Тот непроницаемо смотрел вдаль, ковыряя пяткой надраенные доски палубы, и не понять было, правду ли он говорит.
– Как же тебя сюда занесло?
Ордин передернул плечами.
– Отец мой женился во второй раз. А невесте-то всего восемнадцать стукнуло. Усекаете? Ну, и у нас с ней любовь приключилась. По-серьезному, а не просто… - Он выразительно сунул указательный палец левой руки в неплотно сжатый кулак правой. - Во. А папашка мой прознал про это дело, осерчал и приказал своим псам нас обоих ночью придушить. Ну, я-то отбился, а она, бедняжка, не успела. Поэтому я наутро с папашей по душам поговорил и - сразу в порт, на первый попавшийся корабль, чтоб, значит, за отцеубийство не повязали.
Голос спокойный, взгляд безмятежный. То ли врет, то ли нет.
Сварог хмыкнул и тут же устыдился. Верилось с трудом, но - чего только в этой жизни не бывает… Чтобы переменить тему, он взял у мордоворота виолон, побрякал по струнам, разминая пальцы, и поинтересовался:
– А ты не слыхал случайно, что это в Хелльстаде за девицы, которые ниже пояса - змеи? И песни вдобавок поют…
– Ну, не то чтобы ниже пояса… - раздумчиво сказал матрос. - Чуть пониже, чем ниже пояса, болтают. Находились смельчаки, которые их даже и огуливали, поскольку повыше змеи - очень даже добрый товарец. Только сам я сомневаюсь что-то, чтобы имелась у них женская потаенка…
– Имеется, - сказал Сварог. - Сам видел.
– А, все равно. Ты ей всадишь с полным прилежанием, а она тем временем голову откусит, на то и змея… - Он помолчал и философски вздохнул: - Все бабы - змеи.
– Глубокая мысль.
Сварог, перебирая струны, нащупал, кажется, мелодию самого необычного в его жизни ночного концерта:
Покуда два птенца, крича,
рвались друг к другу,
Мы, нежно обнявшись,
кружили над землей,
Я с нею танцевал под солнечную вьюгу,
Во сне и наяву она была со мной…
Матрос вскочил с изменившимся лицом - из-за спины Сварога появилась огромная жилистая лапа и прихлопнула жалобно звякнувшие струны. Лапа при-надлежала боцману Блаю, он возвышался над Сварогом, прямо-таки лязгая зубами от ярости.
Сварог медленно поднялся, от растерянности едва не встав навытяжку, как проштрафившийся юный лейтенантик. Явно он сделал что-то не то: очень уж испуганно смотрел матрос - на него, не на боцмана.
– Охренел? - злым шепотом рявкнул наконец Блай Ордину. - Совсем уж? Мы еще в Хелльстаде, но соображать-то надо, бабку твою вперехлест через клюз… Кончай серенаду. С милорда взятки гладки, а ты-то? - Он всерьез замахнулся. - Работы нет? Может, опять хочешь якорь поточить? А ну, марш вниз!
Матроса как ветром сдуло.
– Что случилось? - с искренним недоумением поинтересовался Сварог у Блая.
– А то. Нельзя, милорд, таких слов под открытым небом произносить.
– Каких - «таких»?
– Хоть милорд, а темнота, - вздохнул Блай и наклонился к самому уху Сварога, щекоча щеку усами. - Забудьте слово «вьюга».
– Почему?
– Потому. - Говорил он очень серьезно и очень тихо. Будто кто-то мог их подслушать - а ведь на палубе, кроме них, не было никого. - Вы о Шторме слышали?
– Ну.
– Так Вьюга почище Шторма будет. Вот только про Шторм вспоминать не запрещается, а насчет Вьюги велено считать, что ее отроду не бывало и никогда не случалось…
– Кем велено? - почему-то тоже шепотом спросил Сварог.
– Кем, кем… - Не поднимая головы, Блай закатил глаза к безоблачному небу. - Ими. Не было Вьюги - и все. И поминать про нее нельзя. Ясно?
– Ни хрена не ясно, - рассердился Сварог. - Что-то типа - не поминай черта к ночи?
