— ехидно закинул удочку Монах. — Знаем мы вашего брата, свободного охотника, сами на стороне пробавляемся.
— Пошёл вон, негодяй, — душевно сказал я. — Распутник, ворюга, а ещё с критикой лезет.
Обиженный Монах ушёл не простившись. Полюбовавшись из окна свалкой, которую он затеял на задворках рыбного магазина, я спустился, кое-как завёл «Запорожец» и вошёл в конференц-зал управления за четверть часа до начала совещания. Туда уже загодя пришло много народу: верный признак того, что совещание обещает быть интересным.
— И пресса здесь? — приветствовал меня Чупиков. — Какими судьбами? Ага, Чернышёв пригласил, ясно… Значит, будет выступать, рвётся в газету!
— Давать материал о себе он отказался, — возразил я.
— Вы, извините, наивны, ведь это тоже реклама: вот, мол, какой я скромный! Он и рассчитывает, что вы напишете: «О себе Чернышёв говорить не любит, но охотно рассказывает о таких отличившихся на промысле людях, как старпом Лыков, тралмастер Птаха, матрос Воротилин…»
— Именно эти фамилии он и назвал, — признался я.
— Ещё бы, — торжествовал Чупиков, — опора, личная гвардия! Держу пари, что он был с вами исключительно вежлив и предупредителен.
— Пари проиграете.
— Неужели нахамил? — У Чупикова радостно блеснули глаза.
— Ну не то что нахамил, а так… Но это не имеет значения, человек он всё-таки незаурядный.
— Очень может быть, — сухо проговорил Чупиков, сразу теряя ко мне интерес. — Желаю успеха. И отвернулся. Чего требовать от человека, у которого из-под венца увели невесту!
Кивнув, прохромал мимо Чернышёв, тонкие губы, искривились в усмешке — это он раскланивался с Астаховым; многие поздравляли его с победой в соревновании, и Чернышёв благодарил все с той же довольно неприятной усмешкой, ставящей под сомнение искренность поздравителей. Ему бы шляпу с пером и шпагу — Мефистофель! Появился и Ермишин, которого капитаны приветствовали с подчёркнутой почтительностью, старика здесь любили. Я помахал ему рукой, и он сел рядом.
— Старею, — отдуваясь, проговорил он. — На третий этаж без лифта поднялся — чуть главный двигатель не пошёл вразнос.
— Курить надо бросать.
— Э, я свою плантацию давно выкурил, — вздохнул Ермишин, — пустую трубку посасываю. Блокнотом запасся?
Я с заговорщическим видом приоткрыл портфель, где лежал магнитофон.
— С пятого ряда? — усомнился Ермишин. — Не возьмёт.
— Микрофон мощный, шёпот из-за дверей улавливает.
— Постой, так ты и меня записывал? — спохватился Ермишин. — Все словечки?
— Словечки размагничу, — пообещал я. — Не бескорыстно, конечно, за вечер воспоминаний.
— Ах ты, сукин сын… Ладно, помолчим.
Председательствующий постучал по графину, совещание началось.
А примерно через два часа Чернышёв обвинил в трусости двадцать девять капитанов.
Вообще-то такое слово произнесено не было, но оно угадалось и вызвало всеобщее возмущение. Но сначала выступали другие. Гибель четырех траулеров была ещё свежа в памяти, и капитаны, сменяя друг друга на трибуне, высказывали самую серьёзную тревогу и сомнения: не слишком ли велика опасность обледенения для низкобортных сейнеров и СРТ в открытом море? Капитаны были опытные, а иные знаменитые, познавшие славу, их мнение много значило — и почти все они говорили о том, что осваивать новые районы лова в штормовые зимние месяцы дело хотя и на редкость перспективное, но чреватое опасными последствиями. Обледенение судов вдруг предстало коварнейшим врагом, в повадках которого ещё следовало разобраться. И когда Сухотин, один из самых заслуженных капиталов, прямо предложил на зимний промысел посылать лишь большие морозильные траулеры, зал притих: что скажет начальство?
