– Кто распределял места в «Бюргерброе»?
Ответ. – Начальник охраны фюрера.
Вопрос. – Как вы объясните тот факт, что в первые ряды были посажены люди, очень близкие – в прошлом – к Рему и Штрассеру? Как объяснить тот факт, что от взрыва погибли именно те ветераны, которые находились под наблюдением специальной службы Мюллера, который прослушивал их телефонные разговоры и перлюстрировал корреспонденцию? Как вы объясните, наконец, и то, что на этот раз фюрер произнес столь короткую речь и не остался, как обычно, в подвале, а сразу же сел в поезд и уехал из Мюнхена. Мы провели исследование: это была беспрецедентно короткая речь, ни до, ни после он никогда не произносил такой краткой речи...
Ответ. – Вы полагаете, что покушение было организовано самим Гитлером?
Вопрос. – Нас интересует ваше мнение по этому вопросу.
Ответ. – Гиммлер рассказал мне, что, когда фюрер узнал о взрыве бомбы, которая подняла к потолку ту трибуну, на которой он стоял, убила девять и изуродовала сорок ветеранов движения, он чуть не заплакал, сказав: «Как всегда, провидение спасает меня, ибо я нужен нации!» Зачем фюреру нужно было организовывать такого рода спектакль? Чтобы наработать себе популярность? Но он и так был в ту пору чрезвычайно популярен в народе. Зачем еще?
Вопрос. – За тем, чтобы положить конец мечтам о мире. Такое вы допускаете? Вы же помните, что пресса той поры обещала немцам мир... Может быть, Гитлер хотел доказать, что англичане, которые готовят на него покушение, должны быть уничтожены и для этого надо идти на любые жертвы? Может быть, вы и ваша работа по Бесту и Стевенсу, начавшаяся незадолго перед покушением, были звеньями его плана?
Ответ. – Мне трудно в это поверить.
Вопрос. – А в то, что истинным организатором покушения – если вы считаете, что не Гитлер был инициатором этого «второго рейхстага», – был Гиммлер?
Ответ. – Нет. Он тогда не мог пойти на это. Я помню, как он колебался в апреле сорок пятого, когда я умолял его сместить фюрера, я знаю его нерешительный характер, нет, я не думаю, что он тогда мог пойти на это...
Штирлиц – III (Мадрид, октябрь сорок шестого)
– Вы очень напряжены, – сказал американец, – напрасно... Не бойтесь.
– Я боюсь только дурного глаза, – ответил Штирлиц.
Американец рассмеялся:
– Неужели верите в дурной глаз? Не поддавайтесь мистике.
– Так все же в какой ресторан вы намерены меня пригласить?
– В тот, где хорошо кормят. Сытно. И разнообразно... Вы очень напряжены, я вижу. Да? Вам ничего не грозит, поверьте.
Штирлиц усмехнулся:
– Поверить? А это по правилам?
– Вообще-то – нет, но мы – исключение.
– Как я стану теперь жить без документов? – спросил Штирлиц, поняв, что тот полицейский не зря ждал их в машине; кому-то был очень нужен его документ, единственный, удостоверяющий личность доктора Брунна и его право на проживание в Испании сроком на шесть месяцев.
– Жить трудно, – согласился американец, – но существовать можно вполне.
«Я проиграл время , – сказал себе Штирлиц – а это единственно невосполнимый проигрыш. Я проиграл его, пока лежал без движения, потому что именно в те месяцы Белый дом повернул направо, русские снова стали «угрозой для человечества», коммунистов в Америке посмели назвать «агентами иностранной державы», а их деятельность объявили враждебной ».
Гелен – I (осень сорок пятого)
Вернувшись в Германию на американском военном самолете, Гелен поселился в Мюнхене; его контакт от Си-Ай-Си, с которым Даллес свел его еще за ужином в Вашингтоне, предложил службе генерала виллу в непосредственной близости от штаб-квартиры американских оккупационных сил, изъятую у семьи арестованного СС обергруппенфюрера Поля.
