— А зачем нам самолет? — глядя в упор на Монахову, спросил я.
— А кто сказал, что он нам нужен? — беззаботно отозвалась она. — Мы так спросили, для общей информации.
— Ну-ну, — не поверил я. И оказался прав.
Ночью Монахова осторожно, чтобы не разбудить остальных, подошла ко мне и тронула за плечо.
— Что? — испугался я и торопливо сел на лавке. Мне пригрезилось, что я нахожусь на плоту и надо заступать на вахту.
— Ильичев, дай двадцать рублей! — стараясь держать официальный тон, заявила она.
— Зачем тебе они? — удивился я, плохо соображая со сна.
— Я улетаю! — кратко, голосом, отметающим любые возражения с моей стороны, сообщила она.
— Наташа! — возбужденным шепотом начал я.
— Не надо! — остановила Монахова. — Дискутировать не будем. Решение окончательное! Я понял: спорить безнадежно.
— Я дам тебе двадцать рублей, но это… — от злости я не мог сразу отыскать подходящие слова.
— Спасибо! — прервала она меня.
— Ильичев, тут такое дело, я тоже полечу, — донесся из темноты глухой шепот Васеньева. — Мне надо дома быть.
Обрадовал, нечего сказать.
— Кто еще? — зло спросил я. — Давайте разом.
— Не суетись, кеп. Оставь нервы для моря, — хохотнул Салифанов.
Похоже, он не был удивлен случившимся, и его даже забавляло неожиданное для меня развитие событий.
— Ты остаешься? — пошел я напролом.
— Ты ведь мне все равно не дашь денег на билет, — резонно ответил Сергей. Стало чуть легче.
— Таня?
— Ладно, поплыву, — флегматично согласилась Войцева.
Я оказался на распутье. Уже был готов взорваться, обвинить всех в дезертирстве и на том свернуть плавание. Может быть, в глубине души я даже был рад такому исходу. Я опасался продолжать путешествие. Море заставило уважать себя и бояться. Я понял, оно действительно не шутит. Но теперь два голоса высказались за продолжение плавания. Не мог же я сказать — нет. Но плыть втроем дело очень рискованное! Хотя, что гадать, денег на пять билетов, да еще на перевозку плота не хватит — ясно как божий день. Ну, и значит, тема закрыта. Все! Плывем дальше втроем!
Вечером следующего дня мы провожали наших товарищей домой. Злость уже перекипела, и прощались мы довольно мирно. Аэродром — участок все той же пустыни, огороженный рядами флажков. Одномоторный «АН» подрулил к началу взлетной полосы и остановился. Летчики пошли на усадьбу пить чай. Лениво собирались пассажиры. Мы бродили возле самолета, ожидая, когда будет посадка.
— Надежная машина, — глядя на «АН», заявил неожиданно Салифанов. Он служил в армии в ВВС и говорил уверенно, как специалист в авиационном деле.
— Машина хорошая, — согласился я и вдруг неудержимо захотел отомстить Монаховой, хоть в малой степени, за ночную нервотрепку.
— Правда, старая. Падала уже, наверное, не раз, — добавил я, повернувшись так, чтобы Наташе было лучше слышно.
— Ну что ж, — не моргнув глазом, подхватил Сергей, — на то и самолет. Это тебе не шар воздушный. Аппарат тяжелее воздуха! Вот он и падает. Работяга. Заслуженный. Не одну сотню тысяч налетал! — Он подошел ближе, похлопал самолет по раскалившемуся фюзеляжу.
— Вон и заклепки уже все поистерлись. И крылья болтаются. — Он присел, заглянул под плоскость, постучал по алюминию согнутым пальцем. — А элероны ни к черту. А он все летает!
Наташа слушала, испуганно переводя взгляд то на нас, то на самолет. На лице у нее застыло выражение неподдельного ужаса. При слове «элерон» она вздрогнула, челюсть ее отвисла, и она так и осталась стоять с открытым ртом.
— Да, совсем того элероны, — согласился я, хотя слабо представлял, что это такое.
— А все-таки летает. Надежная машина!
— Жаль, одномоторная, — вздохнул Сергей.
