В «Таймс» даже наняли специального человека, который разбирал полученную почту и выяснял личность отправителей публикуемых посланий.
Впрочем, действовать полиции было нелегко. Телефон запатентовали всего двенадцать лет назад, и он еще не стал домашней принадлежностью. Сомневаюсь, чтобы газетчики, разбиравшие почту, бросались выяснять достоверность имени и адреса отправителя. Я изучила множество газет, напечатанных в 1888 — 1889 годах, и заметила, что анонимные письма все же публиковались, хоть и нечасто. Большинство авторов соглашались на то, чтобы в газете публиковались их имена, адреса и даже род занятий. Но когда начались преступления Потрошителя, в газетах появились письма, подписанные только инициалами или псевдонимами.
Спустя несколько дней после убийства Энни Чэпмен в «Таймс» было опубликовано письмо, в котором полиции предлагалось поднять все дела, связанные с «манией убийства, которая могла быть сочтена „излеченной“. Письмо было подписано „Сельский доктор“. В письме, опубликованном 13 сентября и подписанном „Дж.Ф.С.“, утверждалось, что за день до этого мужчина был „в 11 часов ограблен на Хэнбери-стрит“ в Ист-Энде, а в 5 утра семидесятилетнего старика ограбили на Чиксэнд-стрит. В 10 часов того же самого утра какой-то мужчина вбежал в булочную и украл всю выручку. Все это, по утверждению анонимного автора, случилось на территории „всего в сто ярдов и в районе, где были совершены два ужасных убийства“.
Удивительно в этом анонимном письме то, что ни в полиции, ни в газетах не появлялось сообщения о подобных преступлениях. Остается только удивляться, откуда автору письма известны такие детали, если только он сам не совершил эти преступления или не являлся офицером полиции. Большинство писем к редактору были подписаны и содержали искренние предложения помощи. Представители духовенства требовали, чтобы полиция обратила больше внимания на Ист-Энд. По мнению авторов писем, в этом районе необходимо улучшить освещение, увеличить количество полисменов и вывести оттуда все бойни, поскольку жестокость по отношению к животным выплескивается на улицы и оказывает дурное влияние на «невежественное воображение». Богатые лондонцы должны выкупать трущобы Ист-Энда и ремонтировать их. Из бедных семей следует забирать детей и воспитывать их на средства правительства.
15 октября в «Таймс» было опубликовано любопытное анонимное письмо. Его можно счесть дурным рассказом, порождением извращенного разума, а также аллюзией на убийство Джоан Ботмур:
«Сэр, я долго не был в Англии и теперь стал свидетелем огромного интереса и распространившегося возбуждения, которое породили и порождают убийства в Уайтчепеле. Меня повсюду спрашивают о них, особенно представители рабочего класса и чаще всего работающие женщины. На прошлой неделе, к примеру, находясь за городом, я предложил свой зонт молоденькой служанке, которая возвращалась домой. „Правда ли, сэр, — спросила она, — что в Лондоне женщинам перерезают горло?“ Она объяснила, что имеет в виду, что „женщин убивают поодиночке и парами“. Это всего один из множества примеров. Меня заинтересовало то, что меня самого приняли за убийцу. А действительно, почему бы эти преступления не мог совершить пожилой джентльмен, ведущий нормальный образ жизни? Сочтите мои слова за предостережение.
Два дня назад я был в одном из угольных районов, куда меня пригласил мой друг-пастор. Я возвращался в сумерках один. Я шел по мрачным полям среди терриконов и бесплодной почвы. Внезапно меня догнала компания из семи парней. Всем им было лет по восемнадцать. Только главарю компании было года двадцать три или около того. Он был довольно высок. Парень грубо потребовал от меня назвать мое имя, что я, естественно, сделать отказался. «Тогда, — сказал он, — ты и есть Джек Потрошитель. Мы отведем тебя в полицию…» Он назвал ближайший городок, располагавшийся в двух милях от того места, где мы встретились. Я спросил, какие у него основания обращаться ко мне с подобным предложением. Он немного помедлил, а затем ответил, что сам является констеблем и имеет ордер (против меня, я так полагаю), но сейчас оставил его дома. «И еще, — добавил этот человек, — если вы не пойдете с нами, я вытащу свой револьвер и вышибу вам мозги».
«Вытаскивайте», — спокойно ответил я, будучи абсолютно уверенным в том, что у него нет револьвера. Парень действительно не вытащил оружия. Я сказал, что ни в коем случае с ним не пойду. Я заметил, что хотя семь подростков, сопровождавших этого парня, стояли вокруг меня, выкрикивая оскорбления и угрозы, никто из них не попытался даже пальцем меня коснуться. Ломая голову над тем, как выйти из этого затруднительного положения, я заметил кузнеца, шедшего по полю с работы. Я крикнул и, когда кузнец подошел, объяснил ему, что парни угрожают мне. Несмотря на то что их было семеро, кузнец выступил на моей стороне. Это был мрачный, спокойный человек, примерно моего возраста, направлявшийся домой, чтобы, как он сказал, выпить чашку чая.
