– Цепочка, конечно, слабенькая. Ну, а вторая?
– Пожалуйста. Человек, который участвовал в преступлении с паспортом, взятым у Семенова, ночью следит за девушкой…
– И которого потом опознал на рынке Колосков. То есть сам Семенов.
– Да. Хотя опознал и не очень твердо. Это тоже надо учесть.
– Надо, конечно. Но с этой девушкой Семенов… ну по крайней мере знаком. Раз она к нему потом на рынок пришла.
– Вот именно.
– М-да. Но эта цепочка не ведет ни к Горлиной, ни к Ивановой.
– Пока не ведет, – поправил Сергей.
– И вообще, тоже слабовата.
– Ну, милый, а с чего мы всегда начинаем?
– Это, конечно, верно, – вздохнув, согласился Лобанов.
Сергей, улыбаясь, поглядел на друга:
– А теперь – задача из области эвристики.
– Это еще что такое? – удивился Лобанов.
– Наука о творческом мышлении. Только, к сожалению, зарождается. Применительно к нашему делу это выглядит так: собраны факты, чувствуется их логическая связь, но построить из них железную цепь, обнаружить недостающие звенья, а затем пройти по ней к цели, то есть раскрыть преступление, – для этого у нас с тобой нет сейчас готового рецепта, уже известного метода. Наш прошлый опыт не содержит какой-нибудь готовой схемы, которая была бы пригодна для возникших условий. Надо создать новую, совсем новую схему, новый план решения, то есть совершить, как говорят, акт творчества.
– Ишь ты, «акт творчества», – засмеялся Лобанов. – Ну, соверши, соверши, если ты такой ученый.
Сергей, улыбаясь, развел руками:
– Я же говорю, наука только зарождается. В идеале будет так: возникла новая задача, ты принимаешь некое лекарство, действующее на определенные мозговые центры, и к тебе вдруг приходит вдохновение, приходит, открытие. Представляешь?
– Ну, это через сто лет, – махнул рукой Лобанов. – А я вот где-то про Чайковского читал. Он говорил: вдохновение – это такая гостья, которая не любит ленивых. Садись работай, вдохновение„и придет. Это, брат, пока вернее будет.
– Что ж. Давай, как Чайковский. – Сергей с усилием потянулся. – Может, что и придет. Значит, первая цепочка выглядит так…
Он взял лист бумаги, нарисовал несколько кружков и соединил их стрелками. Потом в одном кружке написал: «Иванова, исчезла», во втором: «Горлина, снотворное», в третьем: «Поезд, снотворное», в четвертом: «Его паспорт, мошен.», в пятом: «Пасп. от Семен., мошен.», в шестом: «Семенов» и над стрелкой, ведущей к нему, поставил вопросительный знак.
– Вот тебе первая цепочка. Так?
– Так. Только вопросительный знак тут не нужен. Паспорт-то от Семенова пришел, это же точно.
– Допустим. – Сергей, поколебавшись, зачеркнул вопросительный знак. – Теперь вторая цепочка…
Он снова нарисовал кружок и написал: «Чел. на вокзале», потом провел стрелку ко второму кружку, где написал: «Девушка в бел. шуб.», и провел стрелку к следующему кружку: «Семенов» и от него провел стрелку к первому, над которой тоже поставил вопросительный знак.
– Опознание все-таки неточное, – пояснил он.
– Согласен, – кивнул Лобанов. – Но почему ты думаешь, что он следил именно за девушкой? Там были и двое приезжих с тяжелым чемоданом. Что-то было в этом чемодане… И поезд из Средней Азии, не забудь.
– Что ж. Цепочка и в этом случае не рвется, а удлиняется на одно звено: он следил за чемоданом, а чемодан встретила девушка. Вот и все. А он из Средней Азии, ты прав…
– Да. И все это за один день… – задумчиво произнес Лобанов. – А на следующий день в городе, на рынке, – он сделал ударение на последнем слове, – появляется гашиш.
Сергей настороженно взглянул на друга.
– Впервые?
– Впервые, – утвердительно кивнул головой Лобанов и медленно перечислил, загибая пальцы: – Поезд из Средней Азии… Чемодан… Гашиш на рынке, где торгует Семенов… Пацаны, которые его уже курят… А? Тоже цепочка?
