Арестованы и находятся под следствием многие добросовестные, заслуженные генералы и офицеры. Репрессии усиливаются с каждым днем, между тем как опытные руководители нужны на фронте. Пора понять, что виновником неудач является общая обстановка, а не отдельные лица.
Фюрер молча, терпеливо выслушал несколько подобных возражений, а в конце совещания, когда в кабинете остались только самые приближенные люди, сказал категорическим тоном:
– Генерал-полковник Гудериан! Вы слишком раздражительны. Ваше здоровье свидетельствует о том, что вы нуждаетесь в немедленном шестинедельном отдыхе.
– Да, мой фюрер. Я вынужден уйти в отпуск! – генерал с трудом скрыл охватившую его радость.
– Подумайте о восстановлении своего здоровья, – продолжал Гитлер. – За шесть недель обстановка станет критической. Тогда мне особенно нужны будут верные люди!
– Хайль! – Гудериан выбросил вперед руку в привычном фашистском приветствии, подумав в то же время, что нет, сюда он больше не возвратится. Он вернется на свою должность только в том случае, если произойдет чудо и немецкие войска погонят врага вспять.
– Поезжайте в Бад-Либенштейн, – дружески посоветовал фельдмаршал Кейтель. – Там красивые места и очень спокойно.
– Увы, там уже американцы!
– Тогда в Гарц.
– Благодарю за проявленное вами участие, – с легкой иронией произнес Гудериан. – Но я постараюсь выбрать для отдыха такой курорт, который противник не сможет занять хотя бы в течение ближайших сорока восьми часов.
Генерал еще раз повторил нацистское приветствие и с чувством облегчения покинул бункер. Через подземный переход добрался до гаража, сел в машину и приказал шоферу ехать не торопясь. Спешка для Гудериана закончилась. Он мог наконец подумать и позаботиться о своей дальнейшей судьбе. Он уже перевел кое-какие сбережения в банки нейтральных стран. Теперь нужно спрятать в надежных укрытиях оставшиеся ценности.
В Цоссен, где размещались отделы Генерального штаба, Гудериан возвратился позже обычного и сразу направился домой. Жена встретила его в прихожей: аккуратно причесанная, в темном платье, сшитом настолько хорошо, что оно скрывало полноту.
– Почему так поздно? – с легким недовольством спросила она. – Ты забываешь о режиме: тебе давно пора ужинать.
– Зато я вернулся в последний раз! – засмеялся Гудериан. – Я ушел в отпуск! Ради этого можно было нарушить режим, не правда ли?
– Гейнц, дорогой! Это наше спасение! – воскликнула Маргарита.
* * *
О намерениях союзников захватить Берлин раньше советских войск в Москве узнали в конце марта. Генералиссимус Сталин немедленно вызвал в Кремль командующего 1-м Белорусским фронтом маршала Жукова и командующего 1-м Украинским фронтом маршала Конева. После краткого обмена мнениями Верховный Главнокомандующий приказал маршалам безотлагательно разработать план наступления на вражескую столицу.
Союзникам было направлено сообщение о том, что советские армии двинутся на Берлин не позже середины мая. Но подготовка операции закончилась гораздо быстрей.
В ночь на 16 апреля войска, выделенные для удара, заняли свои места в передовых траншеях.
Генерал-лейтенант Порошин приехал на наблюдательный пункт в четыре часа. Долго стоял в темноте на открытой площадке под сырым пронизывающим ветром. То ли от этого ветра, то ли от волнения было зябко. Изредка тарахтели дежурные пулеметы, вдали беспокойная скорострельная пушка раз за разом выпускала очереди трассирующих снарядов.
Ночь скрывала такое скопление людей и техники, какого Прохор Севастьянович никогда не видывал. Пятьсот артиллерийских стволов, не считая реактивных минометов, приходилось на километр фронта. В траншеях, в ходах сообщений теснота: повсюду люди, ожидающие сигнала атаки.
Подставляя ветру широкую грудь, смотрел Прохор Севастьянович на запад, туда, где в семидесяти километрах по прямой лежал город Берлин, слушал торжественный гул ночных бомбардировщиков, и вдруг вспомнилась ему песня, которую бодро распевали перед войной: «И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом!» Какими наивными мы были тогда! Лишь теперь, после многих смертей, после переоценки ценностей и мучительной закалки огнем, научились, наконец, воевать грамотно, по-настоящему.
Ровно в пять часов предутренние сумерки разрезал сильный луч прожектора. Он взметнулся ввысь, замер вертикально, как огромная дирижерская палочка. И сейчас же с гулом и скрипом содрогнулась земля, горизонт за спиной Порошина озарился багровым всплеском, загудели, завыли в воздухе тысячи тонн металла, замелькали огненные хвосты ракетных снарядов. Едва эта масса взрывчатки и стали с яркой вспышкой обрушилась на позиции немцев, как сзади громыхнул второй залп, огненные вспышки прокатывались то сзади, то спереди, и даже небо над головой сделалось красным, словно бы раскаленным. Прохор Севастьянович видел в бинокль, как взрывы подбрасывают колья проволочных заграждений, как расползаются вверх и вширь густые клубы пыли и дыма. Вскоре серая завеса скрыла от глаз немецкие позиции.
Таким испепеляющим казался артиллерийский вал, обрушившийся на врага, такое нетерпение владело людьми, что пехота бросилась вперед без команды, едва отодвинулась от первой траншеи стена разрывов.
Озноб волнения охватил Прохора Севастьяновича, когда увидел он сотни маленьких фигурок, усыпавших черное поле, когда взметнулись над головами бойцов алые полотнища: в этот раз пехота шла в атаку празднично, под своими полковыми знаменами!
Утихал гул артиллерии, предутренние сумерки опять опустились на землю, но как только в немецкой обороне ожили, застрекотали уцелевшие пулеметы, вся полоса боя от горизонта до горизонта озарилась вдруг ярким светом. Вспыхнули полторы сотни прожекторов, ослепляя фашистов, высвечивая дорогу своим. Включили прожекторы и танки, двинувшиеся в атаку вместе с пехотой.
Прохор Севастьянович старался припомнить: где-то он уже видел нечто похожее?! Ну, конечно, это было на Днепре, когда штурмовали Киев, когда пропал Игорь Булгаков со своими разведчиками. Генерал Ватутин приказал танкам идти в атаку с полным освещением, обескуражить фашистов! И теперь командующий фронтом маршал Жуков использовал тот же прием, только в более широком масштабе.
Бой переместился в глубь вражеской обороны, Порошин ничего не мог разглядеть за дымом. И вообще в бинокль он наблюдал лишь за одним участком боя, а ему требовалось знать все, что происходит в полосе корпуса. Он спустился в блиндаж, где офицер из оперативного отдела наносил на карту быстро менявшуюся обстановку.
Прорвав первую линию вражеской обороны, полки продвигались ко второй, еще более сильной. По данным разведки, там, на гряде высот с труднодоступными склонами, немцы подготовили несколько рядов траншей, множество отдельных окопов, соорудили завалы, противотанковые рвы. Там враг имел танки, имел много артиллерии, особенно зенитной, приспособленной для стрельбы по наземным целям.
Еще год назад прорыв такой мощной обороны представлял задачу столь трудную, что требовалась бы большая предварительная подготовка. А сейчас Зееловские высоты приказано было штурмовать с ходу. По ним уже била наша дальнобойная артиллерия большой мощности, волна за волной проплывали советские бомбардировщики, быстро подтягивались пушечные дивизионы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104