Если он ненавидел свою мать, которая бросила его в таком ужасном состоянии, это неудивительно.
В XIX веке быть рожденным вне брака или быть ребенком незаконнорожденной матери было ужасным клеймом. Когда бабушка Сикерта по матери занималась сексом вне брака и получала от этого удовольствие, следовательно, по викторианским стандартам, она страдала от того же генетического заболевания, что и обычные проститутки. Считалось, что любые генитальные дефекты передаются наследственным образом и являются «заразным заболеванием крови». В газетах такие состояния называли «болезнью, которая стала проклятием человечества с самых первых дней его возникновения, оказывая ужасное воздействие на потомство в третьем и даже четвертом поколениях».
Сикерт вполне мог обвинять в своих детских страданиях, унижениях и уязвленной мужественности генетический дефект, «отравление крови», унаследованное от аморальной бабушки и незаконнорожденной матери. И это убеждение оказало трагическое воздействие на психику Сикерта. Травма, полученная в детстве, отразилась на его взрослой жизни и на тех выражениях, которые он использовал в речи и в письмах.
Во многих его письмах мы встречаем такие метафоры, как операционный стол, операция, диагноз, рассечение, вскрытие, хирург, доктора, роковой театр, кастрация, потрошение, извлечение всех органов, анестезия, анатомия, окостенение, деформация, прививка, вакцинация. Некоторые из этих образов шокируют, они отвратительны, особенно когда неожиданно появляются в середине абзаца, посвященного искусству или повседневной жизни. Сикерт вообще очень неожиданно использовал жестокие и шокирующие метафоры в своей речи. Говоря об искусстве, он мгновенно мог переключиться на патологические ужасы, смерть, сердца мертвых женщин, кошмар, страх, ненависть, насилие, добычу, каннибализм, мертворожденных, кровь, перерезанное бритвой горло, вскрытые гробы, разложение, бритвы, ножи, лезвия.
В 1912 году в статье для журнала «Инглиш Ревью» Сикерт писал: «Увеличенные фотографии обнаженных трупов должны висеть в каждой художественной школе в качестве стандарта изображения обнаженной натуры».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ДЖЕНТЛЬМЕН-ТРУЩОБНИК
В последнюю неделю августа 1888 года на Лондон обрушились самые сильные дожди за это лето. Солнце выглядывало не более чем на час, все остальное время город тонул в густом тумане.
Температура оставалась на удивление низкой. В домах горели угольные камины. Черный дым валил из труб, загрязняя воздух и делая мрак непроглядным. В викторианскую эпоху никто не следил за состоянием окружающей среды, и слово «смог» было еще не изобретено. Но проблемы, связанные с использованием угля, были хорошо знакомы лондонцам.
В Англии перестали использовать для отопления дрова еще в XVII веке. Хотя люди понимали, что угольный дым вреден для здоровья, они продолжали использовать его во все больших масштабах. В XVIII веке в Лондоне было сорок тысяч домов и триста шестьдесят тысяч труб. К концу XIX века потребление угля значительно возросло, особенно среди бедноты. Подъезжающий к городу человек чувствовал запах Лондона задолго до того, как увидеть первые дома.
Небо было мрачным и затянутым тучами, дома покрывала черная копоть, а известняковые здания и чугунные украшения тонули в тумане. Загрязненный туман держался дольше и был плотнее, чем раньше. Канавы, прорытые еще во времена римлян, переполнились и источали зловоние. Отчет 1889 года, посвященный общественному здравоохранению, гласил, что при такой скорости, с какой Лондон отравляет себя, инженерам скоро придется укреплять берега Темзы, переполненной экскрементами миллионов жителей города. Неудивительно, что лондонцы предпочитали темную одежду. Иногда смог был настолько зловонен и ядовит, что приходилось закрывать лицо платком, чтобы туман не разъел глаза и легкие.
Армия Спасения в 1890 году отмечала, что из 5,6 миллиона жителей Лондона 30000 составляют проститутки, а 32000 мужчин, женщин и детей содержатся в тюрьмах. Годом раньше, в 1889 году, 160000 жителей были осуждены за пьянство, 2297 человек совершили самоубийство и 2157 человек были найдены на улицах, в парках и лачугах мертвыми. Чуть меньше пятой части населения Лондона не имело жилья и обитало в ночлежках, работных домах, больницах, сумасшедших домах. Эти люди жили в бедности и находились на грани голодной смерти. Большая часть несчастных обитала в Ист-Энде. Именно здесь такой хищник, как Джек Потрошитель, и искал для себя жертвы, благо пьяных, бездомных проституток в Ист-Энде было предостаточно.