— Почему? — искренне удивился я.
— Так мотор забарахлит, и того… На втором не вытянешь. Камнем в море!
— Да-а, — покачал я головой, — у меня знакомый летчик двадцать шесть раз падал, — и, подмигнув, добавил шепотом, так, чтобы слышал только Салифанов, — в детстве с печки.
— Случается. Масло не то зальют или керосин. Или, бывает, мошкара винт облепит, а он же на воздух рассчитан ну и отлетает от избытка нагрузки.
Наташа быстрым шагов уходила прочь.
— Куда это она? — удивился я.
— Наверное, билет сдавать, — предположил до того молчавший Валера.
Он чувствовал себя неуютно и старался не лезть на глаза.
Такого эффекта мы не ожидали.
— Наташа! — закричал я.
Но Монахова, не оглядываясь, удалялась от аэродрома. Пришлось ее догонять. До самой посадки мы убеждали ее, что это был безобидный розыгрыш, что воздушный транспорт — самый безопасный из всех существующих.
— Шутники! Я, может, с детства высоты боюсь, — возмущалась она.
Показались летчики. Сами проверили у пассажиров билеты, прошли в кабину.
— Ну давайте, — подтолкнул я к самолету Монахову.
Наташа с испугом оглянулась, словно ища поддержки. Она боялась лететь! Она предпочла бы три недели трястись в конном тарантасе, чем подниматься в воздух.
— Нет, ты, конечно, можешь пойти с нами морем, — доброжелательно улыбнувшись, предложил я.
Монахова сделала решительный шаг к самолету. Море она теперь жаловала еще меньше, чем воздушный океан. Лучше разбиться, хоть мучиться не придется.
— Прощайте! — категорично откланялась она и полезла в самолет.
В рюкзаке у нее тихо звякнули стеклышки с мазками нашей крови. Сразу по приезде домой она должна была передать их на исследование. Нет худа без добра! За науку теперь можно быть спокойным.
Валера до последнего стоял с нами, оттягивая расставание. В отличие от Монаховой, он продолжал сомневаться. Но билет был на руках, и остаться он, конечно, не мог. Мосты были сожжены.
— Ладно, Валерка, не бери в голову, — подбодрил его Сергей. — Передавай привет Челябе, а я уж как-нибудь не дам пропасть твоей пайке. Будь спокоен.
— Вы не обижайтесь, мне точно нельзя опаздывать, — еще раз попытался оправдаться он,
— Давай топай, — засмеялась Войцева.
Васеньев еще раз оглянулся и полез по приставному трапу.
Самолет взревел, погнал мелкий песок поземкой под колеса. Винт вкрутился в нагретый и потому воспринимающийся визуально, как жидкость, воздух. Подтянул к себе самолет. И вот уже «АН», подскакивая на кочках, понесся по взлетной полосе. Оторвался. Сделал над аэродромом прощальный круг и, блеснув в лучах солнца, потянулся к северу — на материк. Наверное, Наташа с Валерой сидели на неудобных сиденьях, прилепив лица к стеклам иллюминаторов, смотрели на наши малюсенькие фигурки, потом на остров, потом на море.
— Ну, вот и все, — задумчиво сказала Войцева.
— Это не все, это только начало, — поправил ее Сергей.
Глава 12
Мы тряслись на уже знакомом нам тракторе. — А почему название острова переводится «Пойдешь — не вернешься»? — кричал, перекрывая шум мотора, Салифанов.
— Точно никто не знает, — также орал в ответ водитель. — Но говорят, очень давно две или три семьи казахов зимой по льду перешли на остров, а оттепель и ветер согнали лед. Они оказались отрезанными и жили тут несколько лет. Робинзоны, в общем…
Мы ехали к месту стоянки нашего плота. В прицепе гремела двухсотлитровая бочка, заполненная на две трети пресной водой. Заправлялись из колодца, который выглядел как самый обыкновенный колодец из средней полосы России — деревянный сруб, выступающий над землей. Геологи пытались отыскать воду поближе к центральной усадьбе, иссверлили бурами весь остров, как мыши кусок сыра, но смогли обнаружить только горько-соленые источники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63