Но, будучи честным рабочим, он вступился за меня. Мы вместе ушли, несмотря на то, что предводитель банды кричал и клялся, что достанет меня хоть из-под земли. Однако враги мои не успокоились. Они посоветовались и бросились нам вдогонку, хотя мы вовсе от них не убегали. Но к этому времени я уже решил, что делать. Я сказал своему спасителю, что пройду с ним, пока наши дороги совпадают, а затем сверну к дому моего знакомого шахтера.
Мы продолжили наш путь по бесплодной почве среди терриконов в окружении семи парней, которые продолжали меня оскорблять, но по-прежнему не касались меня даже пальцем. Главарь банды продолжал настаивать на том, что я должен идти с ним в город. К этому времени мы уже вышли на дорогу, где нас со всех сторон окружали мрачные здания заброшенных шахт. Эта дорога вела к дому того человека, к которому я решил обратиться. Когда мы дошли до поворота, я сказал своему другу-кузнецу, что пойду в эту сторону.
«Тебе не сюда, — закричал главарь банды. — Ты пойдешь по дороге вместе с нами». С этими словами он схватил меня за воротник. Я стряхнул его руку и сообщил ему, что он совершил нападение на меня, за которое я могу подать на него в суд. Конечно, ситуация складывалась нелегкая, но после моих слов он больше не пытался препятствовать мне и моему спутнику двигаться своим путем. Однако банда парней продолжала преследовать нас, клянясь, что не оставит нас в покое всю ночь. Вскоре мы поднялись на вершину холма, если это можно так назвать, откуда стали видны дома шахтеров с освещенными окнами.
«Вот сюда-то я и иду», — громко произнес я. К моему удивлению, главарь произнес изменившимся тоном: «Как долго вы здесь пробудете?» — «Пока не могу сказать, — ответил я. — Вам будет лучше зайти в дом вместе со мной». — «Нет, — отказался он. — Я дождусь вас здесь». Мы с кузнецом направились к дому. Возле дверей я искренне поблагодарил своего спасителя и предложил ему вознаграждение. Войдя в дом, я рассказал обо всем случившемся моему другу-шахтеру и его жене. Они слушали меня и возмущались. Меньше чем через минуту мы с моим другом вышли на дорогу, чтобы найти парней, которые преследовали меня. Но они исчезли. Увидев, что меня принимают люди, которых они знали, они почувствовали, что их подозрения безосновательны, и ушли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Впрочем, действовать полиции было нелегко. Телефон запатентовали всего двенадцать лет назад, и он еще не стал домашней принадлежностью. Сомневаюсь, чтобы газетчики, разбиравшие почту, бросались выяснять достоверность имени и адреса отправителя. Я изучила множество газет, напечатанных в 1888 — 1889 годах, и заметила, что анонимные письма все же публиковались, хоть и нечасто. Большинство авторов соглашались на то, чтобы в газете публиковались их имена, адреса и даже род занятий. Но когда начались преступления Потрошителя, в газетах появились письма, подписанные только инициалами или псевдонимами.
Спустя несколько дней после убийства Энни Чэпмен в «Таймс» было опубликовано письмо, в котором полиции предлагалось поднять все дела, связанные с «манией убийства, которая могла быть сочтена „излеченной“. Письмо было подписано „Сельский доктор“. В письме, опубликованном 13 сентября и подписанном „Дж.Ф.С.“, утверждалось, что за день до этого мужчина был „в 11 часов ограблен на Хэнбери-стрит“ в Ист-Энде, а в 5 утра семидесятилетнего старика ограбили на Чиксэнд-стрит. В 10 часов того же самого утра какой-то мужчина вбежал в булочную и украл всю выручку. Все это, по утверждению анонимного автора, случилось на территории „всего в сто ярдов и в районе, где были совершены два ужасных убийства“.
Удивительно в этом анонимном письме то, что ни в полиции, ни в газетах не появлялось сообщения о подобных преступлениях. Остается только удивляться, откуда автору письма известны такие детали, если только он сам не совершил эти преступления или не являлся офицером полиции. Большинство писем к редактору были подписаны и содержали искренние предложения помощи. Представители духовенства требовали, чтобы полиция обратила больше внимания на Ист-Энд. По мнению авторов писем, в этом районе необходимо улучшить освещение, увеличить количество полисменов и вывести оттуда все бойни, поскольку жестокость по отношению к животным выплескивается на улицы и оказывает дурное влияние на «невежественное воображение». Богатые лондонцы должны выкупать трущобы Ист-Энда и ремонтировать их. Из бедных семей следует забирать детей и воспитывать их на средства правительства.
