(Она называется удильщик, или Lopiphormus, эта рыба. Ее самка примерно в пятьдесят раз больше самца.) При совокуплении самец оказывается присоединенным к телу самки и медленно поглощается ею, пока снаружи не остаются только половые железы… Он вспомнил тошнотворный ужас, нахлынувший на него… это намного хуже, чем пауки или скорпионы, которые просто пожирают партнера на месте случки… Теперь ему становится ясен их жизненный цикл… Пузырь – это самка, постепенно всасывающая самца… Пузыри, по сути, дела, бессмертны, поскольку они просто переходят от одного самца к другому…
– Не следует ли нам попытаться изловить экземплярчик? – с сомнением спрашивает Шиндлер.
– Нет, к черту! – восклицает Ким. – Лучше убраться отсюда на хер, да поскорее!
– Хорошо… Только дайте отснять до конца пленку… – Щелк-щелк-щелк.
– Отправляемся с десятисекундными интервалами… Ким, ты идешь первым.
Ким не спорит. Все происходит, как в одном из тех снов о полетах, где ты взмываешь в небо, как ракета…
Глядя вниз на этот стоячий пруд, наполненный гнилой кровью, он не испытывает ни малейшего желания проникнуть глубже в его тайны.
«Je n'en veux rien savoir…»
Теперь он уже находится за пределами кратера, парит на высоте тридцати футов над землей. Увидев под собой «Жужелицу», он открывает кран, стравливает газ, и воздушный шар опускается.
Как только его ноги касаются земли, он скидывает с себя ремни, открывает клапан до упора и быстро отходит в сторону. Шар стремительно взмывает футов на пятнадцать в воздух, а затем падает обратно на землю бесформенной кучей, напоминающей один из тех отвратительных обезьяньих пузырей.
Они снова собираются все вместе, воздушные шары сдуты…
– Мне кажется, это дерьмо лучше оставить прямо здесь, – говорит Ким, показывая на шары… – Одному Богу известно, чем они могли там пропитаться. К нашей одежде это тоже относится, ее нужно будет сжечь всю, как только мы доберемся до базы…
На обратном пути Ким слышит у них над головой стук вертолетных лопастей…
– Ну сунься туда, сунься туда, сунься, только попробуй… – напевает Ким.
Дорога долгая, жаркая и пыльная, поэтому, чтобы позабыть о неудобствах и скуке, Ким слагает стихи:
У правителей в сердце печаль,
Сыплет пепел на плешь Главный Жрец -
Раскололась закона скрижаль,
По которой судил нас Мертвец.
И над Ленгли звучит вдов немолкнущий вой,
В храмах Йеля телец опрокинут златой:
Мощь засранцев склонилась пред сталью клинка.
Тают белые рати, как в марте снега.
Городок Ганимед превратился в крупное поселение, где обитают пятнадцать тысяч техников, ученых и вояк, с оснащенными кондиционерами сборными домиками, баром, кинотеатром и несколькими ресторанами. Чернокожий солдат из военной полиции проверяет документы и направляет их к станции дезинфекции.
Через час, отдраив себя под душем с карболовым мылом и надев чистое полевое обмундирование, Ким наконец ощущает себя относительно чистым, но отвратительный запах пузырчатых обезьян то и дело все же щекочет ему ноздри. После трех крепких порций джина с тоником и трубки с гашишем он начинает чувствовать себя значительно лучше.
Они подкрепляются в пиццерии рядом с аэропортом. Ким уныло рассматривает похожую на кусок резины пиццу.
– Я позвал тебя сюда вовсе не ради местной кухни, дорогуша, – говорит Тони, глядя на наручные часы.
Вертолет заходит на посадку: с ним явно что-то не так, его болтает из стороны в сторону.
– Такое ощущение, словно пилот перебрал, – говорит кто-то за соседним столиком…
– Ты почти угадал, – бормочет Тони. Пожарные машины и «скорые» собираются на поле, завывают сирены.
– Полюбуйся! – Тони достает фотоаппарат с бинокулярным объективом, и Ким делает то же самое.
Двери вертолета открываются, и оттуда вываливаются трое…
Щелк-щелк… Бригада врачей «скорой помощи» бросается к ним и тут же в ужасе убегает восвояси… Щелк-щелк… Лица сумасшедших, нечеловеческие лица, чудовищно вздутые шеи, покрытые пустулами… Щелк-щелк…
Они что-то пытаются сказать, словно куклы, управляемые чревовещателем, и Ким видит, как нечто булькает и копошится у них в невероятно разбухших гортанях, отхаркивая наружу слова. Кровавая слюна свисает у них с подбородков длинными струйками… – Щелк-щелк…
– Давай-ка побыстрее сваливать отсюда… – говорит Тони.
Он швыряет банкноту на столик, и они бегут по направлению к автостоянке… Прежде чем они успевают добежать до машины, из репродукторов гремит голос:
– Всему персоналу… Чрезвычайное положение… Гражданским лицам запрещается передвижение по улицам…
– Ну, ради бога, заводись… Рев мотора.
