136, решившей заменить реальность совершенной
церкви пустотой своей церкви неосязаемой?
Если вы меня спросите, носил ли каждый из ее членов в сердце своем
совершенное сознание великого дела, которое выполнялось вокруг него, я вам
отвечу, что этого не думаю, ибо такое сознание станет возможным в
божественной церкви лишь после того, как она пройдет весь цикл человеческого
разума; тогда, исчерпав весь цикл конечного разума, она вступит в область
разума бесконечного, чтобы затем уже не выходить из нее. Нельзя, однако,
сомневаться в том, что в ней всегда жило некое глубокое ощущение этого
разума и, сосредоточенное в неких избранных душах, в неких увенчанных
священным сиянием умах, оно излучалось на всю сферу разумных существ,
составляющих христианское сообщество, и наполняло их всей силой, всей
правдой глубокого личного чувства.
203. Восточная церковь, по-видимому, была предназначена совсем для
другого: она должна была идти иными путями. Ее роль состояла в том, чтобы
явить мощь христианства, предоставленного единственно своим силам; она в
совершенстве выполняла это высокое призвание. Родившись под дыханием
пустыни, перенесенная затем в другую пустыню, где, живя в уединении,
созданном для нее окружавшим ее варварством, она, естественно, стала
аскетической и созерцательной. Самое происхождение отрезало ей путь к какому
бы то ни было честолюбию. И она, надо сознаться, довела покорность до
крайности; она всячески стремилась себя уничижать: преклонять колена перед
всеми государями, каковы бы они ни были, верные или неверные, православные
или схизматики, монголы или сельджуки; когда гнет становился невыносимым или
когда на нее обрушивалось иноземное иго, редко умела она прибегнуть к иному
средству, кроме как заливать слезами церковную паперть, или же,
повергнувшись в прах, призывать помощь небесную в тихой молитве. Все это
совершенно верно, но верно и то, что ничего иного она делать и не могла, что
она изменила бы своему призванию, если бы попыталась облечься в иную одежду.
Разве только в славные дни русского патриаршества она дерзнула быть
честолюбивой, и мы знаем, какова была расплата за эту попытку
противоестественной гордыни 137.
Как бы то ни было, этой церкви, столь смиренной, столь покорной, столь
безропотной, наша страна обязана не только самыми прекрасными страницами
своей истории, но и своим сохранением. Вот урок, который она была призвана
явить миру: великий народ, образовавшийся всецело под влиянием религии
Христа, - поучительное зрелище, которое мы предъявляем на размышление
серьезных умов.
204. Чего хочет новая школа? Вновь обрести, восстановить национальное
начало, которое, вероятно, в минуту рассеянности народ некогда незаметно
позволил у себя похитить Петру Великому, начало, вне которого, однако, ни
для какого народа немыслим истинный прогресс. Это совершенно верно. Народ,
точно также, как и индивидуум, не может сделать ни шагу вперед без ощущения
своей личности; более того, он не может даже существовать без этого
ощущения; но это-то именно и доказывает ваше заблуждение, ибо никогда не
было случая, чтобы народ утратил чувство национальности, не перестав
существовать, а мы, кажется, существуем138.
205. Перед нами произведения молодого французского философа139, человека
во многих отношениях очень умного, стоящего совершенно особняком от
философской клики своей страны, но, к несчастью, находящегося также в полном
неведении того, что происходит по ту сторону Рейна, и судящего о философии
вообще по той, которой учат в в коллеж де Франс. А надо сказать, что страна,
в которой увидел свет родоначальник современной философии140, не
пользовалась его наследием; в наши дни это замечательное наследство не
является достоянием ни г-на Кузена, ни г-на Жуфруа.
206. Наш автор, например, громко возражает против притязаний очень
известной во Франции шнолы, которая хотела бы упразднить чувство личное и
заменить его чувством общественным. В этом он совершенно прав, но он не
прав, смешивая это младенческое учение с учением немецких философов. Мы
берем на себя смелость уверить его, что нет ничего общего между
гуманитарными теориями французов и серьезной философией, предметом которой
являются вопросы совершенно иного порядка, чем частные вопросы жизни того
общества, в котором сталкиваются все логические и политические анархические
теории. Эта философия стремится к определению связи между миром внешним и
миром внутренним, к примирению идеи с действительностью: все эти вопросы,
которые человеческий ум ставил себе искони, которые христианство разрешило
по своему при помощи веры, но которые еще никогда не были разрешены разумом.
Поэтому можно сказать, что дело этой философии есть дело христианства,
перенесенное или продолженное на почве чистой мысли; как видите, отсюда
далеко до фурьеризма, до казарменного размещения человечества по
фаланстерам. Общественные вопросы ждут разрешения всех проблем жизни, но в
философской области они должны будут раскрываться сами собой, когда разум
будет окончательно утвержден, идея завершена, логическое действие совершено:
до тех пор философии нечего сказать по этому поводу.
207. В общем нет разногласий по вопросу о том, что нравственная личность,
созданная христианством, иная, нежели та, которую породило язычество. И что
же! Теперь философия занята воссозданием личности логической. Кто же ведет
речь об уничтожении Я, о замене его каким-то отвлеченным сознанием
человечества в целом? Речь идет только о том, чтобы воссоздать это Я на
основе более достоверной; вот и все. Если вы хотите знать каким методом
философия думает достигнуть этой желанной цели, я скажу вам: она прежде
всего ищет вокруг себя нечто такое, в чем был бы уже осуществлен тот великий
синтетический факт, который она хочет осуществить, или, лучше сказать, нечто
такое, в чем никогда не было разделения между двумя первичными началами
мира, и не было их кажущегося антагонизма, - и это свое искомое она находит
в идее абсолютного бытия. Абсолютное же бытие есть свойство только
абсолютного разума, поэтому абсолютный разум и является отныне объектом ее
изучения, ее размышления, ее анализа. Все его проявления, где бы она их ни
встретила, она запомнит, она обдумает каждое в отдельности, она исследует
все века, дойдет до современного положения, таящего в себе итог истекших
времен, она, наконец, попытается предвидеть факты, еще не свершившиеся, но
витающие уже в туманной дали будущего; весь этот труд она передаст мысли
человека и предложит ей продолжать его методом, ею разработанным. Она не
только не заздышляет уничтожить субъект, - наоборот, она на него возлагает
выполнение всей задачи, заставив его предварительно осознать свою природу;
тогда как, с другой стороны, дав нам точное представление об объекте, она и
субъект и объект выводит из области неопределенной абстракции, вводит их в
действительность и таким образом уже ныне в известном отношении осуществляет
то их согласование, которое она должна была найти лишь в конце своей
деятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22