Во времена Джека Потрошителя население Ист-Энда оценивалось примерно в миллион жителей. Если включить сюда еще и голодные пригородные деревушки, это число можно увеличить вдвое. Восточная часть Лондона, включающая в себя лондонские доки и районы Уайтчепел, Спиталфилдз и Бетнал Грин, с юга ограничивалась Темзой, с запада лондонским Сити, с севера Хэкни и Шордичем, а с востока рекой Ли. Ист-Энд развивался стремительно, так как дорога, которая вела от Олдгейта к Уайтчепелу была основным путем из города. Земля ценилась и застраивалась. Центром Ист-Энда была Лондонская больница для бедных, которая и сейчас находится на Уайтчепел Роуд, но теперь называется Королевской лондонской больницей. Когда Джон Грив провел меня по местам, где Джек Потрошитель совершал свои преступления, мы с ним встречались именно возле этой больницы, мрачного викторианского кирпичного здания, которое мало изменилось с тех времен. Это здание и сейчас производит гнетущее впечатление, можно себе представить, каким оно было в конце XIX века, когда в нем нашел убежище Джозеф Кэри Меррик.
Меррик, известный под именем «Человек-слон», был спасен из балагана и неминуемой смерти сэром Фредериком Тревисом, врачом, отличающимся мужеством и добротой. Доктор Тревис работал в лондонской больнице в ноябре 1884 года, когда Меррика демонстрировали в балагане, раскинувшемся напротив. Перед балаганом висела афиша, приглашающая всех желающих посмотреть на «чудовищное создание, которое может присниться только в кошмарном сне». Об этом доктор Тревис рассказывал много лет спустя, когда работал при дворе короля Эдуарда VII.
За два пенса любой мог увидеть варварское представление. Дети и взрослые входили в холодное пустое здание и толпились возле красного занавеса, свисающего с потолка. Хозяин балагана открывал занавес, и тут же раздавались крики ужаса и удивления. Чудовищная фигура Меррика, одетого только в грязные, рваные брюки, вызывала настоящий ужас. Доктор Тревис читал лекции по анатомии и видел в своей жизни многое, но ему никогда не приходилось сталкиваться со столь отвратительным существом.
Меррик страдал болезнью фон Реклингаузена, вызываемой генной мутацией, в результате чего ускоряется рост клеток. Его кости деформировались столь причудливо, что голова у него была почти три фута в диаметре (90 см), а один нарост свисал над бровью и почти закрывал левый глаз. Верхняя челюсть напоминала бивень, верхняя губа загибалась наружу, из-за чего Меррику было очень трудно разговаривать. Кожа этого человека напоминала цветную капусту, повсюду свисали наросты плоти, а лицо застыло в нечеловеческой маске, описать которую невозможно. Пока не вмешался доктор Тревис, Меррика считали тупым и психически неполноценным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
В XIX веке быть рожденным вне брака или быть ребенком незаконнорожденной матери было ужасным клеймом. Когда бабушка Сикерта по матери занималась сексом вне брака и получала от этого удовольствие, следовательно, по викторианским стандартам, она страдала от того же генетического заболевания, что и обычные проститутки. Считалось, что любые генитальные дефекты передаются наследственным образом и являются «заразным заболеванием крови». В газетах такие состояния называли «болезнью, которая стала проклятием человечества с самых первых дней его возникновения, оказывая ужасное воздействие на потомство в третьем и даже четвертом поколениях».
Сикерт вполне мог обвинять в своих детских страданиях, унижениях и уязвленной мужественности генетический дефект, «отравление крови», унаследованное от аморальной бабушки и незаконнорожденной матери. И это убеждение оказало трагическое воздействие на психику Сикерта. Травма, полученная в детстве, отразилась на его взрослой жизни и на тех выражениях, которые он использовал в речи и в письмах.
Во многих его письмах мы встречаем такие метафоры, как операционный стол, операция, диагноз, рассечение, вскрытие, хирург, доктора, роковой театр, кастрация, потрошение, извлечение всех органов, анестезия, анатомия, окостенение, деформация, прививка, вакцинация. Некоторые из этих образов шокируют, они отвратительны, особенно когда неожиданно появляются в середине абзаца, посвященного искусству или повседневной жизни. Сикерт вообще очень неожиданно использовал жестокие и шокирующие метафоры в своей речи. Говоря об искусстве, он мгновенно мог переключиться на патологические ужасы, смерть, сердца мертвых женщин, кошмар, страх, ненависть, насилие, добычу, каннибализм, мертворожденных, кровь, перерезанное бритвой горло, вскрытые гробы, разложение, бритвы, ножи, лезвия.
В 1912 году в статье для журнала «Инглиш Ревью» Сикерт писал: «Увеличенные фотографии обнаженных трупов должны висеть в каждой художественной школе в качестве стандарта изображения обнаженной натуры».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ДЖЕНТЛЬМЕН-ТРУЩОБНИК
В последнюю неделю августа 1888 года на Лондон обрушились самые сильные дожди за это лето. Солнце выглядывало не более чем на час, все остальное время город тонул в густом тумане.