– …как в транспорте, так и пешком… Если вы находитесь в помещении, оставайтесь на месте…
Охранник протягивает цепь через выезд со стоянки и пристегивает ее замком…
– Лица, находящиеся на открытом пространстве, должны немедленно проследовать в ближайшее убежище…
– ЭЙ, ВЫ… СТОЯТЬ! – Охранник протягивает руку за своей сорокапяткой.
Тони жмет на газ, сбивает охранника и рвет цепь. Концы порванной цепи ударяют по корпусу автомобиля со звуком, похожим на винтовочный выстрел. Тони резко поворачивает направо, покрышки визжат.
– Повторяю… Улицы закрыты для всего персонала, не имеющего спецпропусков… Нарушители будут расстреливаться на месте…
Сирены, лучи прожекторов… Тони пригибается, когда очередь из автомата разбивает ветровое стекло… Он съезжает с дороги и направляет машину вверх по крутому склону, распугав стадо мирно пасшихся коз… Скрип тормозов сзади: полицейская машина поворачивает следом за ними, луч прожектора шарит по склону.
Машина перепрыгивает через ирригационную канаву, поднимая брызги, и сворачивает налево на грунтовую дорогу. Звуки погони стихают у них за спиной.
– А сейчас мы сменим машину.
Впереди появляется повозка. Они влезают в нее, и Тони отдает распоряжения кучеру на каком-то незнакомом Киму языке…
– Он – малаец, – объясняет Тони, откидываясь на спинку сиденья и закуривая манильскую сигару.
Следом за повозкой увязывается мальчишка-попрошайка, и Ким кидает ему монетку. Они едут где-то около часа… Ночной воздух наполнен ароматами и овевает их жарким дуновением. Ким слышит стрекотание кузнечиков и кваканье лягушек.
По пути они проезжают мимо глинобитных хижин с соломенными крышами.
И вот впереди показался привязанный к мачте дирижабль… Капитан машет им рукой:
, – Ну-ка, ребятки, забирайтесь на борт… Мы уже завелись и готовы к отплытию…
Двое слуг-малайцев помогают им поднять вещи по трапу и отнести их в роскошные каюты…
– Ты же понимаешь Большую Картину, старина…
Мы шаг за шагом возвращаемся назад во времени, словно фильм, который перематывается в обратном направлении, нарушая при этом непреложные законы Вселенной и прочую херь в том же духе…
– И вовремя.
На ужин подали бифштексы из мяса кулана…
– Эти животные практически вымерли, понимаешь… – говорит Тони в промежутке между одним куском и другим.
– А подать нам американского журавля! – курлычет Ким.
– И омлет из яиц дронта!
Капитан от всей души смеется и подкручивает усы. Ким со вкусом растягивается на диване, смакуя марочное бургундское, словно пятнадцатилетний школьник на каникулах.
Тони награждает его укоризненным взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Не следует ли нам попытаться изловить экземплярчик? – с сомнением спрашивает Шиндлер.
– Нет, к черту! – восклицает Ким. – Лучше убраться отсюда на хер, да поскорее!
– Хорошо… Только дайте отснять до конца пленку… – Щелк-щелк-щелк.
– Отправляемся с десятисекундными интервалами… Ким, ты идешь первым.
Ким не спорит. Все происходит, как в одном из тех снов о полетах, где ты взмываешь в небо, как ракета…
Глядя вниз на этот стоячий пруд, наполненный гнилой кровью, он не испытывает ни малейшего желания проникнуть глубже в его тайны.
«Je n'en veux rien savoir…»
Теперь он уже находится за пределами кратера, парит на высоте тридцати футов над землей. Увидев под собой «Жужелицу», он открывает кран, стравливает газ, и воздушный шар опускается.
Как только его ноги касаются земли, он скидывает с себя ремни, открывает клапан до упора и быстро отходит в сторону. Шар стремительно взмывает футов на пятнадцать в воздух, а затем падает обратно на землю бесформенной кучей, напоминающей один из тех отвратительных обезьяньих пузырей.
Они снова собираются все вместе, воздушные шары сдуты…
– Мне кажется, это дерьмо лучше оставить прямо здесь, – говорит Ким, показывая на шары… – Одному Богу известно, чем они могли там пропитаться. К нашей одежде это тоже относится, ее нужно будет сжечь всю, как только мы доберемся до базы…
На обратном пути Ким слышит у них над головой стук вертолетных лопастей…
– Ну сунься туда, сунься туда, сунься, только попробуй… – напевает Ким.
Дорога долгая, жаркая и пыльная, поэтому, чтобы позабыть о неудобствах и скуке, Ким слагает стихи:
У правителей в сердце печаль,
Сыплет пепел на плешь Главный Жрец -
Раскололась закона скрижаль,
По которой судил нас Мертвец.
И над Ленгли звучит вдов немолкнущий вой,
В храмах Йеля телец опрокинут златой:
Мощь засранцев склонилась пред сталью клинка.
Тают белые рати, как в марте снега.