15 октября в «Таймс» было опубликовано любопытное анонимное письмо. Его можно счесть дурным рассказом, порождением извращенного разума, а также аллюзией на убийство Джоан Ботмур:
«Сэр, я долго не был в Англии и теперь стал свидетелем огромного интереса и распространившегося возбуждения, которое породили и порождают убийства в Уайтчепеле. Меня повсюду спрашивают о них, особенно представители рабочего класса и чаще всего работающие женщины. На прошлой неделе, к примеру, находясь за городом, я предложил свой зонт молоденькой служанке, которая возвращалась домой. „Правда ли, сэр, — спросила она, — что в Лондоне женщинам перерезают горло?“ Она объяснила, что имеет в виду, что „женщин убивают поодиночке и парами“. Это всего один из множества примеров. Меня заинтересовало то, что меня самого приняли за убийцу. А действительно, почему бы эти преступления не мог совершить пожилой джентльмен, ведущий нормальный образ жизни? Сочтите мои слова за предостережение.
Два дня назад я был в одном из угольных районов, куда меня пригласил мой друг-пастор. Я возвращался в сумерках один. Я шел по мрачным полям среди терриконов и бесплодной почвы. Внезапно меня догнала компания из семи парней. Всем им было лет по восемнадцать. Только главарю компании было года двадцать три или около того. Он был довольно высок. Парень грубо потребовал от меня назвать мое имя, что я, естественно, сделать отказался. «Тогда, — сказал он, — ты и есть Джек Потрошитель. Мы отведем тебя в полицию…» Он назвал ближайший городок, располагавшийся в двух милях от того места, где мы встретились. Я спросил, какие у него основания обращаться ко мне с подобным предложением. Он немного помедлил, а затем ответил, что сам является констеблем и имеет ордер (против меня, я так полагаю), но сейчас оставил его дома. «И еще, — добавил этот человек, — если вы не пойдете с нами, я вытащу свой револьвер и вышибу вам мозги».
«Вытаскивайте», — спокойно ответил я, будучи абсолютно уверенным в том, что у него нет револьвера. Парень действительно не вытащил оружия. Я сказал, что ни в коем случае с ним не пойду. Я заметил, что хотя семь подростков, сопровождавших этого парня, стояли вокруг меня, выкрикивая оскорбления и угрозы, никто из них не попытался даже пальцем меня коснуться. Ломая голову над тем, как выйти из этого затруднительного положения, я заметил кузнеца, шедшего по полю с работы. Я крикнул и, когда кузнец подошел, объяснил ему, что парни угрожают мне. Несмотря на то что их было семеро, кузнец выступил на моей стороне. Это был мрачный, спокойный человек, примерно моего возраста, направлявшийся домой, чтобы, как он сказал, выпить чашку чая.
Но, будучи честным рабочим, он вступился за меня. Мы вместе ушли, несмотря на то, что предводитель банды кричал и клялся, что достанет меня хоть из-под земли. Однако враги мои не успокоились. Они посоветовались и бросились нам вдогонку, хотя мы вовсе от них не убегали. Но к этому времени я уже решил, что делать. Я сказал своему спасителю, что пройду с ним, пока наши дороги совпадают, а затем сверну к дому моего знакомого шахтера.
Мы продолжили наш путь по бесплодной почве среди терриконов в окружении семи парней, которые продолжали меня оскорблять, но по-прежнему не касались меня даже пальцем. Главарь банды продолжал настаивать на том, что я должен идти с ним в город. К этому времени мы уже вышли на дорогу, где нас со всех сторон окружали мрачные здания заброшенных шахт. Эта дорога вела к дому того человека, к которому я решил обратиться. Когда мы дошли до поворота, я сказал своему другу-кузнецу, что пойду в эту сторону.
«Тебе не сюда, — закричал главарь банды. — Ты пойдешь по дороге вместе с нами». С этими словами он схватил меня за воротник. Я стряхнул его руку и сообщил ему, что он совершил нападение на меня, за которое я могу подать на него в суд. Конечно, ситуация складывалась нелегкая, но после моих слов он больше не пытался препятствовать мне и моему спутнику двигаться своим путем. Однако банда парней продолжала преследовать нас, клянясь, что не оставит нас в покое всю ночь. Вскоре мы поднялись на вершину холма, если это можно так назвать, откуда стали видны дома шахтеров с освещенными окнами.
«Вот сюда-то я и иду», — громко произнес я. К моему удивлению, главарь произнес изменившимся тоном: «Как долго вы здесь пробудете?» — «Пока не могу сказать, — ответил я. — Вам будет лучше зайти в дом вместе со мной». — «Нет, — отказался он. — Я дождусь вас здесь». Мы с кузнецом направились к дому. Возле дверей я искренне поблагодарил своего спасителя и предложил ему вознаграждение. Войдя в дом, я рассказал обо всем случившемся моему другу-шахтеру и его жене. Они слушали меня и возмущались. Меньше чем через минуту мы с моим другом вышли на дорогу, чтобы найти парней, которые преследовали меня. Но они исчезли. Увидев, что меня принимают люди, которых они знали, они почувствовали, что их подозрения безосновательны, и ушли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93