— А тебе не все равно?
— Почему они тут?
— Потому что у них турне, — говорит Роджер. — Ты кокаин потребляешь?
— Граммами, граммами и еще граммами. Задохнешься, если узнаешь сколько.
— Лучше кокаин, чем герыч, как в восемьдесят втором, — осторожно отвечает он.
— Кто эти люди? — спрашиваю я.
— А ты кто?
— Ну… — Вопрос меня смущает. — А ты… как думаешь?
— Человек, который пытался поджечь бывшую жену садовым факелом… — предполагает он.
— Мы тогда были женаты.
— Удачно, по-моему, что Нина в океан бросилась. — Роджер делает паузу. — Разумеется, три месяца спустя, но если учесть, какая она была умница, когда вы познакомились, я рад, что у нее так улучшились рефлексы. — Роджер прикуривает, задумывается. — Блин, невероятно, что она получила опекунство. Но мне подумать страшно, что бы случилось с ребенком, если бы опекунство получил ты. Мотра — и та родитель получше.
— Роджер, кто эти люди?
— Видел обложку последнего «Роллинг Стоуна»? — Роджер щелкает пальцами в сторону юной нервной официантки. — Ой, забыл. Ты же его больше не читаешь.
— После того дерьма, что они вывалили, когда Эд погиб.
— Ах, какие мы обидчивые, — вздыхает Роджер. — «Английские цены» — хит. Хитовый альбом «Поганка», и еще про них сделали видеоигру — надо бы тебе сыграть… э… как-нибудь. — Роджер тычет пальцем в свою чашку, и официантка, покорно склонив голову, наливает. — Кажется, что безвкусица, но на самом деле нет. Правда.
— Господи, да я развалина.
— «Английские цены» — высший класс, — напоминает Роджер. — Стратосфера — это слабо сказано.
— Это ты уже говорил, и мне по-прежнему не верится.
— Только спокойно.
— С чего это мне успокаиваться? — Я смотрю Роджеру в глаза — первый раз с тех пор, как мы зашли в кофейню.
Роджер глядит в чашку, потом на меня и очень четко произносит:
— Потому что я намерен стать их менеджером.
Я молчу.
— Они еще толпы приведут, — говорит Роджер. — Толпы людей.
— Куда? Кому? — спрашиваю я и тут же понимаю, что бесполезно, лучше б он не отвечал.
— Для вас, детки, — отвечает Роджер. — У нас немалая аудитория, но тем не менее.
— Больше туров не будет, — говорю я. — Все.
— Это ты так думаешь, — бросает Роджер.
— Ох, блин. — Больше мне сказать нечего.
Роджер поднимает голову.
— Ах ты черт — вот они, ублюдки. Только спокойно.
— Твою, на хуй, мать, — вздыхаю я. — Да я спокоен.
— Почаще это себе говори и опусти рукава.
— Я начинаю понимать, что ты утоп в моей жизни по уши, — замечаю я, опуская рукава.
В кофейню входят четыре музыканта из «Английских цен». С каждым юная, красивая японка в мини-юбке, футболке и розовых кожаных ботинках. Солист тоже очень юный, даже моложе японок, платиновые волосы торчат во все стороны кляксой, у него ровный загар, крашеные ресницы, красная подводка на веках, он весь в черной коже, а на запястье — шипастый браслет. Мы пожимаем друг другу руки.
— Эй, отец, я всю дорогу твой поклонник, — произносит он. — Всю дорогу, отец.
Остальные угрюмо кивают. Я не в состоянии улыбнуться или кивнуть. Мы все сидим за большим стеклянным столом, и девушки-японки таращатся на меня и хихикают.
— А где Гас? — интересуется Роджер.
— У Гаса мононуклеоз, — солист оборачивается к Роджеру, не отводя взгляда от меня.
— Надо бы ему цветочков послать, — говорит Роджер.
Солист поворачивается ко мне.
— Гас — это наш барабанщик, — объясняет он.
— А-а, — говорю я. — Это… хорошо.
— Суси? — предлагает им Роджер.
— Нет, я вегетарианец, — отвечает солист. — И вообще, мы уже завтракали в «СпагеттиОс».
— С кем?
— С одним важным студийным начальником.
— Эх, — говорит Роджер.
