Я заливал потоками семени камни, скалы и деревья. На обратном пути, уже под вечер, Джон остановил меня жестом и вперился внимательным взглядом в крону хурмового дерева. Я ничего там особенного не заметил. Затем револьвер прыгнул ему в руку. Он выстрелил, сжимая оружие обеими руками. Белка упала с ветви с пробитой головой к его ногам. Я хорошо запомнил лицо Джона в момент выстрела. Все черты его вдруг стали по-звериному резко очерченными, как будто он постарел и ожесточился в одно мгновение… А затем, напевая «Старая свинья прошлой весною застряла в ограде», он опытными движениями освежевал и разделал зверька.
Он достал кусок марли из кармана, завернул в него разделанную на четыре куска тушку, сердце и печень и положил все это на пенек. Затем он сел на другой пенек, разулся и снял носки. Встал и снял рубашку, которую повесил на низко расположенную ветку. Позволил брюкам упасть и вышагнул из них совершенно голый, с наполовину набухшим членом. Не сводя глаз с лежащей на пне тушки, он стал тереть член, пока тот совершенно не отвердел, затем приставил к губам гармонику и начал прыгать вокруг пня, наигрывая какой-то несложный мотив. Это была древняя мелодия, дикая и печальная, фаллические тени в звериных шкурах, пляшущие на дальней стене… Я вспоминаю безлюдный, продутый всеми ветрами горный склон в Патагонии, могилы с фаллическими надгробиями и давившее на меня чувство печали и одиночества. Все двадцать тысяч прошедших лет запечатлелись в этой музыке… Затем мальчик снова оделся.
Он объяснил мне, что исполнил магический обряд, который поможет ему в будущем добыть еще две белки. Мы не прошли и сотни ярдов, как он подстрелил еще одну белку прямо на земле. Третью же он сбил с вершины высокого дуба – выстрел был просто потрясающим. Я привез с собой винтовку кольт-38, «Лайтнинг», но с таким феноменальным снайпером я даже не взялся бы тягаться. Он использует оружие 22-го калибра под специальный патрон. Он на несколько лет старше Джона, но похож на него словно брат-близнец. Мистер Браун пригласил меня на ужин, и я радостно принял приглашение, потому что у меня не было ни малейшего желания снова выслушивать анекдот о корове, но за ужином мистер Браун все же не преминул рассказать его… «Какая хорошая корова, не режь ее ни в коем случае!» Мальчики от души хохочут, но затем внезапно замолкают, и выражение их лиц внезапно меняется. Белка с зеленью, картошкой и печеными яблоками была великолепна.
Мистер Браун посмотрел на Джона, и они словно обменялись какими-то сигналами. Мистер Браун повернулся ко мне… «Вы проводили раскопки в Аравии, – сказал мне Джон. – Интересное, наверно, дело. Я слышал, что у этих самых аравов бывают очень странные обычаи».
Нет никаких сомнений, он все знает. Джон каким-то образом умудрился рассказать ему об этом без слов.
По пути в город, проходя мимо школьного здания из красного кирпича, я заметил, что внутри в том, что несомненно было актовым залом, горит свет. Подойдя поближе, я увидел, что несколько горожан расхаживают внутри по пустому просторному залу. «Какая хорошая корова, не режь ее ни в коем случае!.. Сколькерых сегодня на тот свет отправили, Док?.. Прекрасная проповедь, Пастор!.. Поспешай, а не то ужин остынет!» – смеются и состязаются друг с другом в остроумии…
Весь этот город – сплошной фарс, чудовищная пародия на маленькие поселения подобного рода… но что таится за всем этим маскарадом?
20 СЕНТЯБРЯ 1908 г. Я проснулся утром с лихорадкой и жуткой головной болью. Приступ малярии скорее всего. Я оделся, весь дрожа и пылая, и поплелся в аптеку за хинином и лауданумом; вернувшись в комнату, я принял по солидной дозе того и другого. Затем лег на кровать и почувствовал, как облегчение растекается по моему пылающему мозгу. Наконец я заснул. Разбудил меня стук в двери. Это был шериф.
– Здорово, Док, можно с вами минутку поболтать?
– Разумеется.
Я чувствовал себя гораздо лучше, поэтому приподнялся в кровати и стал ждать.
– Ну, я хотел вроде бы как сказать, что готов помогать вам в том, чем вы это там занимаетесь, как бы это ни называлось. Отличное, должно быть, дело – ездить всюду по свету, смотреть всякие страны… Я бы и сам попутешествовал, да вот звезда шерифская, как бы это сказать, на месте держит… Шериф – это ведь должность куда более хлопотная, чем на первый взгляд кажется. Кажется, что у нас тут тихо, верно? Ну, разве что старая свинья будущей весною застрянет в ограде. Ну, для того мы тут и поставлены, чтобы у нас было тихо… А если место тихое, то откуда в нем вдруг шуму появиться, по-вашему?
– Ну, если только какая-нибудь внешняя сила или пришелец извне…
– Точно, полковник, и в этом-то моя работа и заключается.