Боцман посмотрел на него как несчастная мать на сына, в очередной раз принесшего «двойку», и нормальным голосом ответил:
– Ага. Что-то типа. Только люди, милорд, иногда пострашней черта бывают…
Он круто развернулся и ушел, оставив Сварога в полных непонятках…Спустя сутки Сварог стал свидетелем события, которое продемонстрировало ему нравы команды «Божьего любимчика» с новой, неожиданной стороны.
Корабль неторопливо, но уверенно продвигался к границам Хелльстада; ветер дул ровный, попутный, погода не менялась. Благодать! Единственное, что озадачивало Сварога, так это пропажа золотого перстня с печаткой. Он ясно помнил, что утром оставил его на полке над койкой, а к обеду перстня не было. Он обшарил всю каюту. Тщетно. И махнул рукой: надо будет, новый себе наколдую.
После полудня Сварог и штурман, который, как выяснилось, был знаком с магией не понаслышке, засели в капитанской каюте за книгами - в поисках заклятий, позволивших бы хоть немного утихомирить шебутного щенка и сыграть роль привязи. Книг у капитана оказалось целая библиотека - от дешевых любовных романов до научных трудов по сейсмологии; однако даже при таком изобилии пока ничего обнаружить не удалось. (Зато еще утром Сварог самостоятельно и совершенно случайно открыл, что щенок выполняет мысленные команды, причем исключительно его собственные.)
Звереныш, нареченный, кстати, Акбаром, сейчас на удивление спокойно лежал в уголке и из-под прищуренных век наблюдал за хозяином. Дремал. Но хозяина оберегал.
Взрослел он невероятно быстро. Прошло всего трое суток, а он уже вырос вдвое, крепко стоял на ногах и целыми днями носился по кораблю - то обычным способом, то возникая вдруг в самых неожиданных местах, вплоть до крюйт-камеры, не говоря уж о камбузе, попавшем под постоянную угрозу вторжения с последующим разграблением.
Капитан Зо крепился, однако по лицу его читалось, что «Божий любимчик» еще никогда не опускался до жалкой роли плавучего зверинца.
Сварогу было неловко. А что он мог поделать? В конце концов, это был всего лишь месячный щенок со всеми вытекающими отсюда хлопотными последствиями…
Борн вдруг оторвался от перелистывания пухлого фолианта с истрепанными, пожелтевшими страницами, поднял голову и, прислушиваясь, посмотрел в потолок.
– Паруса убрали, - ответил он на вопросительный взгляд Сварога. - Останавливаемся. К чему бы это?
Теперь и Сварог почувствовал, что корабль замедляет ход; чуть позже донесся приглушенный металлический лязг - отдали якорь.
Дверь каюты без стука распахнулась, и на пороге возникла громоздкая фигура капитана. Акбар тут же проснулся, поднял голову и настороженно воззрился на вошедшего. Игнорируя пса, Зо мрачно посмотрел сначала на Сварога, потом на Борна и мотнул головой:
– Господа, прошу на палубу.
Голос его был невыразителен, но губы побелели от гнева, и ноздри хищно раздувались.
Без лишних разговоров все трое вышли наружу, сощурились на яркий солнечный свет.
Корабль действительно стоял на якоре. Матросы, угрюмо толпящиеся у правого борта, переговаривались вполголоса и переминались с ноги на ногу, точно нашкодившие школьники в учительской. Боцман Блай, чернее тучи, прохаживался перед ними, заложив руки за спину. Совсем как командир перед строем, ожидающий генерала из штаба. Неподвязанные бесконечные усы его трепыхались на ветерке. Он был похож на запорожца, который раздумывает над письмом турецкому султану.
Увидев вышедших на палубу, Блай остановился и вопросительно взглянул на капитана. Капитан кивнул. Боцман повернулся к матросам и подал знак.
Двое невысоких, голых по пояс крепышей вывели на открытое место мордоворота Ордина. Тот не то чтобы сильно рыпался, но шел с явной неохотцей; крепыши цепко держали его за локти. Голова Ордина была опущена, однако из-под кустистых бровей злобой попавшейся в западню рыси сверкали быстрые глазки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Как же тебя сюда занесло?
