– Черт, я виноват, простите! – Джекобс поднялся, отошел к столу, вернулся с листком бумаги, протянул Штирлицу. – Это обязательство, которое дает фирме каждый вновь поступающий.
Штирлиц достал очки (зрение после ранения испортилось, дальнозоркость, две диоптрии), прочитал текст: «Я ......, поступая на работу в фирму ИТТ (Испания), обязуюсь честно, искренне и правдиво выполнять возложенные на меня функции. За всякую нелояльность по отношению к ИТТ (Испания) я готов нести ответственность в тех пределах, которые определяются уставом предприятия и соответствующими статьями трудового и уголовного кодекса страны проживания».
– Это надо подписать? – спросил Штирлиц.
– Неграмотные ставят отпечаток пальца, – ответил Джекобс. – Вы – грамотный? Тогда впишите свою фамилию. Думаю, лучше поставить ту, которая теперь у вас в паспорте.
Штирлиц поставил свою фамилию там, где было многоточие, и расписался.
– Спасибо, – сказал Джекобс, забирая у него листок. – Ну, а сейчас, пожалуйста, расскажите, как вы попали в Рим? Вы ведь попали именно туда после краха рейха?
– В Берлине меня прошил автоматом русский... Это было тридцатого апреля...
– А не первого мая?
– Возможно. Мне-то казалось, что это было тридцатого апреля. Что было дальше, я не знаю, потерял сознание. В Риме мне дали ватиканские бумаги, а потом переправили сюда.
– Кто переправил?
– Я не знаю этих людей. Видимо, СС. Или партия...
– Почему вам была оказана такая честь? В той суматохе, которая тогда царила в Берлине, это выглядит странным.
– Меня спасло то, что я был в форме. Мое звание – штандартенфюрер, это достаточно высокое звание, меня обязаны были спасать, мы, немцы, люди субординации и долга. Это для вас важнее то, сколько золота у человека в банке, нежели, чем на погонах.
– Исправим.
– Попробуйте.
– О чем вас просил Пол?
– О том, чтобы я выполнял все то, что вы мне поручите.
– А еще?
– Его интересовал мистер Кемп.
– Еще?
– Все, пожалуй.
– Ну и прекрасно. Кемп умница, у меня на него большие виды. Если вы выскажете свои соображения, пойдет ему на пользу. Какими вопросами вы занимались в разведке?
– Я выполнял личные поручения Шелленберга.
– Кто это?
– Он был начальником политической службы рейха.
– Убит?
– Нет. Как я слышал, находится у англичан.
– Вы работали в региональном отделе? Чем занимались? Западная Европа, Штаты, Россия? Ближний Восток? Китай?
– Нет, определенного региона у меня не было. Шелленберг использовал мои знания английского и испанского языков, поручал исследование кое-каких материалов по Австралии, Мадриду... Один раз я готовил ему справку на генерала Самосу, по-моему, накануне встречи с ним нашего нелегала, кажется, в сорок втором году... Речь шла о немецких кофейных плантациях, которые диктатор присвоил себе в декабре сорок первого...
– Встреча Самосы с вашим человеком имела место?
– Не знаю. Это можно поглядеть в архивах СД, связанных с работой нелегалов на Латинскую Америку. Кодовое обозначение этих архивов, если мне не изменяет память, С-579-А.
– Как?
– С-579-А.
Джекобс сделал маленькую пометку на квадратном листке бумаги, который лежал на журнальном столике; Штирлиц заметил, что стопки такой формы лежали и на его рабочем бюро, и на длинном столе заседаний, и на подоконнике мореного дерева, столь широком, что можно сидеть на нем, наблюдая за жизнью улицы.
– Дальше...
– В Кракове мне приходилось заниматься проблемами, связанными с охраной тайны производства летающих снарядов ФАУ-2. Там я кое-как освоил азы польского языка...
– Знаете людей, работавших вместе с Вернером фон Брауном?
