https://www.dushevoi.ru/products/vodonagrevateli/nakopitelnye/100l/Ariston/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


А Володя стоял бледный, выпятив упрямо губу. Он не выпускал белого жгута, скрученного из кусков разрезанной простыни.
— Неужели правда бы выпрыгнул? — спрашивала его мать и трясла за плечи. — Нет, ты только мне скажи: так бы и выпрыгнул?
— А зачем же ты меня тут заперла? Я же слово дал ребятам, что приду.
— А обо мне ты хоть на столько вот подумал?.. А если б ты, не дай бог, убился?
— Мама, я все рассчитал, не беспокойся. Я бы вон за ту ветку схватился, если б у меня оборвалось. Ну, и снизился бы. Чего тут страшного! Невысоко совсем, всего второй этаж! Я бы и с третьего…
Тогда мать оттолкнула Володю обеими руками, села на стул и заплакала.
Володя, хмурясь, смотрел на нее. Слез он не выносил еще больше, чем грубости.
— Мама… из-за чего ты расстраиваешься? Ну правда же, я бы не убился.
— Уйди, уйди от меня!.. Сердца в тебе нет… Уходи куда хочешь.
Володя потоптался возле матери. Хорошо ей говорить теперь: «Уходи куда хочешь!» Как тут уйдешь?
— Я так, мама, не пойду. Я лучше совсем не пойду. Ладно, пускай скажут, что я от слова отступаю. Пускай!.. Раз тебе меня не жалко…
— Да иди, иди ты, бога ради! Иди, куда тебе надо.
— Нет, мама, ты меня не гони так. Я так не могу. Не пойду я тогда.
— Да как же я еще должна тебя уговаривать?
— Не уговаривать, а сказать: «Иди. Я тебе разрешаю. Чтобы в девять был дома». Ну, как всегда говоришь. Сама знаешь…
— Ну, иди, разрешаю. Отвяжись только! Чтобы к девять был, ровно!.. — рассмеялась мать и вытерла сперва один глаз, потом другой.
Володя бросился к ней на шею, принялся целовать, ворочать вместе со стулом. Она отбивалась, но он был очень цепкий. Ей пришлось сделать Володе двумя большими пальцами «под бочки», и только тогда он отскочил, визжа от щекотки, посмеиваясь и растирая ладонью бок.
— Ну, отпецился наконец, репей противный! — говорила мать, поправляя растрепавшиеся волосы. — Всю голову ты мне раскосматил. Иди отсюда! Чтоб я тебя до девяти часов не видела!.. Ладно, сама приберу…
Солнце уже садилось за курганы Юз-Оба, когда Володя и все «юасы» во главе с Николаем Семеновичем, инструктором, поднялись на вершину Митридата.
Замечательный вид открывался отсюда.
Каждый раз, когда Володя бывал здесь, сердце его наполнялось особым чувством восторга, рожденным ощущением высоты и того сладостного, безграничного приволья, которое простиралось перед ним. Город внизу, под ногами, казался в этот час несказанно прекрасным. Он весь был виден отсюда. Скаты черепичных крыш, грани домов и строений, обращенные к западу, бронзовели, тронутые, как волшебной палочкой, пологими лучами заходящего солнца. Там и здесь, медленно пламенея, отражали закат стеклянные купола над лестничными пролетами больших домов. Расстояние и высота скрадывали изъяны, стирали неровности, подновляли, скрывали неприглядные мелочи, создавая прекрасные обобщения — все выглядело чистым, прямым, отмытым, свежим. Терраса за террасой убегала вниз, к подножию Митридата, большая лестница, в двести четырнадцать ступеней, как сосчитал Володя, неоднократно взбираясь сюда. На вершине, царившей над всем городом и заливом, прогуливался легкий ветерок, принимавшийся иногда посвистывать в мачтах метеостанции. Серые колонны часовни на могиле Стемпковского — знаменитого археолога, бывшего когда-то керченским градоначальником, — розовели от заката, и на них хорошо были видны всевозможные записи, сделанные керченскими школьниками, среди которых укоренилось поверье, что перед экзаменами и после них необходимо побывать на вершине Митридата. Поэтому стены часовни и ее колонны были испещрены надписями:
«В последние часы перед зачетом. Не поминайте лихом!.. «
«Ура! Сдали ботанику!»
