В двадцать лет я оказался один в большом городе. Во время весенних каникул направлялся во Флориду. Китти я встретил совершенно случайно в одном баре, здесь, в Атланте, в первый же вечер пребывания в городе. Мне она показалась самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел. – Он горько усмехнулся. – Я был тогда молод и наивен. Приехал я в эти края на лето из дома в Новой Англии, я тогда учился в Йельском университете, и оставалось мне еще два года. В Атланте я чувствовал себя потерянным. Китти испытывала подобные ощущения, и мы сочли, что у нас много общего. Через короткое время мы поженились. Она ввела меня в бизнес. Можешь себе представить, я все время хотел быть преподавателем истории. А вместо этого женился на Китти. С тех пор университетский городок больше меня не видел. Дома я тоже ни разу не был. Я даже не пишу своим родителям. Китти не хочет, чтобы я поддерживал контакт с ними. Ей стыдно, она боится, что они узнают, что она не окончила даже средней школы. И я должен ей по меньшей мере двадцать пять тысяч долларов.
– А как она сделала такие большие деньги? – спросила я, захваченная разговором.
– Китти опутывает мужчин, как паутиной, лишая их способности сопротивляться, и выкачивает из них деньги. Она рассказывала тебе, что в первый раз выскочила замуж в тринадцать лет? И потом у нее было еще три мужа, и каждый прилично отваливал ей, чтобы только выпутаться из брака, который каждый из мужей через короткое время начинал считать неудачным. Ну и, к чести Китти надо сказать, ее салон красоты – лучший в Атланте.
– А-а, – кивнула я понимающе, хотя ожидала не такого признания. Но мне был приятен сам факт, что со мной говорят, как со взрослой. Я не была уверена, следует ли мне задавать тот вопрос, который я все же задала. – Вы не любите Китти?
– Нет, люблю, – признался Кэл упавшим голосом. – Когда подумаешь, что ее делает такой, как ее не любить? Есть, однако, одна вещь, которую я хотел бы тебе сказать, раз уж представился случай. Временами Китти бывает очень буйной. Я знаю, что в первый вечер она купала тебя в кипятке, но я тогда смолчал, поскольку она не нанесла тебе непоправимого вреда. А если бы я что-то сказал, в следующий раз, оставшись вдвоем, она сделала бы тебе еще хуже. Хевен, постарайся делать все, как она говорит. Льсти ей, говори ей, что она выглядит моложе меня… И подчиняйся, слушайся ее, будь кроткой.
– Но не могу понять, для чего я ей нужна! – воскликнула я. – Ей что, рабыня нужна?
Он удивленно поднял на меня глаза.
– Ты что, Хевен, не догадываешься? В глазах Китти ты – ребенок, от которого она избавилась после аборта, лишившего ее возможности иметь детей. Она любит тебя, так как ты – часть Люка, и за это же тебя ненавидит. И через тебя она когда-нибудь рассчитывает достать его.
– Сделать ему неприятность через меня? – не поняла я.
– Вроде этого.
Я горько усмехнулась.
– Бедная Китти. Из пятерых детей я единственная, кого он ненавидит. Ей следовало выбрать Фанни или Тома. Их отец любит.
Он протянул ко мне руки и взял за плечи так нежно, как я мечтала, чтобы со мной обращался родной отец. В горле у меня встал комок, и я прильнула к этому почти чужому мне человеку и с чувством обняла его – так мне хотелось, чтобы меня любили. Потом мне стало до слез стыдно своего порыва. Кэл прокашлялся и убрал руки.
– Хевен, ради всего святого, не допусти, чтобы Китти узнала о том, что ты мне только что рассказала. Пока ты представляешь собой ценность для отца, тем же ты будешь и для Китти. Тебе понятно?
Он тревожится за меня, я это видела по глазам. Я чувствовала, что этому человеку можно доверять, и рассказала ему о чемодане в полуподвальном этаже и о его содержимом. Он слушал меня с тем же вниманием, с каким, бывало, слушала меня мисс Дил, с пониманием и сочувствием.
– Когда-нибудь, Кэл, я съезжу туда, в Бостон, и найду родителей моей мамы. И куклу возьму с собой. Они сразу поймут, кто я. Но я не могу этого сделать, пока не найду…
– Понимаю, – произнес он с еле заметной улыбкой, глаза его наконец заблестели. – Ты должна прихватить с собой Тома, Кейта и Нашу Джейн. Почему это вы, в конце концов, зовете сестру «Наша Джейн»? Когда я рассказала ему, он снова рассмеялся.
– Ну и характерец у этой твоей Фанни. Интересно когда-нибудь хоть взглянуть на нее.
– А почему бы и нет? Надеюсь, увидите, – промолвила я и нахмурилась. – Она живет теперь у преподобного Вайса и его жены. Они зовут ее Луизой, это ее второе имя.
– Ах уж этот мне преподобный, – медленно и задумчиво произнес он. – Самый богатый, самый удачливый человек в Уиннерроу.