Ордин передернул плечами.
– Отец мой женился во второй раз. А невесте-то всего восемнадцать стукнуло. Усекаете? Ну, и у нас с ней любовь приключилась. По-серьезному, а не просто… - Он выразительно сунул указательный палец левой руки в неплотно сжатый кулак правой. - Во. А папашка мой прознал про это дело, осерчал и приказал своим псам нас обоих ночью придушить. Ну, я-то отбился, а она, бедняжка, не успела. Поэтому я наутро с папашей по душам поговорил и - сразу в порт, на первый попавшийся корабль, чтоб, значит, за отцеубийство не повязали.
Голос спокойный, взгляд безмятежный. То ли врет, то ли нет.
Сварог хмыкнул и тут же устыдился. Верилось с трудом, но - чего только в этой жизни не бывает… Чтобы переменить тему, он взял у мордоворота виолон, побрякал по струнам, разминая пальцы, и поинтересовался:
– А ты не слыхал случайно, что это в Хелльстаде за девицы, которые ниже пояса - змеи? И песни вдобавок поют…
– Ну, не то чтобы ниже пояса… - раздумчиво сказал матрос. - Чуть пониже, чем ниже пояса, болтают. Находились смельчаки, которые их даже и огуливали, поскольку повыше змеи - очень даже добрый товарец. Только сам я сомневаюсь что-то, чтобы имелась у них женская потаенка…
– Имеется, - сказал Сварог. - Сам видел.
– А, все равно. Ты ей всадишь с полным прилежанием, а она тем временем голову откусит, на то и змея… - Он помолчал и философски вздохнул: - Все бабы - змеи.
– Глубокая мысль.
Сварог, перебирая струны, нащупал, кажется, мелодию самого необычного в его жизни ночного концерта:
Покуда два птенца, крича,
рвались друг к другу,
Мы, нежно обнявшись,
кружили над землей,
Я с нею танцевал под солнечную вьюгу,
Во сне и наяву она была со мной…
Матрос вскочил с изменившимся лицом - из-за спины Сварога появилась огромная жилистая лапа и прихлопнула жалобно звякнувшие струны. Лапа при-надлежала боцману Блаю, он возвышался над Сварогом, прямо-таки лязгая зубами от ярости.
Сварог медленно поднялся, от растерянности едва не встав навытяжку, как проштрафившийся юный лейтенантик. Явно он сделал что-то не то: очень уж испуганно смотрел матрос - на него, не на боцмана.
– Охренел? - злым шепотом рявкнул наконец Блай Ордину. - Совсем уж? Мы еще в Хелльстаде, но соображать-то надо, бабку твою вперехлест через клюз… Кончай серенаду. С милорда взятки гладки, а ты-то? - Он всерьез замахнулся. - Работы нет? Может, опять хочешь якорь поточить? А ну, марш вниз!
Матроса как ветром сдуло.
– Что случилось? - с искренним недоумением поинтересовался Сварог у Блая.
– А то. Нельзя, милорд, таких слов под открытым небом произносить.
– Каких - «таких»?
– Хоть милорд, а темнота, - вздохнул Блай и наклонился к самому уху Сварога, щекоча щеку усами. - Забудьте слово «вьюга».
– Почему?
– Потому. - Говорил он очень серьезно и очень тихо. Будто кто-то мог их подслушать - а ведь на палубе, кроме них, не было никого. - Вы о Шторме слышали?
– Ну.
– Так Вьюга почище Шторма будет. Вот только про Шторм вспоминать не запрещается, а насчет Вьюги велено считать, что ее отроду не бывало и никогда не случалось…
– Кем велено? - почему-то тоже шепотом спросил Сварог.
– Кем, кем… - Не поднимая головы, Блай закатил глаза к безоблачному небу. - Ими. Не было Вьюги - и все. И поминать про нее нельзя. Ясно?
– Ни хрена не ясно, - рассердился Сварог. - Что-то типа - не поминай черта к ночи?