– Да что вы! – мягко улыбнулся Гелен. – Разве можно афишировать нашу дружбу... Зона полна коммунистическими элементами, все левые подняли голову... Нам следует поселиться вдали, подальше от злых глаз... Если русские узнают, что мы работаем вместе, – ждите большого скандала, они не преминут заявить, что генерал Гитлера учит Америку нацистскому антикоммунизму...
Тем же вечером, вернувшись с конспиративной квартиры, где проходила встреча с контактом , Гелен сказал своему помощнику Курту Мерку – в свое время тот возглавлял подразделение абвера на юге Франции:
– Пошли побродим, засиделся, тела не чувствую...
Они вышли на маленькую улицу, где теперь жил Гелен, отправились к Английскому парку по дорожке, устланной ржавыми дубовыми листьями; осень была теплой, дети купались и в октябре, воистину «мир сошел к человецем».
– У меня дома американцы натыкали аппаратуру, – пояснил Гелен. – Сделали это довольно красиво, но мой Генрих – все-таки он специалист высшего класса – выявил все точки; они пролезли даже в ванную комнату, понимая, что там – самое удобное место для тайных разговоров. Так что беседовать будем во время прогулок, давайте замотивируем это советом доктора – отложения солей, необходим двухчасовой моцион, пусть он запишет это в историю болезни, документ...
– Трудно работать, ощущая к себе постоянное недоверие, – заметил Мерк.
Гелен глянул на него удивленно:
– А как бы вы поступили на месте американцев? Так же. Если еще не круче. Я, например, – допусти нашу победу над ними – посадил бы их в охраняемую виллу, не выпускал бы никуда, использовал как аналитиков и расчетчиков операций, не более того. Благодарите бога, что мы живем так, как живем, это оптимальный вариант, американцы – большие наивные дети, которые, увы, скоро повзрослеют...
Мерк улыбнулся:
– Благодарить надо не бога, а вашего друга Аллена Даллеса.
Гелен покачал головой:
– Нет, бога, потому что он свел меня с ним...
– Ладно, поблагодарим, хотя я в бога не верю.
– Только не говорите об этом американцам. Они даже на монетах чеканят: «В бога мы верим». Как-то, правда, не очень корреспондируется с постулатом Библии о том, что надо изгнать торговцев из храма, но они победители, а их, увы, не судят. Судят нас. Именно в этой связи, дорогой Мерк, необходимо наладить очень аккуратный контакт с Нюрнбергом... Конкретно – с теми адвокатами, которые приняли на себя тяжкое бремя защиты нашей армии и правительства рейха... А так же – как это ни покажется странным – гестапо... Мы должны помочь нашим адвокатам в построении стратегии их защитительных речей...
– Вы намерены помогать защите гестапо? – Мерк удивился. – Думаете, это возможно?
– Невозможно. Однако это облегчит участь армии и правительства, работа на контрастах. А мы с вами к тому же обязаны думать впрок. Немцам вскорости понадобится секретная полиция по наблюдению за левыми. Именно эту мысль мы и должны аккуратно заложить в речи адвокатов. Очень тактично, сдержанно, при явном осуждении гестаповского злодейства и бесчеловечности...
– В таком случае, почему вы не просите меня наладить контакт с тем, кто защищает партию? – усмехнулся Мерк.
– Нам не нужна нацистская партия. Ее цели – я имею в виду антикоммунистическую и антирусскую устремленность – нужно и можно достичь совершенно иным способом... Об этом, однако, позже. Итак, первая позиция – адвокаты Нюрнберга. Вторая позиция: в Марбурге, на Барфюссерштрассе, живет доктор Мертес... Это ваш старый сослуживец и добрый знакомый... Его подлинное имя Клаус Барбье. Я хочу, чтобы вы встретились с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Ответ. – Начальник охраны фюрера.