«Науки юношей питают, а мысли в облаках витают…»
«Был здесь, глядел на город и мир, прощаясь перед гибелью по геометрии».
«Зря робел: не сдался и сдал на „отлично“.
«Я снова здесь, я снова молод, я снова весел и влюблен, но чему был равен x в задаче — так и не выяснил. Поживем — увидим!»
А сбоку тут же было приписано каллиграфическим старомодным почерком:
«Неучем будешь жить, неучем и помрешь, если вовремя за ум не возьмешься!»
… Вдалеке, на той стороне бухты, высились домны, напоминающие шахматные туры, и похожие на исполинский орган кауперы металлургического завода имени Войкова. Рядом с ним пестрел поселок, который керчане звали Колонкой. Хорошо были видны сверху зазубренные очертания Старой крепости и Генуэзского мола. Розовые плесы простирались по поверхности моря за маячком-моргуном на волнорезе. Прямо внизу, выступая в море, тянулся Широкий мол. К нему спешил катерок, оставляя хорошо видные сверху расходящиеся следы на поверхности моря.
Все это было знакомо и уже сто раз рассмотрено во всех подробностях. И все-таки, стоя сейчас на самой вершине древней горы, держа в руке легкую новенькую модель, вздрагивающую от ветра, словно порывающуюся в воздух, Володя опять испытал знакомое чувство восхищения и свободы, которое всегда словно поджидало его тут, на горе Митридат. Отсюда хотелось вступить в прозрачное бездонное пространство и поплыть, как во сне, над городом, над морем, перенестись туда, на далекий, полускрытый золотой стеной закатного света берег Тамани, за которым где-то уже близко вздымалось многоглавие Кавказа.
Володя держал модель над головой, как держат охотничьего сокола, готовясь отпустить его. Сейчас он только еще примерялся. Модель уже была испытана, опробована. Сам Василий Платонович — учитель физики — проверял расчеты Володи; инструктор Николай Семенович руководил постройкой. Верный Женя Бычков терпеливо помогал своему другу. И сейчас он заботливо оглядывал модель.
— Ну, заводи, — сказал Николай Семенович.
Володя присел на корточки. Возле него сейчас же оказался Женя Бычков. Он придерживал аэроплан за хвост, пока Володя накручивал резинку.
— Готово? — спросил Николай Семенович.
— Готово, — непривычно тихо сказал Володя. Он поднял модель обеими руками над головой, левой зажимая винт, а правой готовясь дать посылающий толчок.
— Приготовился!.. Внимание!.. Старт! — крикнул Николай Семенович.
Володя, сперва выгнувшись назад, занес модель далеко за голову. Затем выпрямился, мягким и сильным движением качнулся вперед и, одновременно опустив левую руку, правой послал свою модель в воздух.
И маленький белокрылый аппарат словно повис над склоном горы. Володя стоял, слегка нагнувшись. В нем все устремилось вперед: и взор, и протянутая рука, и выпяченная напряженно губа плотно сжатого рта, и каждая клеточка тела, — все тянулось за летящей моделью, только что выпущенной из пальцев, и словно поддерживало ее в воздухе.
А маленький самолетик все летел и летел. С горы казалось, что он парит над городом. Он уже пролетел над лапидарием, потом, как чайка, подхваченный восходящим потоком, который снес его чуть в сторону, описал широкую кривую, словно очерчивая пространство вокруг горы. Наверное, его видели и у школы на Пироговской, и на улице Ленина, и, может быть, даже птицелов Кирилюк поднял сейчас голову к небу, любуясь полетом чудесного аппарата, не подозревая, что видит дело рук своего маленького приятеля из школы имени лейтенанта Шмидта…
Уже давно должен был кончиться завод на модели, но она продолжала парить: теплые воздушные токи поднимались от нагретой за день земли, подпирая невесомые крылья и не давая модели снижаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
 https://sdvk.ru/Aksessuari/Politencederjatel/napolnyj/ 

 Codicer Monastery