Боцман посмотрел на него как несчастная мать на сына, в очередной раз принесшего «двойку», и нормальным голосом ответил:
– Ага. Что-то типа. Только люди, милорд, иногда пострашней черта бывают…
Он круто развернулся и ушел, оставив Сварога в полных непонятках…Спустя сутки Сварог стал свидетелем события, которое продемонстрировало ему нравы команды «Божьего любимчика» с новой, неожиданной стороны.
Корабль неторопливо, но уверенно продвигался к границам Хелльстада; ветер дул ровный, попутный, погода не менялась. Благодать! Единственное, что озадачивало Сварога, так это пропажа золотого перстня с печаткой. Он ясно помнил, что утром оставил его на полке над койкой, а к обеду перстня не было. Он обшарил всю каюту. Тщетно. И махнул рукой: надо будет, новый себе наколдую.
После полудня Сварог и штурман, который, как выяснилось, был знаком с магией не понаслышке, засели в капитанской каюте за книгами - в поисках заклятий, позволивших бы хоть немного утихомирить шебутного щенка и сыграть роль привязи. Книг у капитана оказалось целая библиотека - от дешевых любовных романов до научных трудов по сейсмологии; однако даже при таком изобилии пока ничего обнаружить не удалось. (Зато еще утром Сварог самостоятельно и совершенно случайно открыл, что щенок выполняет мысленные команды, причем исключительно его собственные.)
Звереныш, нареченный, кстати, Акбаром, сейчас на удивление спокойно лежал в уголке и из-под прищуренных век наблюдал за хозяином. Дремал. Но хозяина оберегал.
Взрослел он невероятно быстро. Прошло всего трое суток, а он уже вырос вдвое, крепко стоял на ногах и целыми днями носился по кораблю - то обычным способом, то возникая вдруг в самых неожиданных местах, вплоть до крюйт-камеры, не говоря уж о камбузе, попавшем под постоянную угрозу вторжения с последующим разграблением.
Капитан Зо крепился, однако по лицу его читалось, что «Божий любимчик» еще никогда не опускался до жалкой роли плавучего зверинца.
Сварогу было неловко. А что он мог поделать? В конце концов, это был всего лишь месячный щенок со всеми вытекающими отсюда хлопотными последствиями…
Борн вдруг оторвался от перелистывания пухлого фолианта с истрепанными, пожелтевшими страницами, поднял голову и, прислушиваясь, посмотрел в потолок.
– Паруса убрали, - ответил он на вопросительный взгляд Сварога. - Останавливаемся. К чему бы это?
Теперь и Сварог почувствовал, что корабль замедляет ход; чуть позже донесся приглушенный металлический лязг - отдали якорь.
Дверь каюты без стука распахнулась, и на пороге возникла громоздкая фигура капитана. Акбар тут же проснулся, поднял голову и настороженно воззрился на вошедшего. Игнорируя пса, Зо мрачно посмотрел сначала на Сварога, потом на Борна и мотнул головой:
– Господа, прошу на палубу.
Голос его был невыразителен, но губы побелели от гнева, и ноздри хищно раздувались.
Без лишних разговоров все трое вышли наружу, сощурились на яркий солнечный свет.
Корабль действительно стоял на якоре. Матросы, угрюмо толпящиеся у правого борта, переговаривались вполголоса и переминались с ноги на ногу, точно нашкодившие школьники в учительской. Боцман Блай, чернее тучи, прохаживался перед ними, заложив руки за спину. Совсем как командир перед строем, ожидающий генерала из штаба. Неподвязанные бесконечные усы его трепыхались на ветерке. Он был похож на запорожца, который раздумывает над письмом турецкому султану.
Увидев вышедших на палубу, Блай остановился и вопросительно взглянул на капитана. Капитан кивнул. Боцман повернулся к матросам и подал знак.
Двое невысоких, голых по пояс крепышей вывели на открытое место мордоворота Ордина. Тот не то чтобы сильно рыпался, но шел с явной неохотцей; крепыши цепко держали его за локти. Голова Ордина была опущена, однако из-под кустистых бровей злобой попавшейся в западню рыси сверкали быстрые глазки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52