– Пожалуй. – И Сергей неожиданно предложил: – Пойдем-ка потолкуем с этим Валькой?
Уже в коридоре Сергей вдруг вспомнил, что не узнал у Жаткина, был ли тот в аптекоуправлении. Он даже остановился на миг, собираясь вернуться в кабинет, но потом решил, что тот, скорее всего, не успел еще что-либо узнать, и двинулся вслед за Лобановым.
В большой светлой комнате за одним из столов расположился Храмов. Напротив него как-то неловко, боком, сидел бледный вихрастый паренек лет пятнадцати в расстегнутом сером пальто, на тонкой шее болталось скрученное в жгут старенькое кашне. Глаза его, темные и испуганные, смотрели на Храмова, пухлые в трещинках губы заметно дрожали. Больше никого в комнате не было.
При виде входящих Храмов поднялся со своего места. Вслед за ним вскочил и паренек, комкая в руках шапку. Он оказался худым и очень высоким, выше Храмова, и от этого выглядел еще более жалким.
– Продолжайте, – махнул рукой Лобанов. – Мы послушаем.
И они с Сергеем сели за соседний пустой стол.
– Ну, Пановкин, – строго сказал Храмов, опускаясь на прежнее место, – ты все понял?
– Понял, – еле слышно ответил тот, опуская голову.
– И про свою ответственность понял?
– Понял…
– Время я тебе дал подумать?
– Дали…
– Вот видишь, все как положено, – удовлетворенно заключил Храмов и уже с укором продолжал: – А ты мне свой поступок не объяснил как надо. Поэтому я тебя еще раз спрашиваю: зачем ты ту заразу купил?
– Просто так…
– Неразумно объясняешь…
– А разумно это не объяснишь…
Сергей с интересом посмотрел на паренька, потом на Лобанова, и друзья, поняв друг друга, улыбнулись.
– Вот и выходит, – строго сказал Храмов, – что парень ты неразумный, то есть глупый. Понятно?
– Понятно…
– Отец тебя, видно, мало порол. Вот и вырос до неба, а ума не набрался.
– Он меня никогда не порол. – Губы паренька вздрогнули от обиды, и он метнул враждебный взгляд на Храмова.
– Оно и видно, что не порол, – все тем же строгим и ровным голосом произнес тот. – Подойдем тогда с другой стороны. У кого купил?
– Не знаю я его.
– Знаешь, Пановкин. Я тебя не тороплю. Подумай. Сообрази. Я тебе, кажется, про ответственность говорил. Говорил я тебе про ответственность?
– Говорили.
– Ну вот и соображай. Тебе же лучше будет, если скажешь.
– Не знаю.
– Я тебя не тороплю, Пановкин, – с угрозой предупредил Храмов. – Я тебя соображать призываю.
– Не знаю, – упрямо повторил паренек, опустив светлую вихрастую голову.
– Одну минуту, Николай Степанович, – не вытерпев, вмешался Сергей. – Разрешите мне поговорить. – И он обернулся к Лобанову: – Не возражаешь?
– Давай, – согласился тот и сказал Храмову: – Выйдем-ка, дело одно есть.
Они вышли из комнаты.
– Ты, Валя, учишься или работаешь? – спросил Сергей.
– Учусь. .
– В каком классе?
– В восьмом.
– А потом работать пойдешь?
– Не. Дальше буду учиться.
– Сам решил или отец заставляет?
– Сам. А отец у меня хороший, – с вызовом произнес паренек.
– Где он работает, отец?
– Сообщить хотите?
– Кому? – пожал плечами Сергей. – У нас ведь твой адрес есть.
– На работу. Чтоб опозорить.
– Это отца-то?
– Ага. Что плохо воспитывает.
– Ты, кажется, не хулиган и не вор. Ни тебя, ни отца позорить не за что.
– А что купил?..
– Вы за этим и на рынок пришли?
– Не. Мы корм для рыб пришли покупать.
– Ну вот видишь Где же работает отец?
– На заводе, лекальщик он, шестой разряд имеет, – в голосе паренька прозвучала гордость. – Портрет его на заводской территории выставлен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48