И тоже со всеми вытекающими отсюда психологическими последствиями. Грубо говоря, мы достаточно талантливы, чтобы заметить это и обрести вкус быть таковыми, но мы слишком мало талантливы для того, чтобы сделать свою талантливость деловым началом нашей жизни. Потому даже незначительные препятствия в виде государственных запретов для нас непреодолимы. Потому мы предпочитаем оставаться втихомолку страдающими холуями или пьяницами (или комбинацией того и другого).
Сменщик умолк, а я почувствовал в себе прилив демонических сил. Мы Им еще покажем, сказал я. И заказал еще бутылку какой-то дряни. Впрочем, сказал Сменщик, все народы таковы. Только одним удается изобрести какие-то защитные средства и средства охранять и поддерживать эти защитные средства. Нам это не удавалось никогда. Мы умели изобретать средства, пресекающие всякую возможность изобретения и сохранения таких средств. Впрочем… Потом мы пороли всякую чушь. Потом забегаловку закрыли. И мы поплелись на вокзал, где ресторан закрывается на несколько часов позже.
Высшие соображения
Так бы и отделался Неврастеник легким испугом, если бы не высшие государственные соображения. Высшему начальству потребовалось исправить недостатки и указать линию. Нашелся выдвиженец, который решил проявить инициативу и сделать на этом внеочередной скачок в своей удачно складывающейся карьере. Нашелся стукач и холуй, который донес ему, что в ИОАНе проявили гнилой либерализм и потерю бдительности. Выдвиженец вызвал Директора и Секретаря. В вашем институте в течение многих лет орудовал враг, сказал он. Что же вы думаете, он ничего другого не сделал?! У него сообщников не было?! А связи с враждебными кругами Запада? Надо разобраться более тщательно. Даю две недели сроку. Директор и Секретарь заверили Выдвиженца, что они сделают все как следует, что они виноваты, что проглядели, что исправятся и т. п. Но в ИОАН они ехали унылые, ибо знали, что дни их сочтены. И действительно, вскоре Директор слег в больницу с инфарктом. Вместо него назначили другого. Секретаря освободили и избрали другого. ИОАН замер в ожидании катастрофы. Назначили специальную комиссию по расследованию дела Неврастеника, и его дело переросло в Дело. Председателем комиссии назначили Эстета.
Проблемы
Когда мы пришли утром на работу, квартира была открыта. Но никого в ней не было. Мы на всякий случай позвонили Чину. Тот примчался немедленно. Мы все вместе вошли и увидели удручающее зрелище. Замки взломаны. Все тряпки со стен в спальне содраны. Украдено огромное зеркало с двери в ванной, остатки кафеля и многое другое. В том числе — куртка Кандидата. Надо в Уголовный Розыск сообщить, сказал Физик. Воры явно дилетанты. Наверняка местные жители или молодые ребята. Найдут в два счета. Ни в коем случае, сказал Чин. Начнут копать, что к чему. Нервотрепка. Дороже обойдется. Надо врезать новые замки. И один из вас будет здесь ночевать, пока не кончите. На том и порешили.
Что за жизнь говорю я, когда Чин уехал. Здесь все как-то страдают. Даже у Чина нет безоблачной жизни. Дом делали халтурщики — страдает. Надо нанимать леваков — страдает. Тараканы — страдает. Жулики — страдает. А бедная Чинша! Она из-за этих тряпок до конца жизни мучиться будет. Это разве страдания, говорит Физик. Это — бытовые мелочи. Ты взгляни лучше на нашу жизнь. И Физик в общих чертах обрисовал то, что нам всем известно из собственного опыта. Кандидат, которому так и не удалось сорвать с Чина компенсацию за куртку, сказал, что мы нытики и красиво выругался. Я попросил его повторить: мне это может пригодиться в моей конторе.
Во-первых, сказал Кандидат, страдания относительны. Во-вторых, страдания, о которых мы болтаем, свойственны лишь незначительной части ибанского общества. И в — третьих, основа этих страданий заключена не в ибанском образе жизни. А в чем же, спросил Физик. В наших исторически преходящих претензиях, сказал Кандидат. Дело в том, что мы претендуем на роль наследников и продолжателей всего лучшего, что было создано в западноевропейской истории, и претендуем превзойти Запад именно в этом. Так что мы так или иначе знакомимся с лучшими явлениями западной цивилизации, живя по канонам ибанского образа жизни. Отсюда и идет все. Чтобы устранить наши эти специфически ибанские страдания, надо уничтожить источник беспокойных идей и базу для сравнения. Перестать говорить об английской и французской революциях, о восстании американских колоний. Запретить чтение Шекспира, Бальзака, Данте, Достоевского, Гете, Шиллера, Свифта и прочих великих писателей прошлого. Запрятать полотна великих художников. Прекратить всякое общение с Западом. Это у нас и стремятся делать по мере сил, сказал я. Я считаю, сказал Кандидат, что в основе нашей экспансии во вне лежит именно это стремление уничтожить базу для сравнения. Не экономические и военные соображения, а именно это, т. е. социальный инстинкт привилегированных слоев нашего общества увековечить свое господство. Если исчезнут экономические и военные соображения, наша экспансия усилится. Мы будем стремиться навязать всем свой ибанский образ жизни.
