К тому же, разъяснял Татищев, многим недостает «знания законов божеского и естественного». На основании этих «естественных и божеских» законов и должен был создаваться устав.
Татищев пытался в миниатюре воплотить и свой политический идеал. Он обращается к участникам с призывом трудиться для общего блага со всяким прилежанием, смело заявлять и отстаивать свое мнение. «Всяк имеет волю свое мнение объявить, колико ему бог в этом знании уделил, и при том остаться, доколе или тот, или другой, познав лучшую истину, первое переменить», — говорилось в записке.
Наставления по порядку обсуждения вопросов вносились и в самый текст Горного устава. Татищев критикует повседневную деятельность коллегий, где, по существу, ничего коллегиального и не было, поскольку «главные, прежде выслушания нижних голосов, свое мнение объявляют, для которого иногда нижние за почтение, из малости или за страх, истинное свое мнение и сущую надлежность не объявя, оставляют и оному неправильному согласуют и последуют». Высказывание и отстаивание своего мнения было, по Татищеву, не только правом, но и обязанностью. Он резко осуждает тех, кто пытается отмолчаться, когда идет обсуждение важного вопроса, а затем где-то на стороне оспаривает принятые решения. Поэтому им предлагается такой порядок обсуждения, когда мнения первыми высказывают нижние чины, причем высказывают его обязательно.
В основу Горного устава Татищев прямо кладет «закон естественный», для познания которого предлагает ознакомиться с сочинением Пуфендорфа «Право естественное и народное», а также с книгой Гуго Гроция «Право войны и мира». Используется также прежнее русское законодательство, в особенности петровского времени. При спорности и неясности какого-нибудь положения разбираться с ним нужно коллективно, созвав не менее двенадцати ответственных руководителей и приказчиков. Выработанное таким образом законопредложение должно быть отправлено на утверждение в Сенат.
Пользуясь полученными полномочиями, Татищев снова переименовал Обер-бергамт в Канцелярию главного правления сибирскими горными заводами. В уставе определялись обязанности и пределы власти всех членов этого органа управления. И опять-таки Татищев начинал с переименования, придав этому делу ясный политический характер. «Усмотри, что от бывших некоторых саксонцев в строении заводов все чины и работы, яко же и снасти, по-немецки названы, которых многие не знали и правильно выговорить или написать не умели», а также «сожалея, чтобы слава и честь отечества и его труд теми именами немецкими утеснены не были, ибо по оным немцы могли себе ненадлежаще в размножении заводов честь привлекать», Татищев «все такия звания оставил (то есть отменил), а велел писать русскими». Не знающие чужих слов, по Татищеву, «впадали в невинное преступление, а дела во упущение».
Табель горных чинов Татищев направил в Кабинет, и он был даже представлен на утверждение императрицы. Но в дело вмешался Бирон, и проект был отвергнут. Как писал позднее сам Татищев, Бирон «так сие за зло принял что не однова говаривал, якобы Татищев главный злодей немец». И действительно, это был откровенный вызов придворной камарилье. Но автономное русское правительство на Урале было слишком слабым, чтобы состязаться с немецким теневым кабинетом Бирона. Самый этот шаг Татищева выглядит безрассудным, хотя он и получил определенный отклик в рядах собственно русской администрации.
Из-за табеля не был утвержден и самый Горный устав. Но фактически он действовал и при Татищеве, и после него на протяжении XVIII века. Поэтому стоит остановиться на его содержании.
Первый раздел устава посвящен должности главного начальника. Начальнику вменялось в обязанность периодически объезжать заводы, в том числе частные, если об этом попросят заводовладельцы. Начальник должен был вести повседневные записи всех своих важнейших дел. Вместе с земским судьей он участвовал в судопроизводстве.
Таким же образом расписывались обязанности и других служащих Канцелярии главного правления, причем, например, функции земского судьи определялись более детально, чем это было в юридических предписаниях судьям того времени. В устав вносились специальные разъяснения, в каких случаях и каким порядком допускались пытки по отношению к обвиняемым.
Пытки в следственных делах того времени были делом обычным, причем пыток не избегали и титулованные особы. Татищев решительно требует, чтобы «шляхетства и заслуживших знатные ранги (то есть дослужившихся до высоких чинов) не пытать и чести не лишать». Что же касается «подлого» сословия, то судья обязан был обратиться за разрешением прибегнуть к пыткам в Главное заводское правление и получить «общее согласие». Татищев осуждает судей, которые, «забыв страх божий и вечную душе своей погибель и презрев законы, многократно по злобе или кому дружа, а наипаче проклятым лихоимством прельстился или кто глупым и неразсудным свирепством преисполнялся, людей ненадлежаще на пытки осуждают и без всякой надлежащей причины неумеренно и по неколику раз пытают».