– Чем он вам не нравится?
– У меня всегда вызывают подозрение очень удачливые и очень религиозные люди.
Это хорошо, что Кэл был со мной на кухне. Я работала рядом с ним, смотрела и училась у него, как и что нужно делать. Неделю назад ни за что бы не поверила, что мне может быть так легко с почти незнакомым человеком. При всей своей стеснительности я всей душой желала, чтобы он был мне другом, смог заменить отца или бы стал моим душеприказчиком. Каждая новая улыбка Кэла убеждала, что он мог бы быть для меня и тем, и другим, и третьим.
Запеканка уже стояла в духовке, и таймер отсчитывал время, я приготовила бисквиты, а Китти все не приходила и даже не позвонила, чтобы сказать, почему задерживается. Я заметила, как Кэл несколько раз бросал взгляд на свои часы и над переносицей у него собирались глубокие складки. А почему он не позвонит ей и не выяснит?
Китти появилась в одиннадцать часов, и мы с Кэлом до этого времени смотрели в гостиной телевизор. Остаток запеканки давно остыл и подсох, и наверняка она не была уже такой вкусной, как свежая, которую ели мы с Кэлом. Однако Китти съела запеканку с удовольствием, словно она только что из духовки.
– Это ты все сама делала? – спросила Китти, а потом повторила этот вопрос еще несколько раз.
– Да, мама.
– И Кэл тебе не помогал?
– Нет, мама, помогал. Он сказал, чтобы я не готовила крахмалосодержащие блюда, и помог с салатом.
– А ты мыла перед готовкой руки с лизолом?
– Да, мама.
– О'кей. – Она изучающе посмотрела на Кэла, на лице которого было ноль эмоций. – Ну что ж, убери со стола и пойдем спать наверх, только искупаемся.
– Отныне и впредь она будет спать здесь, внизу, – глядя в глаза Китти, заявил Кэл стальным голосом. – На следующей неделе, когда поедем за покупками, купим ей новую мебель вместо того старья, стоящего во второй спальне. Поставим туда широкую кровать, кресло, письменный стол, туалетный столик, а твой гончарный круг и все, что у тебя заперто по шкафам, оставим пока.
Мне сделалось по-настоящему страшно от того, как она посмотрела – вначале на него, потом на меня.
И все-таки она согласилась. Надо же, у меня действительно будет своя комната, собственная спальня – как у Фанни в доме преподобного Вайса.
Пошли дни, заполненные школьными занятиями и обилием домашней работы. Я рано вставала и поздно ложилась, убирала за Китти, даже если она приходила домой в полночь. Я обнаружила, что Кэлу нравится, когда я смотрю телевизор, сидя рядом с ним. Каждый вечер мы вместе готовили обед и ели вдвоем, если Китти еще не было дома. Я привыкала к школьной нагрузке, у меня появились друзья среди одноклассников, которые вовсе не находили мой язык странным. Никогда не говорили и о том, что думают о моей великоватой и дешевой одежде или страшных туфлях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
– А как она сделала такие большие деньги? – спросила я, захваченная разговором.
– Китти опутывает мужчин, как паутиной, лишая их способности сопротивляться, и выкачивает из них деньги. Она рассказывала тебе, что в первый раз выскочила замуж в тринадцать лет? И потом у нее было еще три мужа, и каждый прилично отваливал ей, чтобы только выпутаться из брака, который каждый из мужей через короткое время начинал считать неудачным. Ну и, к чести Китти надо сказать, ее салон красоты – лучший в Атланте.
– А-а, – кивнула я понимающе, хотя ожидала не такого признания. Но мне был приятен сам факт, что со мной говорят, как со взрослой. Я не была уверена, следует ли мне задавать тот вопрос, который я все же задала. – Вы не любите Китти?
– Нет, люблю, – признался Кэл упавшим голосом. – Когда подумаешь, что ее делает такой, как ее не любить? Есть, однако, одна вещь, которую я хотел бы тебе сказать, раз уж представился случай. Временами Китти бывает очень буйной. Я знаю, что в первый вечер она купала тебя в кипятке, но я тогда смолчал, поскольку она не нанесла тебе непоправимого вреда. А если бы я что-то сказал, в следующий раз, оставшись вдвоем, она сделала бы тебе еще хуже. Хевен, постарайся делать все, как она говорит. Льсти ей, говори ей, что она выглядит моложе меня… И подчиняйся, слушайся ее, будь кроткой.
– Но не могу понять, для чего я ей нужна! – воскликнула я. – Ей что, рабыня нужна?
Он удивленно поднял на меня глаза.
– Ты что, Хевен, не догадываешься? В глазах Китти ты – ребенок, от которого она избавилась после аборта, лишившего ее возможности иметь детей. Она любит тебя, так как ты – часть Люка, и за это же тебя ненавидит. И через тебя она когда-нибудь рассчитывает достать его.
– Сделать ему неприятность через меня? – не поняла я.
– Вроде этого.