– Это называется «обеспечивать безопасность».
– Верно, поэтому логичнее логичного подвергать проверке каждого, кто появляется у нас, разве не так?
– Пожалуй, что и так. Но почему вы видите в каждом пришельце врага?
– Вовсе нет. Я же сказал «подвергать проверке». Обычно мне это удается провернуть за пару секунд. Вот, скажем, коммивояжер, торгующий колючей проволокой, – сразу видно, товар дерьмовый, а продавец – говорливый сукин сын. Значит, надо сделать так, чтобы ему расхотелось у нас задерживаться. У нас есть способы сделать это в тех случаях, когда гость оказывается нежеланным.
Деревенский говорок у шерифа пропадает прямо на глазах.
А теперь рассмотрим другой случай: кто-то выдает себя за коммивояжера, в то время как привели его сюда совсем другие дела… Торговля колючей проволокой в его случае – только прикрытие для его подлинной деятельности, так же как археология в вашем… Атлантида.
(«Атлантида» – это агентурная кличка полковника.)
Я осмотрелся по сторонам. Вне всяких сомнений, комнату в мое отсутствие подвергли обыску. Тщательному обыску. Ничего не сдвинули с места, но я почувствовал следы недавнего присутствия посторонних. Эта интуиция рано или поздно развивается у любого разведчика, который хочет остаться в живых.
– Вы обыскали мою комнату, пока я выходил.
Он кивнул:
– И прочитали ваш дневник. Шифр оказался несложным. К тому же с самого момента вашего прибытия вы находились под наблюдением двадцать четыре часа в сутки.
Он передает полковнику конверт, из которого тот извлекает две фотографии.
Я стараюсь, чтобы на моем лице не дрогнул ни один мускул.
– Итак, старая свинья все-таки застряла в ограде, eh, mon colonel… und zwar in einer ekelhafte Position. К тому же в весьма неприличной позе.
– Думаю, эти фотографии немало позабавят мое начальство…
– Может быть, может быть. Я вовсе не собираюсь вас шантажировать. Просто чтоб вы узнали, что у нас много еще чего имеется. Да, кстати, это маленькое представление в школьном актовом зале было устроено, разумеется, специально для вас.
– Как и все здесь.
– Конечно. Джонсонвиль – это всего лишь прикрытие. И если кто-нибудь со стороны проникает внутрь… у него могут быть некоторые, скажем так, неприятности.
– Вы намереваетесь убить меня?
– Вы будете нам полезнее живым. В случае, если…
– В случае, если я соглашусь сотрудничать?
– Именно.
– И с кем же мне предлагают сотрудничать?
– Мы – представители Потенциальной Америки. Как у нас здесь принято говорить – ПА. И, пожалуйста, не принимайте нас за тех тупых фермеров, которыми мы пытаемся казаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Он достал кусок марли из кармана, завернул в него разделанную на четыре куска тушку, сердце и печень и положил все это на пенек. Затем он сел на другой пенек, разулся и снял носки. Встал и снял рубашку, которую повесил на низко расположенную ветку. Позволил брюкам упасть и вышагнул из них совершенно голый, с наполовину набухшим членом. Не сводя глаз с лежащей на пне тушки, он стал тереть член, пока тот совершенно не отвердел, затем приставил к губам гармонику и начал прыгать вокруг пня, наигрывая какой-то несложный мотив. Это была древняя мелодия, дикая и печальная, фаллические тени в звериных шкурах, пляшущие на дальней стене… Я вспоминаю безлюдный, продутый всеми ветрами горный склон в Патагонии, могилы с фаллическими надгробиями и давившее на меня чувство печали и одиночества. Все двадцать тысяч прошедших лет запечатлелись в этой музыке… Затем мальчик снова оделся.
Он объяснил мне, что исполнил магический обряд, который поможет ему в будущем добыть еще две белки. Мы не прошли и сотни ярдов, как он подстрелил еще одну белку прямо на земле. Третью же он сбил с вершины высокого дуба – выстрел был просто потрясающим. Я привез с собой винтовку кольт-38, «Лайтнинг», но с таким феноменальным снайпером я даже не взялся бы тягаться. Он использует оружие 22-го калибра под специальный патрон. Он на несколько лет старше Джона, но похож на него словно брат-близнец. Мистер Браун пригласил меня на ужин, и я радостно принял приглашение, потому что у меня не было ни малейшего желания снова выслушивать анекдот о корове, но за ужином мистер Браун все же не преминул рассказать его… «Какая хорошая корова, не режь ее ни в коем случае!» Мальчики от души хохочут, но затем внезапно замолкают, и выражение их лиц внезапно меняется. Белка с зеленью, картошкой и печеными яблоками была великолепна.
Мистер Браун посмотрел на Джона, и они словно обменялись какими-то сигналами. Мистер Браун повернулся ко мне… «Вы проводили раскопки в Аравии, – сказал мне Джон. – Интересное, наверно, дело. Я слышал, что у этих самых аравов бывают очень странные обычаи».