Была, впрочем, одна категория уголовных лиц, к которой Татищев не испытывал никакого милосердия. Это наблюдалось и в первый и во второй его приезд на Урал. Речь идет о ворах. Устав разрешает в отношении ссыльных воров, «ежели хотя в малом воровстве обличатся, во истязании и наказании поступать по законам без всякого послабления».
Статьи устава обсуждались и утверждались на созванном Татищевым совещании. Но, несмотря на его призывы, в тексте не отразилось чье-то еще участие. По всей вероятности, обсуждение свелось к одобрению татищевского проекта. А татищевская рука ощущается не только в строе установления, но и во всей необычной манере изложения. Всюду в уставе просматриваются отсылки к прошлому и настоящему, сравнения с соответственным положением в экономике и законодательстве зарубежных стран. При определении порядка взимания десятины и прочих возможных поступлений от частных заводов устав напоминает о соответствующем порядке «во всех европейских государствах» и отдельно в Богемии и Саксонии. Оказывается, что там существует больше разных платежей, а горные начальники, помимо казенного жалованья, имеют определенные отчисления и от частных предпринимателей. Частично это положение воплощается в уставе, и возражений оно, очевидно, не вызвало ни у кого. Речь идет о том, что любое приглашение сотрудника канцелярии на частные заводы должно оплачиваться владельцами этих заводов. Новостью, впрочем, был не факт оплаты, а факт ее регламентации, узаконения и в итоге ограничения, поскольку раньше то же самое (но в больших размерах) шло в форме подарков.
Целый ряд статей посвящался школам и порядку учения. Обязанность заниматься этим вопросом возлагалась и на главного правителя, и на другие чины канцелярии. Татищев пытался вменить это в обязанность и частным предпринимателям. Однако с их стороны он встретил жесткое сопротивление.
Для упорядочения взаимоотношений горного начальства с частными заводами и в соответствии с инструкцией Татищев намеревался ввести должность шихтмейстера, в связи с чем был составлен особый наказ. Шихтмейстер за счет жалованья от заводчика должен был вести строгий учет выпуска продукции, следить за порядком и законностью во взаимоотношениях между владельцами и рабочими, принуждать заводчиков строить церкви и школы для детей мастеровых и работных людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Татищев пытался в миниатюре воплотить и свой политический идеал. Он обращается к участникам с призывом трудиться для общего блага со всяким прилежанием, смело заявлять и отстаивать свое мнение. «Всяк имеет волю свое мнение объявить, колико ему бог в этом знании уделил, и при том остаться, доколе или тот, или другой, познав лучшую истину, первое переменить», — говорилось в записке.
Наставления по порядку обсуждения вопросов вносились и в самый текст Горного устава. Татищев критикует повседневную деятельность коллегий, где, по существу, ничего коллегиального и не было, поскольку «главные, прежде выслушания нижних голосов, свое мнение объявляют, для которого иногда нижние за почтение, из малости или за страх, истинное свое мнение и сущую надлежность не объявя, оставляют и оному неправильному согласуют и последуют». Высказывание и отстаивание своего мнения было, по Татищеву, не только правом, но и обязанностью. Он резко осуждает тех, кто пытается отмолчаться, когда идет обсуждение важного вопроса, а затем где-то на стороне оспаривает принятые решения. Поэтому им предлагается такой порядок обсуждения, когда мнения первыми высказывают нижние чины, причем высказывают его обязательно.
В основу Горного устава Татищев прямо кладет «закон естественный», для познания которого предлагает ознакомиться с сочинением Пуфендорфа «Право естественное и народное», а также с книгой Гуго Гроция «Право войны и мира». Используется также прежнее русское законодательство, в особенности петровского времени. При спорности и неясности какого-нибудь положения разбираться с ним нужно коллективно, созвав не менее двенадцати ответственных руководителей и приказчиков. Выработанное таким образом законопредложение должно быть отправлено на утверждение в Сенат.
Пользуясь полученными полномочиями, Татищев снова переименовал Обер-бергамт в Канцелярию главного правления сибирскими горными заводами. В уставе определялись обязанности и пределы власти всех членов этого органа управления. И опять-таки Татищев начинал с переименования, придав этому делу ясный политический характер. «Усмотри, что от бывших некоторых саксонцев в строении заводов все чины и работы, яко же и снасти, по-немецки названы, которых многие не знали и правильно выговорить или написать не умели», а также «сожалея, чтобы слава и честь отечества и его труд теми именами немецкими утеснены не были, ибо по оным немцы могли себе ненадлежаще в размножении заводов честь привлекать», Татищев «все такия звания оставил (то есть отменил), а велел писать русскими». Не знающие чужих слов, по Татищеву, «впадали в невинное преступление, а дела во упущение».