Потом наша беседа незаметно перескакивает на оценку общей ситуации в мире. Я с любопытством слушаю точку зрения Кандидата, хотя согласиться с ней не могу. Но у меня нет и аргументов против. Физик пытался что-то возразить, но махнул рукой. Сейчас в Мире, говорит Кандидат, есть три силы: мы, Китай и США. Они непримиримы. Причем, в основе вражды лежат глубочайшие расовые причины, а не вражда двух систем, не экономика и т. д. Расовые причины лишь преломляются через экономику, идеологию и т. д. Это в высшей степени важно понять. Это мы уже слышали, говорит Физик, от Адольфа Гитлера. Чушь, говорит Кандидат. Это похоже, но это совсем не то. Сравните христианство и мусульманство. Похожи. Но не одно и то же. Ищите различия, а не сходство. Надо различать два понятия расы: биологическое и социальное. Раса в социальном смысле есть обширное человеческое объединение, ядро которого образует группа лиц с определенными биологическими расовыми признаками. Прочие лица испытывают на себе их влияние до такой степени, что начинают себя вести так, как будто бы они и сами суть представители этой группы. Они испытывают влияние, но не из них исходит инициатива. Не в них источник их бытия как данной специфической общности. Бывают периоды в истории, когда именно некоторые расовые признаки, преломляясь через историческую судьбу объединения, оказываются решающими. Это бывает редко. Но бывает. Сейчас такой случай. Причем, нет высших или низших рас. Есть разные расы. Сейчас — три основные. И каждая из них, учитывая опыт истории, способна привести человечество к одному и тому же результату. Разница в деталях. Но — при условии уничтожения или подчинения двух других. Примирение невозможно именно по расовым причинам. У Двурушника в книге все это разобрано досконально. Я не читал книги Двурушника, говорю я, так что разъясни подробнее. Но Кандидат махнул рукой. Все это похоже на правду, сказал он. Но мне это не кажется убедительным. Вернее, я бы не хотел, чтобы это было так. Я за то, чтобы все жили и жили по-своему. Я тоже, говорю я. Но я все же хочу этот вопрос изучить: я должен знать, как на самом деле. Зачем это тебе, спрашивает Физик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Сменщик умолк, а я почувствовал в себе прилив демонических сил. Мы Им еще покажем, сказал я. И заказал еще бутылку какой-то дряни. Впрочем, сказал Сменщик, все народы таковы. Только одним удается изобрести какие-то защитные средства и средства охранять и поддерживать эти защитные средства. Нам это не удавалось никогда. Мы умели изобретать средства, пресекающие всякую возможность изобретения и сохранения таких средств. Впрочем… Потом мы пороли всякую чушь. Потом забегаловку закрыли. И мы поплелись на вокзал, где ресторан закрывается на несколько часов позже.
Высшие соображения
Так бы и отделался Неврастеник легким испугом, если бы не высшие государственные соображения. Высшему начальству потребовалось исправить недостатки и указать линию. Нашелся выдвиженец, который решил проявить инициативу и сделать на этом внеочередной скачок в своей удачно складывающейся карьере. Нашелся стукач и холуй, который донес ему, что в ИОАНе проявили гнилой либерализм и потерю бдительности. Выдвиженец вызвал Директора и Секретаря. В вашем институте в течение многих лет орудовал враг, сказал он. Что же вы думаете, он ничего другого не сделал?! У него сообщников не было?! А связи с враждебными кругами Запада? Надо разобраться более тщательно. Даю две недели сроку. Директор и Секретарь заверили Выдвиженца, что они сделают все как следует, что они виноваты, что проглядели, что исправятся и т. п. Но в ИОАН они ехали унылые, ибо знали, что дни их сочтены. И действительно, вскоре Директор слег в больницу с инфарктом. Вместо него назначили другого. Секретаря освободили и избрали другого. ИОАН замер в ожидании катастрофы. Назначили специальную комиссию по расследованию дела Неврастеника, и его дело переросло в Дело. Председателем комиссии назначили Эстета.