– Нет, не знаю. Мне вменялось в задачу найти ФАУ, который залетел не по адресу во время испытаний. Боялись, что ракета попадет к полякам или русским.
– Нашли?
– Нет.
– И вас не расстреляли? – удивился Джекобс. – Странно. Мне говорили, что Гиммлер расстреливал тех, кто не исполнял его приказы.
– Это он умел, – согласился Штирлиц. – Но ведь в рейхе, как и повсюду, существовала лестница... Шелленберг мог доложить Гиммлеру о моем неуспехе, а мог и не докладывать. Или же возложить вину на других сотрудников, в чем-то ему неугодных...
– Дальше?
– Я назвал наиболее существенные операции... Если хотите, я посижу за столом и попробую написать вам подробный отчет.
– Это будет очень любезно... Теперь вот что... Я просил бы вас с завтрашнего дня разобрать наш архив. А потом вас познакомят с высокоуважаемыми экономистами. Они помогут вам с фактографией... Меня интересует анализ работы немецких фирм – всех без исключения, – которые были завязаны на строительство железных дорог, аэродромов, радиостанций, предприятий химической промышленности, портовых сооружений в Испании, арабском мире и Латинской Америке. Мне нужны имена, история каждого человека – я имею в виду руководителей, естественно; мелюзга меня не занимает; контактные фирмы – в первую очередь латиноамериканские. Когда составите эту справку, мы перейдем к более детальному изучению планов на будущее. Какой срок вам на это потребуется?
– Какой даете? – спросил Штирлиц.
– Хороший вопрос, – кивнул Джекобс. – Я даю три недели. Достаточно?
– Мало, конечно, но что-то попробую сделать.
– Это все. Я удовлетворен встречей. В кассе вам выдадут двести долларов, купите себе пристойный костюм и снимите квартиру.
– Спасибо. Сколько же вы мне все-таки намерены платить?
Джекобс улыбнулся:
– Я боялся, что вы так и не зададите этого вопроса. Тогда мне было бы трудно вам верить, я не умею верить людям, которые работают без денег, за этим сокрыта корысть. Или фанатизм. И то и другое мне отвратительно. Я стану платить вам триста долларов в месяц. Для Америки это очень мало, нищета просто-напросто. Для Испании – соотнося с курсом песо – вполне пристойно. Но это для начала. Если ваша работа будет результативной, я подниму ваш заработок до четырехсот долларов.
– Ясно. Я свободен?
– Да.
– Когда мне надо быть в офисе?
– Завтра суббота... Займитесь устройством своего быта... А в понедельник явитесь к Кемпу. Он будет вашим руководителем. Это не мешает вам обращаться ко мне с теми предложениями, которые того заслуживают. До свиданья.
Штирлиц вышел на улицу, залитую солнцем; утром Пол дал триста долларов, сейчас в хирургически чистой, отделанной кафелем кассе он получил еще двести; с этими деньгами я доберусь до Парижа, подумал он. Это мой шанс, последний, судя по всему. Они расставили капканы так, что потом мне не выбраться. То, что я подписал у Эрла, пустяк по сравнению с тем, что предстоит подписывать на конспиративной квартире этого самого Пола; заместитель резидента, поди ж ты какой уровень. Сейчас я отправлюсь к себе, позвоню от портье в бюро по аренде квартир, запишу адреса и пойду смотреть то, что мне предложат. Бежать надо сегодня, завтра будет поздно. Впрочем, если я вернусь сейчас к себе, вполне вероятно, там меня уже ждут с адресом той квартиры, где надлежит поселиться. Нет, я не должен возвращаться в мою конуру, я сейчас пойду на Сибелес и позвоню с центрального почтамта в бюро аренды. Я стану звонить так, чтобы люди, которые идут за мной, а они обязательно идут, увидели тот номер, который я стану набирать и слышали то, о чем я буду говорить. Я обзвоню несколько бюро, и у каждого, с кем буду говорить, спрошу о предложениях, потом запишу адрес, попрошу подробно растолковать, как их лучше найти, подъезд и этаж;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162