Температура оставалась на удивление низкой. В домах горели угольные камины. Черный дым валил из труб, загрязняя воздух и делая мрак непроглядным. В викторианскую эпоху никто не следил за состоянием окружающей среды, и слово «смог» было еще не изобретено. Но проблемы, связанные с использованием угля, были хорошо знакомы лондонцам.
В Англии перестали использовать для отопления дрова еще в XVII веке. Хотя люди понимали, что угольный дым вреден для здоровья, они продолжали использовать его во все больших масштабах. В XVIII веке в Лондоне было сорок тысяч домов и триста шестьдесят тысяч труб. К концу XIX века потребление угля значительно возросло, особенно среди бедноты. Подъезжающий к городу человек чувствовал запах Лондона задолго до того, как увидеть первые дома.
Небо было мрачным и затянутым тучами, дома покрывала черная копоть, а известняковые здания и чугунные украшения тонули в тумане. Загрязненный туман держался дольше и был плотнее, чем раньше. Канавы, прорытые еще во времена римлян, переполнились и источали зловоние. Отчет 1889 года, посвященный общественному здравоохранению, гласил, что при такой скорости, с какой Лондон отравляет себя, инженерам скоро придется укреплять берега Темзы, переполненной экскрементами миллионов жителей города. Неудивительно, что лондонцы предпочитали темную одежду. Иногда смог был настолько зловонен и ядовит, что приходилось закрывать лицо платком, чтобы туман не разъел глаза и легкие.
Армия Спасения в 1890 году отмечала, что из 5,6 миллиона жителей Лондона 30000 составляют проститутки, а 32000 мужчин, женщин и детей содержатся в тюрьмах. Годом раньше, в 1889 году, 160000 жителей были осуждены за пьянство, 2297 человек совершили самоубийство и 2157 человек были найдены на улицах, в парках и лачугах мертвыми. Чуть меньше пятой части населения Лондона не имело жилья и обитало в ночлежках, работных домах, больницах, сумасшедших домах. Эти люди жили в бедности и находились на грани голодной смерти. Большая часть несчастных обитала в Ист-Энде. Именно здесь такой хищник, как Джек Потрошитель, и искал для себя жертвы, благо пьяных, бездомных проституток в Ист-Энде было предостаточно.
Во времена Джека Потрошителя население Ист-Энда оценивалось примерно в миллион жителей. Если включить сюда еще и голодные пригородные деревушки, это число можно увеличить вдвое. Восточная часть Лондона, включающая в себя лондонские доки и районы Уайтчепел, Спиталфилдз и Бетнал Грин, с юга ограничивалась Темзой, с запада лондонским Сити, с севера Хэкни и Шордичем, а с востока рекой Ли. Ист-Энд развивался стремительно, так как дорога, которая вела от Олдгейта к Уайтчепелу была основным путем из города. Земля ценилась и застраивалась. Центром Ист-Энда была Лондонская больница для бедных, которая и сейчас находится на Уайтчепел Роуд, но теперь называется Королевской лондонской больницей. Когда Джон Грив провел меня по местам, где Джек Потрошитель совершал свои преступления, мы с ним встречались именно возле этой больницы, мрачного викторианского кирпичного здания, которое мало изменилось с тех времен. Это здание и сейчас производит гнетущее впечатление, можно себе представить, каким оно было в конце XIX века, когда в нем нашел убежище Джозеф Кэри Меррик.
Меррик, известный под именем «Человек-слон», был спасен из балагана и неминуемой смерти сэром Фредериком Тревисом, врачом, отличающимся мужеством и добротой. Доктор Тревис работал в лондонской больнице в ноябре 1884 года, когда Меррика демонстрировали в балагане, раскинувшемся напротив. Перед балаганом висела афиша, приглашающая всех желающих посмотреть на «чудовищное создание, которое может присниться только в кошмарном сне». Об этом доктор Тревис рассказывал много лет спустя, когда работал при дворе короля Эдуарда VII.
За два пенса любой мог увидеть варварское представление. Дети и взрослые входили в холодное пустое здание и толпились возле красного занавеса, свисающего с потолка. Хозяин балагана открывал занавес, и тут же раздавались крики ужаса и удивления. Чудовищная фигура Меррика, одетого только в грязные, рваные брюки, вызывала настоящий ужас. Доктор Тревис читал лекции по анатомии и видел в своей жизни многое, но ему никогда не приходилось сталкиваться со столь отвратительным существом.
Меррик страдал болезнью фон Реклингаузена, вызываемой генной мутацией, в результате чего ускоряется рост клеток. Его кости деформировались столь причудливо, что голова у него была почти три фута в диаметре (90 см), а один нарост свисал над бровью и почти закрывал левый глаз. Верхняя челюсть напоминала бивень, верхняя губа загибалась наружу, из-за чего Меррику было очень трудно разговаривать. Кожа этого человека напоминала цветную капусту, повсюду свисали наросты плоти, а лицо застыло в нечеловеческой маске, описать которую невозможно. Пока не вмешался доктор Тревис, Меррика считали тупым и психически неполноценным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93