За эти "навязанные" нам вещи мы, оказывается, отвечаем больше, чем за произвольно - предпринятые...
- Но как же это может быть? - недоумевал Михайлов.
- Я ничего не понимаю. Либо я сделал что-то, - тогда я за это отвечаю. Либо я этого не делал, - тогда по какому праву от меня требуется ответ? Ведь это же во всех юридических учебниках написано. Как я могу отвечать за режим, который тысячу лет существовал до меня?
- Абстрактно-с, - повторил свое Елисеев, - абстрактно рассуждаете. Тут-то и видно, что юриспруденция не есть жизнь
- А что же такое жизнь? - запальчиво спросил Михайлов. Елисеев опять нервно погладил себя чуть-чуть дрожащей рукой по голове и ответил:
- Жизнь, это - самопорождение. Да. И сладострастное самопорождение.
- Ну, и ?..
- А, значит, и ответственность.
- За чужие грехи?
- За весь мир.
- Но тогда возможно, что я ответственен за то, чего я никогда и в глаза не видал и о чем не имею никакого представления?
- Не возможно, а так оно и есть. Наибольшая ответственность у нас за то, чего мы и сами не знаем.
- Но ведь это же нелепость! - вскричал Михайлов, чуть-чуть раздражаясь.
- Такова жизнь, - сдержанно и по обычаю скромно отвечал Елисеев.
- Позвольте, вы сказали, самопорождение. Я этого не понимаю. Почему самопорождение?
- Мир существует?
- Мир?
- Да, мир, вселенная - существует?
- Я этого не знаю.
- Как, вы этого не знаете?
- Я этого не знаю.
- А земля, солнце, луна - существуют?
- Как будто.
- Но тогда и мир существует?
- А разве земля, это - мир?
- Земля - не мир.
- Но ведь и луна, и солнце тоже еще не мир?
- Да, но это часть мира.
- Часть мира, но не целый мир. Иначе пуговица будет всем костюмом.
- Хорошо, - нетерпеливо отвечал Елисеев. - Вообще-то что-нибудь существует или нет?
- Как будто.
- Ну, вот это что-то, как бы его не называть, оно ведь есть оно?
- На это я согласен: оно есть оно.
- И оно везде есть оно?
- Оно везде есть оно.
- И в каждой своей части?
- И в каждой своей части.
- И в каждой его части можно узнать его самого?
- Конечно.
- Оно везде утверждает себя?
- Ага! Вы хотите сказать, что если мир существует сам от себя, то и в каждой своей части он утверждает себя от себя, так что каждая вещь, это и есть мир, существующий сам от себя, потому она и отвечает и за себя и за мир.
- Совершенно правильно изволите рассуждать.
- Ну, так я вам скажу вот что, - произнес Михайлов с решительностью в голосе. - Это, товарищи, поповство. Это - стопроцентное поповство!
По комнате прошел тревожный шорох. Елисеев, как всегда, сохранял свое нервное и тоже как будто всегда тревожное спокойствие.
- Я вам сейчас докажу. Я ответствен - да? За чужое, за других, за всю жизнь, за весь мир я ответствен - да? Так позвольте же вас спросить: перед кем же это я вдруг ответствен? Перед Ивановым и Петровым я не ответствен, потому что Ивановы и Петровы - такие же люди, как и я; они тоже кругом опутаны ответственностью и тоже ничего не знают, не знают, за что и как с меня спрашивать ответ. Перед кем же я еще ответствен? Перед обществом или государством? Но ведь это же безличный коллектив, который к тому же, по этому учению, опять кругом ответствен, не зная, за что, как и перед кем. Или, вы скажете, я ответствен перед природой, перед историей, перед жизнью? Но ведь это же пустые слова! Если я отвечаю за себя и за весь мир, то принять этот ответ можно только тот, кто знает весь этот мир. Если нет знающего, то кто же будет судить о том, правильно ли я поступал? Ясно: или подавайте абсолютный разум, тогда я действительно за все отвечаю; или такого разума нет и не может быть, - тогда я ни перед кем, ни за что не отвечаю, так как мне не дано даже знать, в чем я, собственно говоря, виновен.
- Эх, старая это песня, - сказал Абрамов.-Зачем ворошить этот хлам? Во-первых, никакого абсолютного разума нет. Во-вторых, если он есть, то он же за все и отвечает, - отнюдь не человек. В-третьих, для нашей ответственности достаточно уже и относительного разума, а таковым является любая социально-политическая система. В-четвертых, оба вы поповствуете, Михайлов и Елисеев. И, в-пятых, это не имеет никакого отношения к технике. Я ставлю решительно вопрос: будем мы когда-нибудь говорить о технике или откроем тут первый курс духовной академии?
Последнее замечание было правильно и всем понравилось. Стали говорить о том, что время уходит на пустые разговоры, а о технике не сказано ничего существенного. Пришлось опять вступить мне в разговор.
- Товарищи, - сказал я. - Мы, действительно, здорово уклоняемся. Я должен спросить присутствующих: желательно говорить о технике или же нам перейти на обще-философские рассуждения?
Большинство хотело говорить о технике.