Ситуация была щекотливая: ведь все прекрасно понимали, что именно сейнеры и СРТ «делают план», дают основную часть добычи рыбы; понимали, что снять, резко уменьшить план добычи — дело чрезвычайное и вряд ли министерство на это пойдёт, но ведь и опасность обледенения — дело чрезвычайное. Словом, все притихли — предложение прозвучало, и на него следовало дать ответ.
Вот тогда-то Чернышёв и взорвал свою бомбу.
Когда он попросил слова, зал оживился: на собраниях любят ораторов с «изюминкой», а этого добра у Чернышёва, как я уже успел понять, было навалом. «Включай свою механику. — Ермишин толкнул меня локтем в бок. — Валяй, Алексей!»
Чернышёв пошёл к трибуне, взгромоздился на неё и дружелюбно рявкнул:
— Что, здорово перепугались, ребята?
Далее выступление Чернышёва и реплики привожу по расшифрованной магнитофонной записи.
Возгласы: «Выбирай слова!», «Внимание, весь вечер на ковре Чернышёв!», «Тише!»
ЧЕРНЫШЁВ. Хорошо, слова буду выбирать тщательнейшим образом, чтобы, упаси бог, никого не обидеть — ни одного из присутствующих здесь паникёров. (Гул в зале.) Так вот, зная большинство из вас добрых двадцать лет, я был поражён, услышав такую баранью чушь!
Снова гул в зале. Председательствующий стучит по графину: «Товарищ Чернышёв, держите себя в рамках!»
ЧЕРНЫШЁВ. Слушаю и повинуюсь! (Отвешивает председательствующему низкий и совершенно неуместный поклон, что вызывает в зале смешки.) Итак, что мы имеем? Мы имеем, товарищи, замешательство, переходящее в панику. Да, мы начали осваивать новые районы лова зимой и потеряли хороших ребят — вечная им слава и память. Не буду повторять того, что вы по этому поводу говорили, — у самого душа болит. Скажу только, что главная причина гибели траулеров — беспечность, с какой мы до сих пор относились к обледенению. Привыкли зимой ловить у берегов, чуть что — в бухту, вот и укрепилось в сознании: «Подумаешь, не видали мы льда, шапками собьём!» А вышли на скорлупках в зимнее море, столкнулись с настоящим, а не игрушечным обледенением и вместо того, чтобы спокойно разобраться, в панике закричали: «Прекратить! Назад, к берегу, где наши предки ловили! Пусть на промысел выходят дяди на больших кораблях!»
Возглас: «Ты не обзывай, ты конкретно!»
ЧЕРНЫШЁВ. Конкретно говорю о тебе, Сухотин, предложение твоё. Ты знаешь, как я тебя люблю и уважаю…
Возглас Сухотина: «Расскажи своей бабушке!»
ЧЕРНЫШЁВ, Обязательно, непременно навещу в раю старушку, как только высвобожу свободную минутку. Знаю, сам видел, как ты чуть не перевернулся в то утро, а почему? А потому, что опомнился и стал окалываться, когда оброс льдом, как бродяга пушниной! Кто тебе мешал начать избавляться ото льда на несколько часов раньше? И ты, Полушкин, очень умно возвестил с трибуны: «В условиях интенсивного обледенения средний рыболовный траулер особенно быстро теряет остойчивость». Правильно, если капитан этого СРТ — баран. Не вскакивай, я не тебя имею в виду, это я иносказательно и с любовью. Да, ты чудом остался на плаву, а опять же почему? А потому, что пожалел механиков, отец родной, и своевременно не набрал забортной воды в опустевшие топливные танки. Ещё бы, танки потом сутки чистить надо, разве можно перегружать мотористов работой? И ты, Хомутинников, зря на стихию сваливаешь: ураган ураганом, а почему не убрал с кормы трал и сотню бочек? Вот и обледенел, как сукин сын, зарос льдом с головы до пяток.
Возглас Полушкина: «Ты о себе скажи!»
ЧЕРНЫШЁВ Поставь, ящик пива — хоть всю ночь буду про себя рассказывать. Ладно, без шуток. Как только получил штормовое предупреждение, снял заглушки штормовых портиков и деревянные щиты зашивки фальшборта, орудия лова и груз убрал в трюм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Пошёл вон, негодяй, — душевно сказал я. — Распутник, ворюга, а ещё с критикой лезет.
