Он репетировал с ней заглавную роль, а сидя в театре на премьере, волновался не меньше самой дебютантки. Констанция и ее подруга Волкова приняли участие в последнем публичном, фактически прощальном концерте Шопена в Варшаве 11 октября 1830 года.
В этом знаменательном концерте Шопен впервые исполнил свой ми-минорный концерт, Анна Волкова спела Арию с хором Соливы (он дирижировал всем концертом), а Констанция - каватину Элен из оперы Россини «Дева озера». После окончания каватины она не решалась выйти на поклон на вызовы публики; тогда Шопен взял ее за руку и вывел на авансцену. Это был, как пишут биографы, «звездный миг» Гладковской, ее коснулось «крыло бессмертия» Благодаря Шопену имя ее сохранилось в истории искусства.
Сочиненный Шопеном 3 октября 1829 года, еще до знакомства с Гладковской, и посланный Войцеховскому с признанием, как сказано в письме, в верной службе своему идеалу, Тринадцатый вальс (ре-бемоль мажор, ор. 70, № 3) - действительно «вальсик» в две страницы нотного текста. Крестиком Шопен отметил средний эпизод, где два голоса, «женский» и «мужской», поют дуэтом. Нет оснований сомневаться в искренности Шопена, посвятившего этот вальс Констанции Гладковской. И все же его изысканная музыка, капризно-изломанная начальная мелодия кажется не очень отвечающей облику хрупкой и нежной Констанции. Не слышны в мелодиях этого вальса, с его умеренно-сдержанным движением, и романтические порывы влюбленного юноши, тайно поклоняющегося «своему идеалу».
Между тем в 1829 и 1830 годах, в «эпоху Констанции Гладковской», Шопен сочинил еще три вальса. Это, прежде всего, знаменитый и столь популярный Десятый вальс (си минор, ор. 69, № 2), полный поэтической грусти, иногда даже публиковавшийся под названием «Меланхолический вальс», хотя сам Шопен такого названия не давал.
Затем Четырнадцатый вальс (ми минор, без опуса), в еще большей степени отразивший нежный образ Констанции и чувства юного Фридерика. Четырнадцатый - один из самых изящных и поэтичных вальсов польского композитора. Краткое вступление, взлетающее вверх бурным и стремительным пассажем, завершается восторженным возгласом. В самом вальсе поражает сочетание легкости, хрупкой нежности, грациозности, воздушной полетности - и страстной порывистости. Есть в его музыке и мажорные просветления, и патетические преувеличения.
Но особенно примечателен эпизод в самом конце пьесы, действительно достойный быть отмеченным крестиком: в естественное течение основной мелодии вдруг врывается резкий и острый аккорд, словно рушатся надежды и «все проваливается в тартарары»... Такой прием встретится впоследствии и в других произведениях Шопена; особенно впечатляет он в знаменитой Второй балладе с ее подлинно трагической концовкой. Но здесь, в Четырнадцатом вальсе, трагедия еще не очень значительна: Шопен молод, влюблен, полон надежд и трепетного ожидания...
Наконец, Первый вальс (ми-бемоль мажор, ор. 18) - последний из созданных в Варшаве, совершенно отличный от трех предыдущих, полный радости и света. Весной 1830 года в одну из встреч с Гладковской в ее скромной и уютной комнатке, когда Шопен сидел за фортепиано и импровизировал, он, набравшись храбрости, признался Констанции, что уже ровно год, как влюблен в нее, - и это признание было встречено благосклонно. Разве могло сердце молодого артиста не наполниться радостью и ликованием? Они и звучат в «Большом блестящем вальсе». Содержание его не однозначно: это и страница лирического дневника композитора, и воплощение праздничного бального веселья. Призывные фанфары вступительных тактов словно возвещают начало танца, после чего идет цепочка различных эпизодов, в большинстве бравурно-веселых, но также и утонченно-изящных.
Если вальсы Шопена чаще всего нетанцевальны, если это вальсы-поэмы, то Первый вальс, обладая чертами поэмности, сохраняет и свою прямую танцевальную основу. 25 октября 1830 года, узнав о том, что Шопен собирается предпринять новое длительное путешествие, Констанция записала в его альбом сочиненные ею стихи:
Чтоб увенчать свою неувядаемую славу,
Ты покидаешь нас и отправляешься в дорогу.
Там, на чужой земле - как знать? - Тебя оценят лучше,
Но крепче нас любить Тебя наверняка не смогут.
2 ноября Шопен покинул Варшаву, как оказалось, навсегда. Не довелось ему больше встретиться и с Констанцией Гладковской.