Нет никаких сомнений, он все знает. Джон каким-то образом умудрился рассказать ему об этом без слов.
По пути в город, проходя мимо школьного здания из красного кирпича, я заметил, что внутри в том, что несомненно было актовым залом, горит свет. Подойдя поближе, я увидел, что несколько горожан расхаживают внутри по пустому просторному залу. «Какая хорошая корова, не режь ее ни в коем случае!.. Сколькерых сегодня на тот свет отправили, Док?.. Прекрасная проповедь, Пастор!.. Поспешай, а не то ужин остынет!» – смеются и состязаются друг с другом в остроумии…
Весь этот город – сплошной фарс, чудовищная пародия на маленькие поселения подобного рода… но что таится за всем этим маскарадом?
20 СЕНТЯБРЯ 1908 г. Я проснулся утром с лихорадкой и жуткой головной болью. Приступ малярии скорее всего. Я оделся, весь дрожа и пылая, и поплелся в аптеку за хинином и лауданумом; вернувшись в комнату, я принял по солидной дозе того и другого. Затем лег на кровать и почувствовал, как облегчение растекается по моему пылающему мозгу. Наконец я заснул. Разбудил меня стук в двери. Это был шериф.
– Здорово, Док, можно с вами минутку поболтать?
– Разумеется.
Я чувствовал себя гораздо лучше, поэтому приподнялся в кровати и стал ждать.
– Ну, я хотел вроде бы как сказать, что готов помогать вам в том, чем вы это там занимаетесь, как бы это ни называлось. Отличное, должно быть, дело – ездить всюду по свету, смотреть всякие страны… Я бы и сам попутешествовал, да вот звезда шерифская, как бы это сказать, на месте держит… Шериф – это ведь должность куда более хлопотная, чем на первый взгляд кажется. Кажется, что у нас тут тихо, верно? Ну, разве что старая свинья будущей весною застрянет в ограде. Ну, для того мы тут и поставлены, чтобы у нас было тихо… А если место тихое, то откуда в нем вдруг шуму появиться, по-вашему?
– Ну, если только какая-нибудь внешняя сила или пришелец извне…
– Точно, полковник, и в этом-то моя работа и заключается.
– Это называется «обеспечивать безопасность».
– Верно, поэтому логичнее логичного подвергать проверке каждого, кто появляется у нас, разве не так?
– Пожалуй, что и так. Но почему вы видите в каждом пришельце врага?
– Вовсе нет. Я же сказал «подвергать проверке». Обычно мне это удается провернуть за пару секунд. Вот, скажем, коммивояжер, торгующий колючей проволокой, – сразу видно, товар дерьмовый, а продавец – говорливый сукин сын. Значит, надо сделать так, чтобы ему расхотелось у нас задерживаться. У нас есть способы сделать это в тех случаях, когда гость оказывается нежеланным.
Деревенский говорок у шерифа пропадает прямо на глазах.
А теперь рассмотрим другой случай: кто-то выдает себя за коммивояжера, в то время как привели его сюда совсем другие дела… Торговля колючей проволокой в его случае – только прикрытие для его подлинной деятельности, так же как археология в вашем… Атлантида.
(«Атлантида» – это агентурная кличка полковника.)
Я осмотрелся по сторонам. Вне всяких сомнений, комнату в мое отсутствие подвергли обыску. Тщательному обыску. Ничего не сдвинули с места, но я почувствовал следы недавнего присутствия посторонних. Эта интуиция рано или поздно развивается у любого разведчика, который хочет остаться в живых.
– Вы обыскали мою комнату, пока я выходил.
Он кивнул:
– И прочитали ваш дневник. Шифр оказался несложным. К тому же с самого момента вашего прибытия вы находились под наблюдением двадцать четыре часа в сутки.
Он передает полковнику конверт, из которого тот извлекает две фотографии.
Я стараюсь, чтобы на моем лице не дрогнул ни один мускул.
– Итак, старая свинья все-таки застряла в ограде, eh, mon colonel… und zwar in einer ekelhafte Position. К тому же в весьма неприличной позе.
– Думаю, эти фотографии немало позабавят мое начальство…
– Может быть, может быть. Я вовсе не собираюсь вас шантажировать. Просто чтоб вы узнали, что у нас много еще чего имеется. Да, кстати, это маленькое представление в школьном актовом зале было устроено, разумеется, специально для вас.
– Как и все здесь.
– Конечно. Джонсонвиль – это всего лишь прикрытие. И если кто-нибудь со стороны проникает внутрь… у него могут быть некоторые, скажем так, неприятности.
– Вы намереваетесь убить меня?
– Вы будете нам полезнее живым. В случае, если…
– В случае, если я соглашусь сотрудничать?
– Именно.
– И с кем же мне предлагают сотрудничать?
– Мы – представители Потенциальной Америки. Как у нас здесь принято говорить – ПА. И, пожалуйста, не принимайте нас за тех тупых фермеров, которыми мы пытаемся казаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73