Городок Ганимед превратился в крупное поселение, где обитают пятнадцать тысяч техников, ученых и вояк, с оснащенными кондиционерами сборными домиками, баром, кинотеатром и несколькими ресторанами. Чернокожий солдат из военной полиции проверяет документы и направляет их к станции дезинфекции.
Через час, отдраив себя под душем с карболовым мылом и надев чистое полевое обмундирование, Ким наконец ощущает себя относительно чистым, но отвратительный запах пузырчатых обезьян то и дело все же щекочет ему ноздри. После трех крепких порций джина с тоником и трубки с гашишем он начинает чувствовать себя значительно лучше.
Они подкрепляются в пиццерии рядом с аэропортом. Ким уныло рассматривает похожую на кусок резины пиццу.
– Я позвал тебя сюда вовсе не ради местной кухни, дорогуша, – говорит Тони, глядя на наручные часы.
Вертолет заходит на посадку: с ним явно что-то не так, его болтает из стороны в сторону.
– Такое ощущение, словно пилот перебрал, – говорит кто-то за соседним столиком…
– Ты почти угадал, – бормочет Тони. Пожарные машины и «скорые» собираются на поле, завывают сирены.
– Полюбуйся! – Тони достает фотоаппарат с бинокулярным объективом, и Ким делает то же самое.
Двери вертолета открываются, и оттуда вываливаются трое…
Щелк-щелк… Бригада врачей «скорой помощи» бросается к ним и тут же в ужасе убегает восвояси… Щелк-щелк… Лица сумасшедших, нечеловеческие лица, чудовищно вздутые шеи, покрытые пустулами… Щелк-щелк…
Они что-то пытаются сказать, словно куклы, управляемые чревовещателем, и Ким видит, как нечто булькает и копошится у них в невероятно разбухших гортанях, отхаркивая наружу слова. Кровавая слюна свисает у них с подбородков длинными струйками… – Щелк-щелк…
– Давай-ка побыстрее сваливать отсюда… – говорит Тони.
Он швыряет банкноту на столик, и они бегут по направлению к автостоянке… Прежде чем они успевают добежать до машины, из репродукторов гремит голос:
– Всему персоналу… Чрезвычайное положение… Гражданским лицам запрещается передвижение по улицам…
– Ну, ради бога, заводись… Рев мотора.
– …как в транспорте, так и пешком… Если вы находитесь в помещении, оставайтесь на месте…
Охранник протягивает цепь через выезд со стоянки и пристегивает ее замком…
– Лица, находящиеся на открытом пространстве, должны немедленно проследовать в ближайшее убежище…
– ЭЙ, ВЫ… СТОЯТЬ! – Охранник протягивает руку за своей сорокапяткой.
Тони жмет на газ, сбивает охранника и рвет цепь. Концы порванной цепи ударяют по корпусу автомобиля со звуком, похожим на винтовочный выстрел. Тони резко поворачивает направо, покрышки визжат.
– Повторяю… Улицы закрыты для всего персонала, не имеющего спецпропусков… Нарушители будут расстреливаться на месте…
Сирены, лучи прожекторов… Тони пригибается, когда очередь из автомата разбивает ветровое стекло… Он съезжает с дороги и направляет машину вверх по крутому склону, распугав стадо мирно пасшихся коз… Скрип тормозов сзади: полицейская машина поворачивает следом за ними, луч прожектора шарит по склону.
Машина перепрыгивает через ирригационную канаву, поднимая брызги, и сворачивает налево на грунтовую дорогу. Звуки погони стихают у них за спиной.
– А сейчас мы сменим машину.
Впереди появляется повозка. Они влезают в нее, и Тони отдает распоряжения кучеру на каком-то незнакомом Киму языке…
– Он – малаец, – объясняет Тони, откидываясь на спинку сиденья и закуривая манильскую сигару.
Следом за повозкой увязывается мальчишка-попрошайка, и Ким кидает ему монетку. Они едут где-то около часа… Ночной воздух наполнен ароматами и овевает их жарким дуновением. Ким слышит стрекотание кузнечиков и кваканье лягушек.
По пути они проезжают мимо глинобитных хижин с соломенными крышами.
И вот впереди показался привязанный к мачте дирижабль… Капитан машет им рукой:
, – Ну-ка, ребятки, забирайтесь на борт… Мы уже завелись и готовы к отплытию…
Двое слуг-малайцев помогают им поднять вещи по трапу и отнести их в роскошные каюты…
– Ты же понимаешь Большую Картину, старина…
Мы шаг за шагом возвращаемся назад во времени, словно фильм, который перематывается в обратном направлении, нарушая при этом непреложные законы Вселенной и прочую херь в том же духе…
– И вовремя.
На ужин подали бифштексы из мяса кулана…
– Эти животные практически вымерли, понимаешь… – говорит Тони в промежутке между одним куском и другим.
– А подать нам американского журавля! – курлычет Ким.
– И омлет из яиц дронта!
Капитан от всей души смеется и подкручивает усы. Ким со вкусом растягивается на диване, смакуя марочное бургундское, словно пятнадцатилетний школьник на каникулах.
Тони награждает его укоризненным взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73