https://www.dushevoi.ru/products/rakoviny/dvoinie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Постепенно отдел расследований превратился в клуб, где обсуждались все новости. Сдав в секретариат свои статьи, в загон заглядывали нештатники, как по старой памяти назвали независимых журналистов, на свой страх и риск выискивавших острые темы, а потом продававших материалы тому, кто больше заплатит. Народ был тертый, информированный. В трепе обо всем и обо всех, нередко за бутылкой виски или хорошего коньяка, купленных с гонорара, иногда всплывали серьезные темы, они становились поводом для публикаций, которые создали «Курьеру» репутацию издания, авторы которого всегда знают, о чем пишут.
Но сейчас, перед летучкой, в загоне были только Регина и Тюрин. На столе перед Тюриным лежал последний номер «Российского курьера», раскрытый на интервью заместителя начальника налоговой полиции генерала Морозова под крупной «шапкой» «Пора выходить из тени». Регина нервно курила.
Лозовский понял, что своим появлением он прервал какой-то напряженный и, судя по всему, неприятный разговор.
Он сунул дубленку в шкаф рядом с шубкой Регины и темно-синим, похожим на милицейскую шинель, пальто Тюрина, пригладил ладонями волосы и немного постоял у окна, глядя на мутные в снеговой пелене очертания домов и пытаясь сообразить, почему никак не оставляет его предчувствие опасности, с каким идешь по незнакомой деревенской улице и ждешь, что вот-вот выскочит сорвавшаяся с цепи псина и вцепится тебе в загривок. Потом подсел к столу Регины и попросил:
— Региночка, детка, посмотри на меня.
Она посмотрела — хмуро, неприязненно:
— Ну?
— Лисичка. Хитрая, но вроде не злая. Если ее специально не злить, — оговорился Лозовский.
— А я? — полюбопытствовал Тюрин.
— Лысый барсук.
Заглянула Фаина, секретарша редакции, высокомерная от приближенности к начальству, как это у них, секретарш, заведено. Предупредила, не входя в загон:
— Летучка задерживается, у Альберта Николаевича очень важный посетитель.
— А кто она? — спросила Регина.
— Крыса!
— Шеф, у тебя сегодня мизантропическое настроение.
— Немного есть, — согласился Лозовский.
— Сейчас мы тебя развеселим, — пообещала Регина не предвещающим ничего хорошего тоном. — Начни, Петрович. Ты первый сунулся в это дело.
— Куда я совался? Никуда я не совался, — запротестовал Тюрин. — Я выполнял задание шефа.
— Какое здание? — не понял Лозовский.
— Ты сказал, что интервью Морозова смахивает на джинсу.
Я понял это так, что ты хотел бы разобраться, что к чему. Или я неправильно понял?
— Правильно, Петрович. Ты правильно все понял.
На редакционном жаргоне джинсой называли скрытую рекламу и черный пиар. Несмотря на то, что это было запрещено законом о средствах массовой информации и осуждалось Союзом журналистов, было немало изданий, и очень известных, которые занимались джинсой почти открыто и даже поощряли своих журналистов к поиску заказчиков. Автору статьи оставляли до пятнадцати процентов валютной наличности, которой расплачивались за джинсу, а все остальное шло в «черную кассу» редакции — в так называемый рептильный фонд.
Рептильный фонд существовал и в «Российском курьере». Образовывался он из «нала» рекламодателей, из аренды и других источников, известных лишь Броверману. Среди этих источников была реклама по бартеру, благодаря которой в кабинетах «Курьера» стояли хорошие компьютеры, у всех журналистов были мобильные телефоны, а редакционные дамы красовались в одежде от дорогих фирм. Броверман же рептильным фондом распоряжался.
Как и во всех изданиях, из него давали взятки чиновникам, от которых зависело создание для еженедельника режима наибольшего финансового благоприятствования, но основная часть шла на зарплату и на гонорары штатных и нештатных корреспондентов. По ведомости рядовые сотрудники «Курьера» получали по пять тысяч рублей в месяц, в действительности по пятьсот долларов. Зарплата редакторов отделов и ведущих обозревателей составляла семь тысяч, а в конвертах, которые каждый месяц в день получки раздавал Броверман, лежало по семьсот — восемьсот «зеленых». Точно так же за статью официально платили по триста рублей, а на самом деле до трехсот и даже до пятисот долларов, когда материал того стоил. Если же материал попадал в струю и способствовал принятию в Госдуме желательных для кого-то законов или препятствовал продвижению законов нежелательных, в рептильный фонд «Курьера» шел серьезный откат, и гонорары повышались до размеров, которых никто, кроме Бровермана, не знал.
Джинса как средство пополнения «черной кассы» «Российского курьера» была категорически запрещена с самого начала — еще в пору создания «Курьера», когда в молодой демократической России были живы иллюзии о возможности журналистской независимости и неподкупности. Потом джинсой брезговали по инерции, с какой старая дева, упустившая свое время, отвергает непристойные предложения. И оказалось, что эта позиция очень эффективна экономически. То, что публикации «Российского курьера» никогда не были заведомо заказными, способствовало укреплению репутации еженедельника как издания объективного и позволяло удерживать высокий рейтинг. Если джинсой соблазнялись сами журналисты и были уличены, следовал немедленный приказ об увольнении.
Каждый случай джинсы бурно обсуждался в редакции, вызывал негодование, но было у Лозовского подозрение, что негодование это примерно такое же, с каким добропорядочные дамы клеймят женщин легкого поведения, сами же втайне им завидуют. Единственным, в чьей искренности Лозовский не сомневался, был Тюрин. Ему очень нравилось быть своим среди профессиональных журналистов — людей со всеми человеческими слабостями, но в то же время существ особенных, знающих много слов и умеющих эти слова сопрягать так, что получались пусть не стихи, но все же не рапорт и не протокол. После двадцати лет милицейской службы в обстановке постоянной напряженности и взаимной подозрительности и после работы в банке, где тоже не расслабишься, Тюрин чувствовал себя так, словно бы наконец-то нашел свой дом. Джинсу он воспринимал как предательство, очень расстраивался, но в своем осуждении был непреклонен и никаких компромиссов не признавал.
Регина Смирнова тоже резко порицала джинсу, но по причинам не морально-этическим, а сугубо материальным. Она была своим человеком на бирже, ее аналитические обзоры предопределяли рыночные ожидания и влияли на колебания курсов акций. Хотя влияние это было в процентном отношении ничтожным, оно позволяло ей и связанными с ней брокерам вести некрупную, но гарантированно выигрышную биржевую игру, благодаря чему она зарабатывала много больше, чем ее отец-дипломат. Поэтому к репутации «Российского курьера» как издания независимого она относилась очень ревниво.
Говоря о том, что интервью генерала Морозова, которое он дал корреспонденту «Курьера» Стасу Шинкареву, смахивает на джинсу, Лозовский имел в виду рекламный характер интервью. Заместитель начальника налоговой полиции не пожалел красок, расписывая успехи своего ведомства. За девять месяцев в бюджет было возвращено в три раза больше средств, чем за весь прошлый год. У Лозовского, однако, и мысли не было подозревать Шинкарева в том, что тот получил за интервью бабки. Налоговики не дают взяток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
 https://sdvk.ru/Smesiteli/Dlya_kuhni/chernye/ 

 Kerama Marazzi Версаль