Обиженный Монах ушёл не простившись. Полюбовавшись из окна свалкой, которую он затеял на задворках рыбного магазина, я спустился, кое-как завёл «Запорожец» и вошёл в конференц-зал управления за четверть часа до начала совещания. Туда уже загодя пришло много народу: верный признак того, что совещание обещает быть интересным.
— И пресса здесь? — приветствовал меня Чупиков. — Какими судьбами? Ага, Чернышёв пригласил, ясно… Значит, будет выступать, рвётся в газету!
— Давать материал о себе он отказался, — возразил я.
— Вы, извините, наивны, ведь это тоже реклама: вот, мол, какой я скромный! Он и рассчитывает, что вы напишете: «О себе Чернышёв говорить не любит, но охотно рассказывает о таких отличившихся на промысле людях, как старпом Лыков, тралмастер Птаха, матрос Воротилин…»
— Именно эти фамилии он и назвал, — признался я.
— Ещё бы, — торжествовал Чупиков, — опора, личная гвардия! Держу пари, что он был с вами исключительно вежлив и предупредителен.
— Пари проиграете.
— Неужели нахамил? — У Чупикова радостно блеснули глаза.
— Ну не то что нахамил, а так… Но это не имеет значения, человек он всё-таки незаурядный.
— Очень может быть, — сухо проговорил Чупиков, сразу теряя ко мне интерес. — Желаю успеха. И отвернулся. Чего требовать от человека, у которого из-под венца увели невесту!
Кивнув, прохромал мимо Чернышёв, тонкие губы, искривились в усмешке — это он раскланивался с Астаховым; многие поздравляли его с победой в соревновании, и Чернышёв благодарил все с той же довольно неприятной усмешкой, ставящей под сомнение искренность поздравителей. Ему бы шляпу с пером и шпагу — Мефистофель! Появился и Ермишин, которого капитаны приветствовали с подчёркнутой почтительностью, старика здесь любили. Я помахал ему рукой, и он сел рядом.
— Старею, — отдуваясь, проговорил он. — На третий этаж без лифта поднялся — чуть главный двигатель не пошёл вразнос.
— Курить надо бросать.
— Э, я свою плантацию давно выкурил, — вздохнул Ермишин, — пустую трубку посасываю. Блокнотом запасся?
Я с заговорщическим видом приоткрыл портфель, где лежал магнитофон.
— С пятого ряда? — усомнился Ермишин. — Не возьмёт.
— Микрофон мощный, шёпот из-за дверей улавливает.
— Постой, так ты и меня записывал? — спохватился Ермишин. — Все словечки?
— Словечки размагничу, — пообещал я. — Не бескорыстно, конечно, за вечер воспоминаний.
— Ах ты, сукин сын… Ладно, помолчим.
Председательствующий постучал по графину, совещание началось.
А примерно через два часа Чернышёв обвинил в трусости двадцать девять капитанов.
Вообще-то такое слово произнесено не было, но оно угадалось и вызвало всеобщее возмущение. Но сначала выступали другие. Гибель четырех траулеров была ещё свежа в памяти, и капитаны, сменяя друг друга на трибуне, высказывали самую серьёзную тревогу и сомнения: не слишком ли велика опасность обледенения для низкобортных сейнеров и СРТ в открытом море? Капитаны были опытные, а иные знаменитые, познавшие славу, их мнение много значило — и почти все они говорили о том, что осваивать новые районы лова в штормовые зимние месяцы дело хотя и на редкость перспективное, но чреватое опасными последствиями. Обледенение судов вдруг предстало коварнейшим врагом, в повадках которого ещё следовало разобраться. И когда Сухотин, один из самых заслуженных капиталов, прямо предложил на зимний промысел посылать лишь большие морозильные траулеры, зал притих: что скажет начальство?