Я горько усмехнулась.
– Бедная Китти. Из пятерых детей я единственная, кого он ненавидит. Ей следовало выбрать Фанни или Тома. Их отец любит.
Он протянул ко мне руки и взял за плечи так нежно, как я мечтала, чтобы со мной обращался родной отец. В горле у меня встал комок, и я прильнула к этому почти чужому мне человеку и с чувством обняла его – так мне хотелось, чтобы меня любили. Потом мне стало до слез стыдно своего порыва. Кэл прокашлялся и убрал руки.
– Хевен, ради всего святого, не допусти, чтобы Китти узнала о том, что ты мне только что рассказала. Пока ты представляешь собой ценность для отца, тем же ты будешь и для Китти. Тебе понятно?
Он тревожится за меня, я это видела по глазам. Я чувствовала, что этому человеку можно доверять, и рассказала ему о чемодане в полуподвальном этаже и о его содержимом. Он слушал меня с тем же вниманием, с каким, бывало, слушала меня мисс Дил, с пониманием и сочувствием.
– Когда-нибудь, Кэл, я съезжу туда, в Бостон, и найду родителей моей мамы. И куклу возьму с собой. Они сразу поймут, кто я. Но я не могу этого сделать, пока не найду…
– Понимаю, – произнес он с еле заметной улыбкой, глаза его наконец заблестели. – Ты должна прихватить с собой Тома, Кейта и Нашу Джейн. Почему это вы, в конце концов, зовете сестру «Наша Джейн»? Когда я рассказала ему, он снова рассмеялся.
– Ну и характерец у этой твоей Фанни. Интересно когда-нибудь хоть взглянуть на нее.
– А почему бы и нет? Надеюсь, увидите, – промолвила я и нахмурилась. – Она живет теперь у преподобного Вайса и его жены. Они зовут ее Луизой, это ее второе имя.
– Ах уж этот мне преподобный, – медленно и задумчиво произнес он. – Самый богатый, самый удачливый человек в Уиннерроу.
– Чем он вам не нравится?
– У меня всегда вызывают подозрение очень удачливые и очень религиозные люди.
Это хорошо, что Кэл был со мной на кухне. Я работала рядом с ним, смотрела и училась у него, как и что нужно делать. Неделю назад ни за что бы не поверила, что мне может быть так легко с почти незнакомым человеком. При всей своей стеснительности я всей душой желала, чтобы он был мне другом, смог заменить отца или бы стал моим душеприказчиком. Каждая новая улыбка Кэла убеждала, что он мог бы быть для меня и тем, и другим, и третьим.
Запеканка уже стояла в духовке, и таймер отсчитывал время, я приготовила бисквиты, а Китти все не приходила и даже не позвонила, чтобы сказать, почему задерживается. Я заметила, как Кэл несколько раз бросал взгляд на свои часы и над переносицей у него собирались глубокие складки. А почему он не позвонит ей и не выяснит?
Китти появилась в одиннадцать часов, и мы с Кэлом до этого времени смотрели в гостиной телевизор. Остаток запеканки давно остыл и подсох, и наверняка она не была уже такой вкусной, как свежая, которую ели мы с Кэлом. Однако Китти съела запеканку с удовольствием, словно она только что из духовки.
– Это ты все сама делала? – спросила Китти, а потом повторила этот вопрос еще несколько раз.
– Да, мама.
– И Кэл тебе не помогал?
– Нет, мама, помогал. Он сказал, чтобы я не готовила крахмалосодержащие блюда, и помог с салатом.
– А ты мыла перед готовкой руки с лизолом?
– Да, мама.
– О'кей. – Она изучающе посмотрела на Кэла, на лице которого было ноль эмоций. – Ну что ж, убери со стола и пойдем спать наверх, только искупаемся.
– Отныне и впредь она будет спать здесь, внизу, – глядя в глаза Китти, заявил Кэл стальным голосом. – На следующей неделе, когда поедем за покупками, купим ей новую мебель вместо того старья, стоящего во второй спальне. Поставим туда широкую кровать, кресло, письменный стол, туалетный столик, а твой гончарный круг и все, что у тебя заперто по шкафам, оставим пока.
Мне сделалось по-настоящему страшно от того, как она посмотрела – вначале на него, потом на меня.
И все-таки она согласилась. Надо же, у меня действительно будет своя комната, собственная спальня – как у Фанни в доме преподобного Вайса.
Пошли дни, заполненные школьными занятиями и обилием домашней работы. Я рано вставала и поздно ложилась, убирала за Китти, даже если она приходила домой в полночь. Я обнаружила, что Кэлу нравится, когда я смотрю телевизор, сидя рядом с ним. Каждый вечер мы вместе готовили обед и ели вдвоем, если Китти еще не было дома. Я привыкала к школьной нагрузке, у меня появились друзья среди одноклассников, которые вовсе не находили мой язык странным. Никогда не говорили и о том, что думают о моей великоватой и дешевой одежде или страшных туфлях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104