— В общем, отец, — солист вновь обращается ко мне, — я, как бы, это — слушал твои пластинки — ну, пластинки группы, — сколько себя помню. Уже, как бы, ну, давно, и я не ошибусь, если скажу, что вы на нас оказали… — Он умолкает, и выговорить следующее слово ему непросто: — Воздействие.
Остальные «английские ценники» кивают и хором бормочут.
Я пытаюсь заглянуть солисту в глаза. Выдавить: «Замечательно». Все молчат.
— Эй, — говорит солист Роджеру. — Он чего-то это… блеклый какой-то.
— Ага, — соглашается Роджер. — Мы вообще-то его так и зовем — Метрополутон.
— Это… круто, — понимающе отвечает солист.
— А ты, мужик, кого слушал? — спрашивает один «ценник».
— Когда? — Я обескуражен.
— Ну типа в детстве, в средней типа школе, все такое. Влияния, мужик.
— Ой… кучу всего. Ну, я вообще-то не помню… — Я панически смотрю на Роджера. — Я бы лучше не говорил.
— Хочешь типа, чтоб я повторил вопрос, мужик? — спрашивает солист.
Я лишь парализованно смотрю на него, не в состоянии двинуться.
— Се ля жизнь, — наконец вздыхает солист.
— Капитан Бифхарт, «Ронеттки», анти-истэблишментские страсти, все такое, — жизнерадостно перечисляет Роджер. — Скажи мне, кто твой друг. — Лукаво хихикает, за ним хохочет, гавкает прямо, солист — это команда засмеяться остальным «ценникам».
— Отличные девчонки.
— Да, сэр, — льстиво и монотонно говорит один. — Ни бельмеса не смыслят по-американски, но ебутся, как кролики.
— Смыслишь? — обращается солист к сидящей рядом девчонке. — Хорошо ебешься, сука? — спрашивает он и кивает с выражением глубокой искренности на лице. Девушка разглядывает лицо, видит кивок, улыбку и улыбается в ответ беспокойно и невинно, кивает, и все гогочут.
Солист, кивая и улыбаясь, обращается к другой:
— Нехило отсасываешь, а? Любишь, когда я жирным, кожистым хуем тебя по лицу бью, сука ебанутая?
Девушка кивает, улыбается, оборачивается к другой, и вся группа смеется, Роджер смеется, и японки смеются. Я смеюсь, снимаю наконец очки, чуть расслабляюсь. Наступает тишина, и каждый из нас на минуту предоставлен собственным тревогам. Роджер советует ребятам заказать чего-нибудь выпить. Японки хихикают, поправляют розовые ботиночки, солист косится на мою забинтованную руку, и в этой наивной кривой улыбке, в дымке фотосессии, в гостинице Сан-Франциско, в бесчисленных долларах, в следующих десяти месяцах я вижу себя.
В гардеробной стадиона перед выходом я сижу на стуле перед огромным овальным зеркалом, смотрю сквозь «уэйфэреры», как мое отражение грызет редиску. Пинаю стену, стискиваю кулаки. Входит Роджер, садится, закуривает. Спустя некоторое время я издаю звук.
— Что? — переспрашивает Роджер. — Ты бормочешь.
— Я туда не хочу.
— Потому что что? — Роджер разговаривает, будто с ребенком.
— Мне нехорошо. — Я таращусь на себя в зеркало. Толку ноль.
— Вот не надо. Ты сегодня прямо излучаешь оптимизм.
— Ага, а ты, блядь, на днях станешь Мистер Конгениальность, — ворчу я. Потом успокаиваюсь: — Зови Дика.
— Кого звать дико? — спрашивает он, но, видя, что я на него сейчас наброшусь, уступает: — Шучу.
Роджер куда-то звонит, через десять минут кто-то во что-то заворачивает мне руку, двигает по вене, затем покалывание, витамины — опа! — меня заливает странное тепло, оно выгоняет холод, сначала быстро, потом медленнее, ох-х, ага.
Роджер садится на диванчик и говорит:
— Больше фанаток не бей, понял? Слышишь меня? Хватит.
— Ох, блин, — говорю я. — Им… по кайфу. Им по кайфу меня баловать. Я им даю себя… баловать.
— Просто угомонись. Слышишь?
— Ох, отец, чтоб тебя, отец, я и дальше буду.
— Что ты сказал?
— Отец, я Брайан…
— Я знаю, кто ты, — перебивает Роджер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Почему они тут?