Проблемы
Когда мы пришли утром на работу, квартира была открыта. Но никого в ней не было. Мы на всякий случай позвонили Чину. Тот примчался немедленно. Мы все вместе вошли и увидели удручающее зрелище. Замки взломаны. Все тряпки со стен в спальне содраны. Украдено огромное зеркало с двери в ванной, остатки кафеля и многое другое. В том числе — куртка Кандидата. Надо в Уголовный Розыск сообщить, сказал Физик. Воры явно дилетанты. Наверняка местные жители или молодые ребята. Найдут в два счета. Ни в коем случае, сказал Чин. Начнут копать, что к чему. Нервотрепка. Дороже обойдется. Надо врезать новые замки. И один из вас будет здесь ночевать, пока не кончите. На том и порешили.
Что за жизнь говорю я, когда Чин уехал. Здесь все как-то страдают. Даже у Чина нет безоблачной жизни. Дом делали халтурщики — страдает. Надо нанимать леваков — страдает. Тараканы — страдает. Жулики — страдает. А бедная Чинша! Она из-за этих тряпок до конца жизни мучиться будет. Это разве страдания, говорит Физик. Это — бытовые мелочи. Ты взгляни лучше на нашу жизнь. И Физик в общих чертах обрисовал то, что нам всем известно из собственного опыта. Кандидат, которому так и не удалось сорвать с Чина компенсацию за куртку, сказал, что мы нытики и красиво выругался. Я попросил его повторить: мне это может пригодиться в моей конторе.
Во-первых, сказал Кандидат, страдания относительны. Во-вторых, страдания, о которых мы болтаем, свойственны лишь незначительной части ибанского общества. И в — третьих, основа этих страданий заключена не в ибанском образе жизни. А в чем же, спросил Физик. В наших исторически преходящих претензиях, сказал Кандидат. Дело в том, что мы претендуем на роль наследников и продолжателей всего лучшего, что было создано в западноевропейской истории, и претендуем превзойти Запад именно в этом. Так что мы так или иначе знакомимся с лучшими явлениями западной цивилизации, живя по канонам ибанского образа жизни. Отсюда и идет все. Чтобы устранить наши эти специфически ибанские страдания, надо уничтожить источник беспокойных идей и базу для сравнения. Перестать говорить об английской и французской революциях, о восстании американских колоний. Запретить чтение Шекспира, Бальзака, Данте, Достоевского, Гете, Шиллера, Свифта и прочих великих писателей прошлого. Запрятать полотна великих художников. Прекратить всякое общение с Западом. Это у нас и стремятся делать по мере сил, сказал я. Я считаю, сказал Кандидат, что в основе нашей экспансии во вне лежит именно это стремление уничтожить базу для сравнения. Не экономические и военные соображения, а именно это, т. е. социальный инстинкт привилегированных слоев нашего общества увековечить свое господство. Если исчезнут экономические и военные соображения, наша экспансия усилится. Мы будем стремиться навязать всем свой ибанский образ жизни.
Потом наша беседа незаметно перескакивает на оценку общей ситуации в мире. Я с любопытством слушаю точку зрения Кандидата, хотя согласиться с ней не могу. Но у меня нет и аргументов против. Физик пытался что-то возразить, но махнул рукой. Сейчас в Мире, говорит Кандидат, есть три силы: мы, Китай и США. Они непримиримы. Причем, в основе вражды лежат глубочайшие расовые причины, а не вражда двух систем, не экономика и т. д. Расовые причины лишь преломляются через экономику, идеологию и т. д. Это в высшей степени важно понять. Это мы уже слышали, говорит Физик, от Адольфа Гитлера. Чушь, говорит Кандидат. Это похоже, но это совсем не то. Сравните христианство и мусульманство. Похожи. Но не одно и то же. Ищите различия, а не сходство. Надо различать два понятия расы: биологическое и социальное. Раса в социальном смысле есть обширное человеческое объединение, ядро которого образует группа лиц с определенными биологическими расовыми признаками. Прочие лица испытывают на себе их влияние до такой степени, что начинают себя вести так, как будто бы они и сами суть представители этой группы. Они испытывают влияние, но не из них исходит инициатива. Не в них источник их бытия как данной специфической общности. Бывают периоды в истории, когда именно некоторые расовые признаки, преломляясь через историческую судьбу объединения, оказываются решающими. Это бывает редко. Но бывает. Сейчас такой случай. Причем, нет высших или низших рас. Есть разные расы. Сейчас — три основные. И каждая из них, учитывая опыт истории, способна привести человечество к одному и тому же результату. Разница в деталях. Но — при условии уничтожения или подчинения двух других. Примирение невозможно именно по расовым причинам. У Двурушника в книге все это разобрано досконально. Я не читал книги Двурушника, говорю я, так что разъясни подробнее. Но Кандидат махнул рукой. Все это похоже на правду, сказал он. Но мне это не кажется убедительным. Вернее, я бы не хотел, чтобы это было так. Я за то, чтобы все жили и жили по-своему. Я тоже, говорю я. Но я все же хочу этот вопрос изучить: я должен знать, как на самом деле. Зачем это тебе, спрашивает Физик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45