Вопрос. – Как вы объясните тот факт, что в первые ряды были посажены люди, очень близкие – в прошлом – к Рему и Штрассеру? Как объяснить тот факт, что от взрыва погибли именно те ветераны, которые находились под наблюдением специальной службы Мюллера, который прослушивал их телефонные разговоры и перлюстрировал корреспонденцию? Как вы объясните, наконец, и то, что на этот раз фюрер произнес столь короткую речь и не остался, как обычно, в подвале, а сразу же сел в поезд и уехал из Мюнхена. Мы провели исследование: это была беспрецедентно короткая речь, ни до, ни после он никогда не произносил такой краткой речи...
Ответ. – Вы полагаете, что покушение было организовано самим Гитлером?
Вопрос. – Нас интересует ваше мнение по этому вопросу.
Ответ. – Гиммлер рассказал мне, что, когда фюрер узнал о взрыве бомбы, которая подняла к потолку ту трибуну, на которой он стоял, убила девять и изуродовала сорок ветеранов движения, он чуть не заплакал, сказав: «Как всегда, провидение спасает меня, ибо я нужен нации!» Зачем фюреру нужно было организовывать такого рода спектакль? Чтобы наработать себе популярность? Но он и так был в ту пору чрезвычайно популярен в народе. Зачем еще?
Вопрос. – За тем, чтобы положить конец мечтам о мире. Такое вы допускаете? Вы же помните, что пресса той поры обещала немцам мир... Может быть, Гитлер хотел доказать, что англичане, которые готовят на него покушение, должны быть уничтожены и для этого надо идти на любые жертвы? Может быть, вы и ваша работа по Бесту и Стевенсу, начавшаяся незадолго перед покушением, были звеньями его плана?
Ответ. – Мне трудно в это поверить.
Вопрос. – А в то, что истинным организатором покушения – если вы считаете, что не Гитлер был инициатором этого «второго рейхстага», – был Гиммлер?
Ответ. – Нет. Он тогда не мог пойти на это. Я помню, как он колебался в апреле сорок пятого, когда я умолял его сместить фюрера, я знаю его нерешительный характер, нет, я не думаю, что он тогда мог пойти на это...
Штирлиц – III (Мадрид, октябрь сорок шестого)
– Вы очень напряжены, – сказал американец, – напрасно... Не бойтесь.
– Я боюсь только дурного глаза, – ответил Штирлиц.
Американец рассмеялся:
– Неужели верите в дурной глаз? Не поддавайтесь мистике.
– Так все же в какой ресторан вы намерены меня пригласить?
– В тот, где хорошо кормят. Сытно. И разнообразно... Вы очень напряжены, я вижу. Да? Вам ничего не грозит, поверьте.
Штирлиц усмехнулся:
– Поверить? А это по правилам?
– Вообще-то – нет, но мы – исключение.
– Как я стану теперь жить без документов? – спросил Штирлиц, поняв, что тот полицейский не зря ждал их в машине; кому-то был очень нужен его документ, единственный, удостоверяющий личность доктора Брунна и его право на проживание в Испании сроком на шесть месяцев.
– Жить трудно, – согласился американец, – но существовать можно вполне.
«Я проиграл время , – сказал себе Штирлиц – а это единственно невосполнимый проигрыш. Я проиграл его, пока лежал без движения, потому что именно в те месяцы Белый дом повернул направо, русские снова стали «угрозой для человечества», коммунистов в Америке посмели назвать «агентами иностранной державы», а их деятельность объявили враждебной ».
Гелен – I (осень сорок пятого)
Вернувшись в Германию на американском военном самолете, Гелен поселился в Мюнхене; его контакт от Си-Ай-Си, с которым Даллес свел его еще за ужином в Вашингтоне, предложил службе генерала виллу в непосредственной близости от штаб-квартиры американских оккупационных сил, изъятую у семьи арестованного СС обергруппенфюрера Поля.