- Ну, так будем продолжать о технике, - сказал я. Вопросов, поднятых Трофимом Ивановичем и Сергеем Петровичем, нам тут все равно не разрешить. Вот тут было сказано, например, - при этих словах я покосился на Абрамова, - что если абсолют, то он за все и отвечает, не человек. А, по-моему, если мир есть проявление абсолюта ( а иначе и быть не может, если признается абсолют), то и ответственность абсолюта за все и есть ответственность каждого отдельного момента мира за весь мир. Кроме того...
- Довольно, довольно! - раздались голоса. - Только что условились говорить о технике! Николай Владимирович!
Я спохватился и начал делать вид, что заговорил случайно:
- Да нет, нет! Я только пример привел. Пример того, как все сложно...
- Не нужно примеров, - говорили в разных углах.
- Слушаю! - сказал я тоном канцеляриста. - Кто хочет говорить дальше? Товарищ Абрамов, вы все время активничаете. Не желаете ли получить слово?
Абрамов сказал, что сначала хочет переслушать других. И вместо него высказался говорить Харитонов, филолог, который у нас в Проектном Отделе заведовал огромным технологическим архивом. В его ведении было несколько тысяч чертежей и объяснительных записок ко всем сооружениям Беломорского Канала и их деталям. Константин Дмитриевич3 Харитонов был пожилого возраста, с лысиной на макушке, но с длинными волосами сзади, напоминал собою захолустного псаломщика. Сам он был, однако, весьма образованный человек, с писательными наклонностями, которых он, однако, у себя не развил, что, впрочем, не доставляло ему ровно никакой заботы и - тем более - сожаления.
Харитонов произнес следующую речь.
- Да, несомненно, предыдущие ораторы уклонились от нашей основной темы. Я вернусь к самой технике и буду говорить только о ней, и даже буду излишне педантичным, и начну с определения самого понятия.
Что такое техника? Техника есть, прежде всего, употребление механизмов. Однако было бы слишком большим расширением термина, если бы мы всякое употребление механизма считали уже техникой. Чтобы приподнять камень, достаточно подсунуть под него палку. И хотя рычаг есть элементарная машина, повседневное пользование различного рода рычагами нельзя назвать техникой. Для техники необходимо такое употребление механизма, когда последний становится на место организма. Ведь сам организм не есть весь насквозь только организм. Если взять животный организм, то, например, хотя руки и ноги являются вполне органическими частями этого организма, все же их можно ампутировать, не убивая самого организма. Другое дело - мозг, сердце, легкие. Поэтому всякий организм развивает не только органическую энергию, но и чисто - механическую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
- Но как же это может быть? - недоумевал Михайлов.
- Я ничего не понимаю. Либо я сделал что-то, - тогда я за это отвечаю. Либо я этого не делал, - тогда по какому праву от меня требуется ответ? Ведь это же во всех юридических учебниках написано. Как я могу отвечать за режим, который тысячу лет существовал до меня?
- Абстрактно-с, - повторил свое Елисеев, - абстрактно рассуждаете. Тут-то и видно, что юриспруденция не есть жизнь
- А что же такое жизнь? - запальчиво спросил Михайлов. Елисеев опять нервно погладил себя чуть-чуть дрожащей рукой по голове и ответил:
- Жизнь, это - самопорождение. Да. И сладострастное самопорождение.
- Ну, и ?..
- А, значит, и ответственность.
- За чужие грехи?
- За весь мир.
- Но тогда возможно, что я ответственен за то, чего я никогда и в глаза не видал и о чем не имею никакого представления?
- Не возможно, а так оно и есть. Наибольшая ответственность у нас за то, чего мы и сами не знаем.
- Но ведь это же нелепость! - вскричал Михайлов, чуть-чуть раздражаясь.
- Такова жизнь, - сдержанно и по обычаю скромно отвечал Елисеев.
- Позвольте, вы сказали, самопорождение. Я этого не понимаю. Почему самопорождение?
- Мир существует?
- Мир?
- Да, мир, вселенная - существует?
- Я этого не знаю.
- Как, вы этого не знаете?
- Я этого не знаю.
- А земля, солнце, луна - существуют?
- Как будто.
- Но тогда и мир существует?
- А разве земля, это - мир?
- Земля - не мир.
- Но ведь и луна, и солнце тоже еще не мир?
- Да, но это часть мира.
- Часть мира, но не целый мир. Иначе пуговица будет всем костюмом.
- Хорошо, - нетерпеливо отвечал Елисеев. - Вообще-то что-нибудь существует или нет?
- Как будто.
- Ну, вот это что-то, как бы его не называть, оно ведь есть оно?
- На это я согласен: оно есть оно.
- И оно везде есть оно?
- Оно везде есть оно.
- И в каждой своей части?
- И в каждой своей части.
- И в каждой его части можно узнать его самого?
- Конечно.
- Оно везде утверждает себя?
- Ага! Вы хотите сказать, что если мир существует сам от себя, то и в каждой своей части он утверждает себя от себя, так что каждая вещь, это и есть мир, существующий сам от себя, потому она и отвечает и за себя и за мир.
