядывали мышцы. Организм давно уже пустил в оборот нагулянные за зиму запасы. Мы походили на дистрофиков в стадии угасания.
— Есть способ! — обрадованно воскликнул Сергей, потирая руки. — Можно использовать жир из тушенки!
Салифанов азартно принялся за дело. Соорудил импровизированный очаг. Прикрываясь важностью эксперимента, нацедил в кружку пресной воды. Вскрыл еще одну, предварительно остуженную в морской воде, банку мясных консервов, аккуратно соскреб ножом с отогнутой крышки белые кусочки жира. Банку с остатками тушенки опустил в вырытую у самой воды ямку, прикрыл от солнца веслом и начал колдовать над импровизированной сковородкой.
Ну вот, я снова о еде. Наверное, уже утомил частыми пищеварительными описаниями. Нет главы, в которой не упоминалось бы, что, как и в каких количествах мы едим. Но я ничего не могу с собой поделать. У кого что болит, тот о том и говорит. Я бы с большим удовольствием живописал замечательные морские закаты, действительно замечательные, в этом мы убедились, проявив после плавания слайды. Но боль в желудке, стоящая за каждым прожитым тогда часом, не позволяет мне сделать этого. Я рассказываю о действительных событиях и не имею права описывать наши восторги по поводу необычного вида облака, перекрывающего закатное солнце, когда в действительности наши взгляды не блуждали по сторонам в поисках эффектных зрелищ, а были неподвижно уперты во вскрытую банку сгущенного молока. В конце концов не природа важна в путешествиях, а в первую очередь сам человек. Для любителей зрелищ существует Айвазовский, «Клуб путешествий» и наборы слайдов «Красоты моря». И если я утром, днем, вечером, ночью хотел есть, это не могло не отложить отпечаток на психологию. Если я кому-то стану рассказывать о том, что застывшая рябь барханного песка при лунном свете меня волновала больше, чем лишняя кружка чая, не верьте мне, я вру самым наглым образом! Если можно обвинить в прагматизме, нежелании замечать отвлеченную красоту, то в том же надо обвинять всякого, кто отправляясь, лежа на каталке, на серьезную операцию, не интересуется колером больничных потолков; и всех, кто на похоронах близких родственников не умиляется красоте лежащих на могиле цветов. Примеры можно было бы продолжить.
Я могу забыть, как выглядел остров на четвертый день волока, но я никогда не забуду вкус импровизированных салифановских лепешек.
А лепешки тогда удались на славу. Они были чуть толще тетрадного листа и насыщены песком сверх меры, но они пахли хлебом. Настоящим хлебом, который мы еще теплым берем утрами в булочных. Даже наиболее сохранившиеся наши сухари не могли с ними конкурировать. Парадоксально, дома мы, случалось, воротили носы от позавчерашнего пирожного, а здесь жадно сгрызаем, подставив под подбородок открытую ладонь, жесткие лепешки, от которых на зубах противно скрипит песок. И не можем подыскать достойных их вкусу эпитетов.
А потом мы снова зашагали, складывая тысячи мелких шажков в километры.
Вечером, далеко впереди, на береговой корме, мы заметили черный предмет. Это не мог быть ни камень, ни дюна, ни куст саксаула. Он был искусственным — вне всяких сомнений! В море любой посторонний предмет или сооружение сразу бросается в глаза необычностью формы, цвета. Этот, на который мы наткнулись, тоже выпал из окружающего пейзажа. Разобрать его точную конфигурацию издали было невозможно. Мы предполагали пирсы, катера, метеорологические будки, рыбацкие хижины. В нас жила надежда. Даже если это сооружение брошенное, мы можем, обследовав руины, попытаться определить свое местоположение. К тому же, раз есть брошенные строения, значит, невдалеке могут быть и действующие. Нам бы только до людей доползти. Хоть до одного человека. Не будут же его оставлять здесь без запасов воды, без связи с Большой землей.
Мы убыстрили шаг. Уже мнился горячий чай в изобилии, тарелки, наполненные до краев наваристым домашним борщом, дружественные улыбки хозяев. Увлекшись, мы видели то, что существовала только в нашем воображении.
Приблизившись, мы разобрались в происхождении неизвестного предмета. Это была обыкновенная автомобильная камера. Судя по размерам, от автомашины «ГАЗ-51». Сергей не поленился, отошел в сторону, притащил ее к плоту.
— Камера наша, — заявил он, — вот обрывки веревок.
Я сомневался, слишком это было невероятно. Камера оторвавшаяся еще до острова Барса-Кельмес, во время ночного шторма, проделала самостоятельно огромный путь, закончив его в той же точке, куда приплыли мы! Но камера плыла по ветру и волнам, а мы сопротивлялись им, стараясь удерживать курс. Как же траектория наших маршрутов могли пересечься?
— Кормовая, запасная камера. Уж я свою вязку всегда распознаю, — уверил Сергей. Он втащил слегка сдувшуюся камеру на корму, подвязал в том же месте, где она находилась две недели назад.
— Погуляла и будет, — звонко хлопнул ее по резиновому боку, — земля там, точно, — указал он на восток. — Все, что плывет, попадает как в воронку и стягивается в самое узкое место — в горловину. Поэтому камера к нам вернулась. Не исключено, что и остальные отыщутся.
Объяснение выглядело убедительно.
— Ну что? Двинулись? — спросил Сергей, взявшись за корму. Случайный отдых закончился.
Глава 17
Пятые сутки волока…
Я бреду, раздирая коленями плотную, как ртуть, воду, и с трудом удерживаю напирающий на меня плот. Сегодня ветер пошел от востока, и я с трудом справляюсь со своей работой. Я мог бы с полным правом сказать, что измотался до предела, если бы не сказал того же четыре часа назад. Тем не менее я иду до сих пор, упорно переставляя ноги.
Какого дьявола я здесь? Да, да, именно так я и думаю, к чему лукавить, подыскивая более мягкие выражения. Что заставило меня забраться в такую даль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
 консольный унитаз 

 немецкая плитка для кухни jasba