Тоска по родине
Шопен покинул Польшу... Путь его лежал в Вену, куда он прибыл 23 ноября 1830 года. Вскоре пришло известие о восстании в Варшаве. Для Шопена наступили трудные дни. Он хотел возвратиться на родину, чтобы принять участие в борьбе на стороне восставших, но друзья отговаривали композитора: его оружие - музыка, а не винтовка, а для музыки сейчас в Варшаве места нет. Да и родители, тревожась за его судьбу, просили не возвращаться в Варшаву, где было так неспокойно, и продолжить поездку, отправиться в Италию, как вначале предполагалось. Шопен растерялся: «Но как же ехать?.. В Париж? Здесь мне советуют еще подождать. Вернуться? - Оставаться здесь? - Покончить с собой?..» (из письма к Я. Матушиньскому в Варшаву от 26 декабря 1830 г.). В конце концов Шопен решил ехать в Париж. В июле 1831 года он покинул Вену, август провел в Мюнхене, а сентябрь - в Штутгарте, где узнал о том, что русские войска вступили в польскую столицу и Варшава пала... В конце сентября Шопен прибыл в Париж.
В эти тревожные месяцы Шопен продолжал сочинять и привез в Париж несколько законченных и целый ряд начатых в дороге произведений. Некоторые из них явились откликом на события Варшавского восстания. Диапазон музыкальных образов здесь очень широк - от прямого воплощения мятежного духа восстания в знаменитом Этюде до минор (ор. 10, № 12; предполагают, что он был написан в Штутгарте, когда до композитора дошло известие о падении Варшавы; этюд этот нередко называют «Революционным»), где слышны и шум восставшей толпы, и патетические призывы ораторов, до Третьего вальса (ля минор, ор. 34, № 2), пожалуй, самого минорного, печально-тоскливого, самого медленного, нетанцевального, самого задушевного, «славянского» среди вальсов Шопена. В этом вальсе и тоска по родине, и тревога за судьбу своих родителей, и грусть по Констанции Гладковской, о которой Шопен не переставал думать.
Дельфина Потоцкая
Шопен в Париже... Здесь он встретил графиню Дельфину Потоцкую, с которой ранее познакомился в Дрездене. Женщина редкой красоты (ей 25 лет) и веселого нрава, одаренная разнообразием талантов, она хорошо играла на фортепиано и прекрасно пела. Ее пением был покорен не только Шопен, но и Гейне, Делакруа, Лист.
В Париже знакомство Шопена с Потоцкой перешло в дружбу, они часто встречались, и это была, как видно, счастливая страница жизни молодого композитора. «Трудно судить о характере взаимного чувства Шопена с Потоцкой; по-видимому, оно было не очень глубоким и безболезненно исчерпало себя для обеих сторон... Шопен и Потоцкая навсегда остались друзьями» (А. Соловцов). Последнее свидание Потоцкой с Шопеном состоялось за несколько дней до его смерти: Шопен высказал пожелание послушать пение Дельфины; рояль придвинули к дверям комнаты, где лежал больной композитор, и Потоцкая, сама себе аккомпанируя, спела арию Нормы из одноименной оперы Беллини, которую Шопен очень любил, и другие произведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
В этом знаменательном концерте Шопен впервые исполнил свой ми-минорный концерт, Анна Волкова спела Арию с хором Соливы (он дирижировал всем концертом), а Констанция - каватину Элен из оперы Россини «Дева озера». После окончания каватины она не решалась выйти на поклон на вызовы публики; тогда Шопен взял ее за руку и вывел на авансцену. Это был, как пишут биографы, «звездный миг» Гладковской, ее коснулось «крыло бессмертия» Благодаря Шопену имя ее сохранилось в истории искусства.
Сочиненный Шопеном 3 октября 1829 года, еще до знакомства с Гладковской, и посланный Войцеховскому с признанием, как сказано в письме, в верной службе своему идеалу, Тринадцатый вальс (ре-бемоль мажор, ор. 70, № 3) - действительно «вальсик» в две страницы нотного текста. Крестиком Шопен отметил средний эпизод, где два голоса, «женский» и «мужской», поют дуэтом. Нет оснований сомневаться в искренности Шопена, посвятившего этот вальс Констанции Гладковской. И все же его изысканная музыка, капризно-изломанная начальная мелодия кажется не очень отвечающей облику хрупкой и нежной Констанции. Не слышны в мелодиях этого вальса, с его умеренно-сдержанным движением, и романтические порывы влюбленного юноши, тайно поклоняющегося «своему идеалу».
Между тем в 1829 и 1830 годах, в «эпоху Констанции Гладковской», Шопен сочинил еще три вальса. Это, прежде всего, знаменитый и столь популярный Десятый вальс (си минор, ор. 69, № 2), полный поэтической грусти, иногда даже публиковавшийся под названием «Меланхолический вальс», хотя сам Шопен такого названия не давал.
Затем Четырнадцатый вальс (ми минор, без опуса), в еще большей степени отразивший нежный образ Констанции и чувства юного Фридерика. Четырнадцатый - один из самых изящных и поэтичных вальсов польского композитора. Краткое вступление, взлетающее вверх бурным и стремительным пассажем, завершается восторженным возгласом. В самом вальсе поражает сочетание легкости, хрупкой нежности, грациозности, воздушной полетности - и страстной порывистости. Есть в его музыке и мажорные просветления, и патетические преувеличения.