— Потому что у них турне, — говорит Роджер. — Ты кокаин потребляешь?
— Граммами, граммами и еще граммами. Задохнешься, если узнаешь сколько.
— Лучше кокаин, чем герыч, как в восемьдесят втором, — осторожно отвечает он.
— Кто эти люди? — спрашиваю я.
— А ты кто?
— Ну… — Вопрос меня смущает. — А ты… как думаешь?
— Человек, который пытался поджечь бывшую жену садовым факелом… — предполагает он.
— Мы тогда были женаты.
— Удачно, по-моему, что Нина в океан бросилась. — Роджер делает паузу. — Разумеется, три месяца спустя, но если учесть, какая она была умница, когда вы познакомились, я рад, что у нее так улучшились рефлексы. — Роджер прикуривает, задумывается. — Блин, невероятно, что она получила опекунство. Но мне подумать страшно, что бы случилось с ребенком, если бы опекунство получил ты. Мотра — и та родитель получше.
— Роджер, кто эти люди?
— Видел обложку последнего «Роллинг Стоуна»? — Роджер щелкает пальцами в сторону юной нервной официантки. — Ой, забыл. Ты же его больше не читаешь.
— После того дерьма, что они вывалили, когда Эд погиб.
— Ах, какие мы обидчивые, — вздыхает Роджер. — «Английские цены» — хит. Хитовый альбом «Поганка», и еще про них сделали видеоигру — надо бы тебе сыграть… э… как-нибудь. — Роджер тычет пальцем в свою чашку, и официантка, покорно склонив голову, наливает. — Кажется, что безвкусица, но на самом деле нет. Правда.
— Господи, да я развалина.
— «Английские цены» — высший класс, — напоминает Роджер. — Стратосфера — это слабо сказано.
— Это ты уже говорил, и мне по-прежнему не верится.
— Только спокойно.
— С чего это мне успокаиваться? — Я смотрю Роджеру в глаза — первый раз с тех пор, как мы зашли в кофейню.
Роджер глядит в чашку, потом на меня и очень четко произносит:
— Потому что я намерен стать их менеджером.
Я молчу.
— Они еще толпы приведут, — говорит Роджер. — Толпы людей.
— Куда? Кому? — спрашиваю я и тут же понимаю, что бесполезно, лучше б он не отвечал.
— Для вас, детки, — отвечает Роджер. — У нас немалая аудитория, но тем не менее.
— Больше туров не будет, — говорю я. — Все.
— Это ты так думаешь, — бросает Роджер.
— Ох, блин. — Больше мне сказать нечего.
Роджер поднимает голову.
— Ах ты черт — вот они, ублюдки. Только спокойно.
— Твою, на хуй, мать, — вздыхаю я. — Да я спокоен.
— Почаще это себе говори и опусти рукава.
— Я начинаю понимать, что ты утоп в моей жизни по уши, — замечаю я, опуская рукава.
В кофейню входят четыре музыканта из «Английских цен». С каждым юная, красивая японка в мини-юбке, футболке и розовых кожаных ботинках. Солист тоже очень юный, даже моложе японок, платиновые волосы торчат во все стороны кляксой, у него ровный загар, крашеные ресницы, красная подводка на веках, он весь в черной коже, а на запястье — шипастый браслет. Мы пожимаем друг другу руки.
— Эй, отец, я всю дорогу твой поклонник, — произносит он. — Всю дорогу, отец.
Остальные угрюмо кивают. Я не в состоянии улыбнуться или кивнуть. Мы все сидим за большим стеклянным столом, и девушки-японки таращатся на меня и хихикают.
— А где Гас? — интересуется Роджер.
— У Гаса мононуклеоз, — солист оборачивается к Роджеру, не отводя взгляда от меня.
— Надо бы ему цветочков послать, — говорит Роджер.
Солист поворачивается ко мне.
— Гас — это наш барабанщик, — объясняет он.
— А-а, — говорю я. — Это… хорошо.
— Суси? — предлагает им Роджер.
— Нет, я вегетарианец, — отвечает солист. — И вообще, мы уже завтракали в «СпагеттиОс».
— С кем?
— С одним важным студийным начальником.
— Эх, — говорит Роджер.