Табель горных чинов Татищев направил в Кабинет, и он был даже представлен на утверждение императрицы. Но в дело вмешался Бирон, и проект был отвергнут. Как писал позднее сам Татищев, Бирон «так сие за зло принял что не однова говаривал, якобы Татищев главный злодей немец». И действительно, это был откровенный вызов придворной камарилье. Но автономное русское правительство на Урале было слишком слабым, чтобы состязаться с немецким теневым кабинетом Бирона. Самый этот шаг Татищева выглядит безрассудным, хотя он и получил определенный отклик в рядах собственно русской администрации.
Из-за табеля не был утвержден и самый Горный устав. Но фактически он действовал и при Татищеве, и после него на протяжении XVIII века. Поэтому стоит остановиться на его содержании.
Первый раздел устава посвящен должности главного начальника. Начальнику вменялось в обязанность периодически объезжать заводы, в том числе частные, если об этом попросят заводовладельцы. Начальник должен был вести повседневные записи всех своих важнейших дел. Вместе с земским судьей он участвовал в судопроизводстве.
Таким же образом расписывались обязанности и других служащих Канцелярии главного правления, причем, например, функции земского судьи определялись более детально, чем это было в юридических предписаниях судьям того времени. В устав вносились специальные разъяснения, в каких случаях и каким порядком допускались пытки по отношению к обвиняемым.
Пытки в следственных делах того времени были делом обычным, причем пыток не избегали и титулованные особы. Татищев решительно требует, чтобы «шляхетства и заслуживших знатные ранги (то есть дослужившихся до высоких чинов) не пытать и чести не лишать». Что же касается «подлого» сословия, то судья обязан был обратиться за разрешением прибегнуть к пыткам в Главное заводское правление и получить «общее согласие». Татищев осуждает судей, которые, «забыв страх божий и вечную душе своей погибель и презрев законы, многократно по злобе или кому дружа, а наипаче проклятым лихоимством прельстился или кто глупым и неразсудным свирепством преисполнялся, людей ненадлежаще на пытки осуждают и без всякой надлежащей причины неумеренно и по неколику раз пытают».
Была, впрочем, одна категория уголовных лиц, к которой Татищев не испытывал никакого милосердия. Это наблюдалось и в первый и во второй его приезд на Урал. Речь идет о ворах. Устав разрешает в отношении ссыльных воров, «ежели хотя в малом воровстве обличатся, во истязании и наказании поступать по законам без всякого послабления».
Статьи устава обсуждались и утверждались на созванном Татищевым совещании. Но, несмотря на его призывы, в тексте не отразилось чье-то еще участие. По всей вероятности, обсуждение свелось к одобрению татищевского проекта. А татищевская рука ощущается не только в строе установления, но и во всей необычной манере изложения. Всюду в уставе просматриваются отсылки к прошлому и настоящему, сравнения с соответственным положением в экономике и законодательстве зарубежных стран. При определении порядка взимания десятины и прочих возможных поступлений от частных заводов устав напоминает о соответствующем порядке «во всех европейских государствах» и отдельно в Богемии и Саксонии. Оказывается, что там существует больше разных платежей, а горные начальники, помимо казенного жалованья, имеют определенные отчисления и от частных предпринимателей. Частично это положение воплощается в уставе, и возражений оно, очевидно, не вызвало ни у кого. Речь идет о том, что любое приглашение сотрудника канцелярии на частные заводы должно оплачиваться владельцами этих заводов. Новостью, впрочем, был не факт оплаты, а факт ее регламентации, узаконения и в итоге ограничения, поскольку раньше то же самое (но в больших размерах) шло в форме подарков.
Целый ряд статей посвящался школам и порядку учения. Обязанность заниматься этим вопросом возлагалась и на главного правителя, и на другие чины канцелярии. Татищев пытался вменить это в обязанность и частным предпринимателям. Однако с их стороны он встретил жесткое сопротивление.
Для упорядочения взаимоотношений горного начальства с частными заводами и в соответствии с инструкцией Татищев намеревался ввести должность шихтмейстера, в связи с чем был составлен особый наказ. Шихтмейстер за счет жалованья от заводчика должен был вести строгий учет выпуска продукции, следить за порядком и законностью во взаимоотношениях между владельцами и рабочими, принуждать заводчиков строить церкви и школы для детей мастеровых и работных людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110