Екатерина и Густав в течение нескольких лет обменивались весьма дружескими, исполненными любезностей письмами. Густав даже приезжал для встречи с Екатериной в 1777 году в Петербург, а в 1783 году – в Фридрихсгам. Во время второй (и последней) встречи Екатерина подарила «брату» Густаву 200 тысяч рублей. Густав деньги взял, но по-прежнему бахвалился перед своими придворными планами нападения на Россию. Между тем в окружении короля были глаза и уши императрицы. Осенью 1783 года Екатерина в письме к «брату» процитировала его бахвальство: «Говорят, что вы намерены напасть на Финляндию и идти прямо к Петербургу, по всей вероятности, чтобы здесь поужинать. Я, впрочем, не обращаю внимания на такую болтовню, в которой выражается лишь игра фантазии».
В 1787 году началась русско-турецкая война. В связи с этим Франция и Турция выделили Густаву III огромные субсидии. Кроме того, Густав ввел королевскую монополию на производство и сбыт водки, любимой шведами не меньше, чем русскими. Король решил, что настал его звездный час. Правда, по шведской конституции королю запрещалось первому начинать войну, но имелась оговорка на тот случай, если королевство подвергнется опасности извне...
Весной 1788 года агенты Густава распространили слух о том, что русский флот якобы собирается внезапно напасть на Карлскрону. В действительности же русские хотели в это время отправить лучшие корабли Балтийского флота под командованием адмирала П.В. Чичагова в Средиземное море для борьбы с турками.
В Петербурге хорошо знали о мобилизации шведской армии и флота, но поделать ничего не могли. 27 мая 1788 года Екатерина написала Г.А. Потемкину: «Буде же полоумный король шведский начнет войну с нами, то... графа Пушкина назначу командиром армии против шведов».
Екатерина всеми силами хотела предотвратить войну и пыталась уверить себя и своих приближенных, что все приготовления Густава – большой блеф. Так, 4 июня 1788 года она сообщала Потемкину: «Пока сила турецкая на вас обращена, Король Шведский, получа от турок денег, вооружил военных кораблей до двенадцати и переводит войска в Финляндию. Все сии демонстрации идут, я думаю, на тот конец, чтобы флот, снаряжаемый на Средиземное море, тем остановить. Но сей, несмотря на то, пойдет в свой путь, и будет ему сделают на дороге препятствие, то будет искать истребления препятствия. У нас же мысли разделены: Вице-канцлер говорит – „Не выходя отселе, бить шведский флот, хотя и не задерет“, а другие говорят – „Как наш флот уйдет, тогда шведы задерут“. А мне кажется, они не задерут, а останутся при демонстрации. Осталось решить лишь единый вопрос, терпеть ли демонстрации? Если б ты был здесь, я б решилась в пять минут что делать, переговоря с тобою. Если б следовать моей склонности, я б флоту Грейгову да эскадре Чичагова приказала разбить в прах демонстрацию: в сорок лет шведы паки не построили бы корабли. Но зделав такое дело, будем иметь две войны, а не одну, а, может быть, потянет за собою и следствия непредвидимые».
По распоряжению Екатерины русский посол в Стокгольме граф Разумовский передал шведскому министру иностранных дел записку, в которой от имени императрицы потребовал объяснений по поводу вооружения Швеции. В записке было сказано: «Императрица объявляет министерству его величества, короля шведского, а также и всем тем, кои в сей нации некоторое участие в правлении имеют, что ея императорское величество может только повторить им уверение своего миролюбия и участия, приемлемаго ею в сохранении их спокойствия».
Густав III воспринял это разумное и вполне миролюбивое послание как «казус белли» (повод к войне) – нельзя, мол, русскому послу обращаться к риксдагу и населению. Шведский король предъявил России ультиматум: наказать графа Разумовского, отдать шведам земли в Финляндии, отошедшие России по договорам 1721 и 1743 годов и всю Карелию, а турецкому султану вернуть Крым и заключить мир с Турцией на условиях султана.
Комментировать сей пассаж нет нужды. Прочитав ноту Густава, посол Пруссии в России барон Келлер заметил, что она «сочинена, конечно, в замешательстве ума». Отправляясь в поход, Густав написал своему другу Армфельду:
«Мысль о том, что я могу отметить за Турцию, что мое имя станет известно Азии и Африке, все это так подействовало на мое воображение, что я не чувствую особенного волнения и оставался спокойным в ту минуту, когда отправлялся на встречу всякого рода опасностям... Вот я перешагнул через Рубикон».
Глава 2. Сухопутная война в Финляндии
К началу войны Густав III располагал 50-тысячной армией и еще отрядом финской милиции численностью до 18 тысяч человек. Его план состоял в том, чтобы начать широкие военные действия на юге Финляндии и одновременно нанести сокрушительный удар по русскому флоту в районе Кронштадта, чтобы обеспечить высадку 20-тысячному корпусу под Петербургом. В случае захвата Петербурга Густав III надеялся принудить Россию к миру на продиктованных им условиях.
Русский план войны на 1788 год предусматривал отражение шведских сил в случае нападения их на Петербург и нанесение контрудара в направлении Гельсингфорса и Гетеборга. Для этого в районе Выборга была дислоцирована армия численностью 19508 человек под командованием генерал-аншефа В.П. Мусина-Пушкина. Небольшая численность русских войск объясняется тем, что основные силы находились на турецком театре военных действий и в Польше. Да и сам Мусин-Пушкин был назначен командующим за неимением лучшего. Лучшие генералы тоже были в Польше и в турецкой армии. Мусин-Пушкин сделал себе карьеру при возведении Екатерины II на престол в 1762 году. Екатерина была благодарна ему за это, но скептически оценивала его военные способности и называла «нерешимым мешком».
В начале июля 1788 года 36-тысячная шведская, армия во главе с самим королем перешла русскую границу в Финляндии. Шведы осадили небольшую русскую крепость Нейшлот. Густав III прислал ультиматум коменданту крепости однорукому майору Кузьмину, в котором требовал немедленно открыть крепостные ворота и впустить шведов. На это майор ответил королю: «Я без руки и не могу отворить ворота, пусть его величество сам потрудится». Добавим, что гарнизон Нейшлота составлял всего 230 человек. Однако в течение всей войны шведы так и не сумели открыть ворота Нейшлота, лишь попытались разграбить окрестности. Екатерина писала Потемкину в этой связи: «По двудневной стрельбе на Нейшлот шведы пошли грабить Нейшлотский уезд. Я у тебя спрашиваю, что там грабить можно?... Своим войскам в Финляндии и шведам (Густав) велел сказать, что он намерен превосходить делами и помрачать Густава Адольфа и окончить предприятия Карла XII. Последнее сбыться может, понеже сей начал разорение Швеции».
22 июля 1788 года шведская армия подошла к крепости Фридрихсгам и блокировала ее. Состояние крепости было плачевное, каменные бастионы отсутствовали, земляной вал в ряде мест обвалился. Артиллерийское вооружение состояло из шведских орудий, захваченных еще в войну 1741-1743 годов. Гарнизон крепости составлял 2539 человек. Однако шведы постояли два дня у Фридрихсгама, а затем отступили.
В отступлении шведов Екатерина поначалу увидела «руку Божию, наказывающую вероломство». На самом же деле 24 июля в королевской армии начался мятеж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196