- Совершенно правильно изволите рассуждать.
- Ну, так я вам скажу вот что, - произнес Михайлов с решительностью в голосе. - Это, товарищи, поповство. Это - стопроцентное поповство!
По комнате прошел тревожный шорох. Елисеев, как всегда, сохранял свое нервное и тоже как будто всегда тревожное спокойствие.
- Я вам сейчас докажу. Я ответствен - да? За чужое, за других, за всю жизнь, за весь мир я ответствен - да? Так позвольте же вас спросить: перед кем же это я вдруг ответствен? Перед Ивановым и Петровым я не ответствен, потому что Ивановы и Петровы - такие же люди, как и я; они тоже кругом опутаны ответственностью и тоже ничего не знают, не знают, за что и как с меня спрашивать ответ. Перед кем же я еще ответствен? Перед обществом или государством? Но ведь это же безличный коллектив, который к тому же, по этому учению, опять кругом ответствен, не зная, за что, как и перед кем. Или, вы скажете, я ответствен перед природой, перед историей, перед жизнью? Но ведь это же пустые слова! Если я отвечаю за себя и за весь мир, то принять этот ответ можно только тот, кто знает весь этот мир. Если нет знающего, то кто же будет судить о том, правильно ли я поступал? Ясно: или подавайте абсолютный разум, тогда я действительно за все отвечаю; или такого разума нет и не может быть, - тогда я ни перед кем, ни за что не отвечаю, так как мне не дано даже знать, в чем я, собственно говоря, виновен.
- Эх, старая это песня, - сказал Абрамов.-Зачем ворошить этот хлам? Во-первых, никакого абсолютного разума нет. Во-вторых, если он есть, то он же за все и отвечает, - отнюдь не человек. В-третьих, для нашей ответственности достаточно уже и относительного разума, а таковым является любая социально-политическая система. В-четвертых, оба вы поповствуете, Михайлов и Елисеев. И, в-пятых, это не имеет никакого отношения к технике. Я ставлю решительно вопрос: будем мы когда-нибудь говорить о технике или откроем тут первый курс духовной академии?
Последнее замечание было правильно и всем понравилось. Стали говорить о том, что время уходит на пустые разговоры, а о технике не сказано ничего существенного. Пришлось опять вступить мне в разговор.
- Товарищи, - сказал я. - Мы, действительно, здорово уклоняемся. Я должен спросить присутствующих: желательно говорить о технике или же нам перейти на обще-философские рассуждения?
Большинство хотело говорить о технике.
- Ну, так будем продолжать о технике, - сказал я. Вопросов, поднятых Трофимом Ивановичем и Сергеем Петровичем, нам тут все равно не разрешить. Вот тут было сказано, например, - при этих словах я покосился на Абрамова, - что если абсолют, то он за все и отвечает, не человек. А, по-моему, если мир есть проявление абсолюта ( а иначе и быть не может, если признается абсолют), то и ответственность абсолюта за все и есть ответственность каждого отдельного момента мира за весь мир. Кроме того...
- Довольно, довольно! - раздались голоса. - Только что условились говорить о технике! Николай Владимирович!
Я спохватился и начал делать вид, что заговорил случайно:
- Да нет, нет! Я только пример привел. Пример того, как все сложно...
- Не нужно примеров, - говорили в разных углах.
- Слушаю! - сказал я тоном канцеляриста. - Кто хочет говорить дальше? Товарищ Абрамов, вы все время активничаете. Не желаете ли получить слово?
Абрамов сказал, что сначала хочет переслушать других. И вместо него высказался говорить Харитонов, филолог, который у нас в Проектном Отделе заведовал огромным технологическим архивом. В его ведении было несколько тысяч чертежей и объяснительных записок ко всем сооружениям Беломорского Канала и их деталям. Константин Дмитриевич3 Харитонов был пожилого возраста, с лысиной на макушке, но с длинными волосами сзади, напоминал собою захолустного псаломщика. Сам он был, однако, весьма образованный человек, с писательными наклонностями, которых он, однако, у себя не развил, что, впрочем, не доставляло ему ровно никакой заботы и - тем более - сожаления.
Харитонов произнес следующую речь.
- Да, несомненно, предыдущие ораторы уклонились от нашей основной темы. Я вернусь к самой технике и буду говорить только о ней, и даже буду излишне педантичным, и начну с определения самого понятия.
Что такое техника? Техника есть, прежде всего, употребление механизмов. Однако было бы слишком большим расширением термина, если бы мы всякое употребление механизма считали уже техникой. Чтобы приподнять камень, достаточно подсунуть под него палку. И хотя рычаг есть элементарная машина, повседневное пользование различного рода рычагами нельзя назвать техникой. Для техники необходимо такое употребление механизма, когда последний становится на место организма. Ведь сам организм не есть весь насквозь только организм. Если взять животный организм, то, например, хотя руки и ноги являются вполне органическими частями этого организма, все же их можно ампутировать, не убивая самого организма. Другое дело - мозг, сердце, легкие. Поэтому всякий организм развивает не только органическую энергию, но и чисто - механическую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21