— В общем, отец, — солист вновь обращается ко мне, — я, как бы, это — слушал твои пластинки — ну, пластинки группы, — сколько себя помню. Уже, как бы, ну, давно, и я не ошибусь, если скажу, что вы на нас оказали… — Он умолкает, и выговорить следующее слово ему непросто: — Воздействие.
Остальные «английские ценники» кивают и хором бормочут.
Я пытаюсь заглянуть солисту в глаза. Выдавить: «Замечательно». Все молчат.
— Эй, — говорит солист Роджеру. — Он чего-то это… блеклый какой-то.
— Ага, — соглашается Роджер. — Мы вообще-то его так и зовем — Метрополутон.
— Это… круто, — понимающе отвечает солист.
— А ты, мужик, кого слушал? — спрашивает один «ценник».
— Когда? — Я обескуражен.
— Ну типа в детстве, в средней типа школе, все такое. Влияния, мужик.
— Ой… кучу всего. Ну, я вообще-то не помню… — Я панически смотрю на Роджера. — Я бы лучше не говорил.
— Хочешь типа, чтоб я повторил вопрос, мужик? — спрашивает солист.
Я лишь парализованно смотрю на него, не в состоянии двинуться.
— Се ля жизнь, — наконец вздыхает солист.
— Капитан Бифхарт, «Ронеттки», анти-истэблишментские страсти, все такое, — жизнерадостно перечисляет Роджер. — Скажи мне, кто твой друг. — Лукаво хихикает, за ним хохочет, гавкает прямо, солист — это команда засмеяться остальным «ценникам».
— Отличные девчонки.
— Да, сэр, — льстиво и монотонно говорит один. — Ни бельмеса не смыслят по-американски, но ебутся, как кролики.
— Смыслишь? — обращается солист к сидящей рядом девчонке. — Хорошо ебешься, сука? — спрашивает он и кивает с выражением глубокой искренности на лице. Девушка разглядывает лицо, видит кивок, улыбку и улыбается в ответ беспокойно и невинно, кивает, и все гогочут.
Солист, кивая и улыбаясь, обращается к другой:
— Нехило отсасываешь, а? Любишь, когда я жирным, кожистым хуем тебя по лицу бью, сука ебанутая?
Девушка кивает, улыбается, оборачивается к другой, и вся группа смеется, Роджер смеется, и японки смеются. Я смеюсь, снимаю наконец очки, чуть расслабляюсь. Наступает тишина, и каждый из нас на минуту предоставлен собственным тревогам. Роджер советует ребятам заказать чего-нибудь выпить. Японки хихикают, поправляют розовые ботиночки, солист косится на мою забинтованную руку, и в этой наивной кривой улыбке, в дымке фотосессии, в гостинице Сан-Франциско, в бесчисленных долларах, в следующих десяти месяцах я вижу себя.
В гардеробной стадиона перед выходом я сижу на стуле перед огромным овальным зеркалом, смотрю сквозь «уэйфэреры», как мое отражение грызет редиску. Пинаю стену, стискиваю кулаки. Входит Роджер, садится, закуривает. Спустя некоторое время я издаю звук.
— Что? — переспрашивает Роджер. — Ты бормочешь.
— Я туда не хочу.
— Потому что что? — Роджер разговаривает, будто с ребенком.
— Мне нехорошо. — Я таращусь на себя в зеркало. Толку ноль.
— Вот не надо. Ты сегодня прямо излучаешь оптимизм.
— Ага, а ты, блядь, на днях станешь Мистер Конгениальность, — ворчу я. Потом успокаиваюсь: — Зови Дика.
— Кого звать дико? — спрашивает он, но, видя, что я на него сейчас наброшусь, уступает: — Шучу.
Роджер куда-то звонит, через десять минут кто-то во что-то заворачивает мне руку, двигает по вене, затем покалывание, витамины — опа! — меня заливает странное тепло, оно выгоняет холод, сначала быстро, потом медленнее, ох-х, ага.
Роджер садится на диванчик и говорит:
— Больше фанаток не бей, понял? Слышишь меня? Хватит.
— Ох, блин, — говорю я. — Им… по кайфу. Им по кайфу меня баловать. Я им даю себя… баловать.
— Просто угомонись. Слышишь?
— Ох, отец, чтоб тебя, отец, я и дальше буду.
— Что ты сказал?
— Отец, я Брайан…
— Я знаю, кто ты, — перебивает Роджер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44