Но особенно примечателен эпизод в самом конце пьесы, действительно достойный быть отмеченным крестиком: в естественное течение основной мелодии вдруг врывается резкий и острый аккорд, словно рушатся надежды и «все проваливается в тартарары»... Такой прием встретится впоследствии и в других произведениях Шопена; особенно впечатляет он в знаменитой Второй балладе с ее подлинно трагической концовкой. Но здесь, в Четырнадцатом вальсе, трагедия еще не очень значительна: Шопен молод, влюблен, полон надежд и трепетного ожидания...
Наконец, Первый вальс (ми-бемоль мажор, ор. 18) - последний из созданных в Варшаве, совершенно отличный от трех предыдущих, полный радости и света. Весной 1830 года в одну из встреч с Гладковской в ее скромной и уютной комнатке, когда Шопен сидел за фортепиано и импровизировал, он, набравшись храбрости, признался Констанции, что уже ровно год, как влюблен в нее, - и это признание было встречено благосклонно. Разве могло сердце молодого артиста не наполниться радостью и ликованием? Они и звучат в «Большом блестящем вальсе». Содержание его не однозначно: это и страница лирического дневника композитора, и воплощение праздничного бального веселья. Призывные фанфары вступительных тактов словно возвещают начало танца, после чего идет цепочка различных эпизодов, в большинстве бравурно-веселых, но также и утонченно-изящных.
Если вальсы Шопена чаще всего нетанцевальны, если это вальсы-поэмы, то Первый вальс, обладая чертами поэмности, сохраняет и свою прямую танцевальную основу. 25 октября 1830 года, узнав о том, что Шопен собирается предпринять новое длительное путешествие, Констанция записала в его альбом сочиненные ею стихи:
Чтоб увенчать свою неувядаемую славу,
Ты покидаешь нас и отправляешься в дорогу.
Там, на чужой земле - как знать? - Тебя оценят лучше,
Но крепче нас любить Тебя наверняка не смогут.
2 ноября Шопен покинул Варшаву, как оказалось, навсегда. Не довелось ему больше встретиться и с Констанцией Гладковской.
Тоска по родине
Шопен покинул Польшу... Путь его лежал в Вену, куда он прибыл 23 ноября 1830 года. Вскоре пришло известие о восстании в Варшаве. Для Шопена наступили трудные дни. Он хотел возвратиться на родину, чтобы принять участие в борьбе на стороне восставших, но друзья отговаривали композитора: его оружие - музыка, а не винтовка, а для музыки сейчас в Варшаве места нет. Да и родители, тревожась за его судьбу, просили не возвращаться в Варшаву, где было так неспокойно, и продолжить поездку, отправиться в Италию, как вначале предполагалось. Шопен растерялся: «Но как же ехать?.. В Париж? Здесь мне советуют еще подождать. Вернуться? - Оставаться здесь? - Покончить с собой?..» (из письма к Я. Матушиньскому в Варшаву от 26 декабря 1830 г.). В конце концов Шопен решил ехать в Париж. В июле 1831 года он покинул Вену, август провел в Мюнхене, а сентябрь - в Штутгарте, где узнал о том, что русские войска вступили в польскую столицу и Варшава пала... В конце сентября Шопен прибыл в Париж.
В эти тревожные месяцы Шопен продолжал сочинять и привез в Париж несколько законченных и целый ряд начатых в дороге произведений. Некоторые из них явились откликом на события Варшавского восстания. Диапазон музыкальных образов здесь очень широк - от прямого воплощения мятежного духа восстания в знаменитом Этюде до минор (ор. 10, № 12; предполагают, что он был написан в Штутгарте, когда до композитора дошло известие о падении Варшавы; этюд этот нередко называют «Революционным»), где слышны и шум восставшей толпы, и патетические призывы ораторов, до Третьего вальса (ля минор, ор. 34, № 2), пожалуй, самого минорного, печально-тоскливого, самого медленного, нетанцевального, самого задушевного, «славянского» среди вальсов Шопена. В этом вальсе и тоска по родине, и тревога за судьбу своих родителей, и грусть по Констанции Гладковской, о которой Шопен не переставал думать.
Дельфина Потоцкая
Шопен в Париже... Здесь он встретил графиню Дельфину Потоцкую, с которой ранее познакомился в Дрездене. Женщина редкой красоты (ей 25 лет) и веселого нрава, одаренная разнообразием талантов, она хорошо играла на фортепиано и прекрасно пела. Ее пением был покорен не только Шопен, но и Гейне, Делакруа, Лист.
В Париже знакомство Шопена с Потоцкой перешло в дружбу, они часто встречались, и это была, как видно, счастливая страница жизни молодого композитора. «Трудно судить о характере взаимного чувства Шопена с Потоцкой; по-видимому, оно было не очень глубоким и безболезненно исчерпало себя для обеих сторон... Шопен и Потоцкая навсегда остались друзьями» (А. Соловцов). Последнее свидание Потоцкой с Шопеном состоялось за несколько дней до его смерти: Шопен высказал пожелание послушать пение Дельфины; рояль придвинули к дверям комнаты, где лежал больной композитор, и Потоцкая, сама себе аккомпанируя, спела арию Нормы из одноименной оперы Беллини, которую Шопен очень любил, и другие произведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37