– Да что вы! – мягко улыбнулся Гелен. – Разве можно афишировать нашу дружбу... Зона полна коммунистическими элементами, все левые подняли голову... Нам следует поселиться вдали, подальше от злых глаз... Если русские узнают, что мы работаем вместе, – ждите большого скандала, они не преминут заявить, что генерал Гитлера учит Америку нацистскому антикоммунизму...
Тем же вечером, вернувшись с конспиративной квартиры, где проходила встреча с контактом , Гелен сказал своему помощнику Курту Мерку – в свое время тот возглавлял подразделение абвера на юге Франции:
– Пошли побродим, засиделся, тела не чувствую...
Они вышли на маленькую улицу, где теперь жил Гелен, отправились к Английскому парку по дорожке, устланной ржавыми дубовыми листьями; осень была теплой, дети купались и в октябре, воистину «мир сошел к человецем».
– У меня дома американцы натыкали аппаратуру, – пояснил Гелен. – Сделали это довольно красиво, но мой Генрих – все-таки он специалист высшего класса – выявил все точки; они пролезли даже в ванную комнату, понимая, что там – самое удобное место для тайных разговоров. Так что беседовать будем во время прогулок, давайте замотивируем это советом доктора – отложения солей, необходим двухчасовой моцион, пусть он запишет это в историю болезни, документ...
– Трудно работать, ощущая к себе постоянное недоверие, – заметил Мерк.
Гелен глянул на него удивленно:
– А как бы вы поступили на месте американцев? Так же. Если еще не круче. Я, например, – допусти нашу победу над ними – посадил бы их в охраняемую виллу, не выпускал бы никуда, использовал как аналитиков и расчетчиков операций, не более того. Благодарите бога, что мы живем так, как живем, это оптимальный вариант, американцы – большие наивные дети, которые, увы, скоро повзрослеют...
Мерк улыбнулся:
– Благодарить надо не бога, а вашего друга Аллена Даллеса.
Гелен покачал головой:
– Нет, бога, потому что он свел меня с ним...
– Ладно, поблагодарим, хотя я в бога не верю.
– Только не говорите об этом американцам. Они даже на монетах чеканят: «В бога мы верим». Как-то, правда, не очень корреспондируется с постулатом Библии о том, что надо изгнать торговцев из храма, но они победители, а их, увы, не судят. Судят нас. Именно в этой связи, дорогой Мерк, необходимо наладить очень аккуратный контакт с Нюрнбергом... Конкретно – с теми адвокатами, которые приняли на себя тяжкое бремя защиты нашей армии и правительства рейха... А так же – как это ни покажется странным – гестапо... Мы должны помочь нашим адвокатам в построении стратегии их защитительных речей...
– Вы намерены помогать защите гестапо? – Мерк удивился. – Думаете, это возможно?
– Невозможно. Однако это облегчит участь армии и правительства, работа на контрастах. А мы с вами к тому же обязаны думать впрок. Немцам вскорости понадобится секретная полиция по наблюдению за левыми. Именно эту мысль мы и должны аккуратно заложить в речи адвокатов. Очень тактично, сдержанно, при явном осуждении гестаповского злодейства и бесчеловечности...
– В таком случае, почему вы не просите меня наладить контакт с тем, кто защищает партию? – усмехнулся Мерк.
– Нам не нужна нацистская партия. Ее цели – я имею в виду антикоммунистическую и антирусскую устремленность – нужно и можно достичь совершенно иным способом... Об этом, однако, позже. Итак, первая позиция – адвокаты Нюрнберга. Вторая позиция: в Марбурге, на Барфюссерштрассе, живет доктор Мертес... Это ваш старый сослуживец и добрый знакомый... Его подлинное имя Клаус Барбье. Я хочу, чтобы вы встретились с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162