Ситуация была щекотливая: ведь все прекрасно понимали, что именно сейнеры и СРТ «делают план», дают основную часть добычи рыбы; понимали, что снять, резко уменьшить план добычи — дело чрезвычайное и вряд ли министерство на это пойдёт, но ведь и опасность обледенения — дело чрезвычайное. Словом, все притихли — предложение прозвучало, и на него следовало дать ответ.
Вот тогда-то Чернышёв и взорвал свою бомбу.
Когда он попросил слова, зал оживился: на собраниях любят ораторов с «изюминкой», а этого добра у Чернышёва, как я уже успел понять, было навалом. «Включай свою механику. — Ермишин толкнул меня локтем в бок. — Валяй, Алексей!»
Чернышёв пошёл к трибуне, взгромоздился на неё и дружелюбно рявкнул:
— Что, здорово перепугались, ребята?
Далее выступление Чернышёва и реплики привожу по расшифрованной магнитофонной записи.
Возгласы: «Выбирай слова!», «Внимание, весь вечер на ковре Чернышёв!», «Тише!»
ЧЕРНЫШЁВ. Хорошо, слова буду выбирать тщательнейшим образом, чтобы, упаси бог, никого не обидеть — ни одного из присутствующих здесь паникёров. (Гул в зале.) Так вот, зная большинство из вас добрых двадцать лет, я был поражён, услышав такую баранью чушь!
Снова гул в зале. Председательствующий стучит по графину: «Товарищ Чернышёв, держите себя в рамках!»
ЧЕРНЫШЁВ. Слушаю и повинуюсь! (Отвешивает председательствующему низкий и совершенно неуместный поклон, что вызывает в зале смешки.) Итак, что мы имеем? Мы имеем, товарищи, замешательство, переходящее в панику. Да, мы начали осваивать новые районы лова зимой и потеряли хороших ребят — вечная им слава и память. Не буду повторять того, что вы по этому поводу говорили, — у самого душа болит. Скажу только, что главная причина гибели траулеров — беспечность, с какой мы до сих пор относились к обледенению. Привыкли зимой ловить у берегов, чуть что — в бухту, вот и укрепилось в сознании: «Подумаешь, не видали мы льда, шапками собьём!» А вышли на скорлупках в зимнее море, столкнулись с настоящим, а не игрушечным обледенением и вместо того, чтобы спокойно разобраться, в панике закричали: «Прекратить! Назад, к берегу, где наши предки ловили! Пусть на промысел выходят дяди на больших кораблях!»
Возглас: «Ты не обзывай, ты конкретно!»
ЧЕРНЫШЁВ. Конкретно говорю о тебе, Сухотин, предложение твоё. Ты знаешь, как я тебя люблю и уважаю…
Возглас Сухотина: «Расскажи своей бабушке!»
ЧЕРНЫШЁВ, Обязательно, непременно навещу в раю старушку, как только высвобожу свободную минутку. Знаю, сам видел, как ты чуть не перевернулся в то утро, а почему? А потому, что опомнился и стал окалываться, когда оброс льдом, как бродяга пушниной! Кто тебе мешал начать избавляться ото льда на несколько часов раньше? И ты, Полушкин, очень умно возвестил с трибуны: «В условиях интенсивного обледенения средний рыболовный траулер особенно быстро теряет остойчивость». Правильно, если капитан этого СРТ — баран. Не вскакивай, я не тебя имею в виду, это я иносказательно и с любовью. Да, ты чудом остался на плаву, а опять же почему? А потому, что пожалел механиков, отец родной, и своевременно не набрал забортной воды в опустевшие топливные танки. Ещё бы, танки потом сутки чистить надо, разве можно перегружать мотористов работой? И ты, Хомутинников, зря на стихию сваливаешь: ураган ураганом, а почему не убрал с кормы трал и сотню бочек? Вот и обледенел, как сукин сын, зарос льдом с головы до пяток.
Возглас Полушкина: «Ты о себе скажи!»
ЧЕРНЫШЁВ Поставь, ящик пива — хоть всю ночь буду про себя рассказывать. Ладно, без шуток. Как только получил штормовое предупреждение, снял заглушки штормовых портиков и деревянные щиты зашивки фальшборта, орудия лова и груз убрал в трюм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56