В освободившемся круге света на столе осталось только множество исчерканных ксероксов с текстами, сфотографированными с разных частей ларца, да несколько листочков факса.
«В целом ты, Кайл, неплохо справился с переводом большей части текста, — писал ему с противоположного полушария Джея доцент Сухов. — Прими только во внимание, что в текстах такого объема известное тебе сочетание «эс-цэ-цэ» никогда не означает сокращенного выражения для понятия «уважать», «уважение». Это — самостоятельное труднопереводимое понятие — смотри об этом у Ямагавы. Фрагмент в конце (точнее, его перевод) ты, конечно, взял с потолка — не огорчайся: Старик и я мучались с ним все эти две недели. Вот что там действительно можно вычитать...»
Кайл еще раз потер виски, с отвращением посмотрел на недопитую чашку кофе, вытащил из ящика стола и бросил в круг света ощетинившийся закладками томик Ямагавы, встал и вышел на крохотную веранду в надежде снова уловить хотя бы тень дыхания осеннего ветра.
Если бы не влекомые невидимыми факельщиками через черную бездну небосвода огни здешних низких лун, можно было бы подумать, что на дворе стоит восемнадцатый, от силы — двадцатый век и двор этот вместе с небольшим садом и сам коттедж мирно дремлют где-то на окраине университетского городка в какой-нибудь Новой Англии. На Земле.
Но он стоял на Джее — этот краснокирпичный университетский городок. И слепое пятно «угольного мешка» заслоняло от Кайла малую звездочку под названием Солнце. Шестая планета здешней «солнечной системы» так и сохранила своим именем буквенное обозначение по каталогу Праттера. Вместе с именем этот Мир сохранил патриархальную склонность к краснокирпичной готике уютных маленьких городков, основанных еще первопоселенцами, и к пуританской строгости нравов здешнего общества. Все волны переселенцев с Земли миновали ее. Обе попытки массированной колонизации Внутренних Пространств кончились пшиком. Они так и остались необжитыми — эти взятые в кольцо гор, залитые гнилыми болотами, заросшие непролазными джунглями низинные просторы материков планеты. Конечно, досадно сознавать, что там, за призрачными, тающими в небе вершинами Шепчущих хребтов, остается заброшенным пространство, по величине общей поверхности чуть превышающее земную сушу, но уж слишком крепко запечатлелись в памяти народа Джея совпавшие с отчаянными экспансиями в глубь материков легендарные Катаклизмы, потрясшие планету. С тех пор неспешное увеличение его населения зависело от не слишком впечатляющего превышения средненькой (если брать по Обитаемому Космосу) рождаемости над тоже ничем не выдающейся смертностью да от тоненького ручейка иммиграции.
Извне сюда поступали (и вовне уходили) в основном не товары материальных производств и не люди, а информация. Сорокамиллионный, разбросанный по городкам Побережья и Прерии пуританский мирок Джея не знал особенных врагов — ни внешних, ни внутренних, был строг к себе, самодостаточен — в общем, довольно гармоничен. И не любопытен.
Так и оставшейся неисследованной Terra incognita лежали за цепями Шепчущих хребтов Внутренние Пространства, ставшие могилой для тысяч неустрашимых первопроходцев и источником славы и незыблемого авторитета для полудюжины уцелевших экспедиций. Так и осталось слухами и россказнями изустное наследие Огненных Паломников, которые знали тайные тропы в самые сердца тех, вечной мглой застланных пределов здешнего мироздания.
Кайл временами ощущал себя безнадежно рехнувшимся человеком: решительно никому на Джее, кроме неполных двух десятков специалистов, научившихся в конце концов зарабатывать себе на жизнь подобными вещами, не было никакого дела до диковинных находок, притягивающих его к себе всю жизнь. Находки делали редкие экзоархеологические экспедиции, наведывающиеся из Метрополии, и местные — как правило, совершенно бестолковые — энтузиасты. А чаще всего — просто строительные рабочие. Ну, был Джей населен когда-то... ну, не один, говорят, раз... ну, разумными существами... ну, шли на нем и в космическом пространстве вокруг древние звездные войны... ну, находят в горах и пустынях Джея такое, такое, что... Ну-ну. Всем это известно, всем это надоело. Для того чтобы организовать надежный, неиссякаемый поток туристов сюда — Джей далековат и неустроен, для того чтобы извлечь пользу из находок и открытий — у здешней науки кишка тонка. В общем, ну и что, в конце концов?
Нет, он не прав: есть целый народец, искренне и бескорыстно интересующийся древними обитателями Джея, — дети. Уж они-то готовы часами с квадратными от удивления глазами слушать рассказы того же Сухова или даже его, Кайла, про звездные войны, в которых дважды была уничтожена цивилизация Джея, про то, что удалось узнать об облике Древних, их языке, обрядах, рассматривать украшенные белыми пятнами глобусы Джея и таинственные рисунки со стен храмов и крепостей. Этот-то народ и был основным потребителем книжек и фильмов про Древний Джей, про Империю Ю и Империю Зу, томиков и дискет, которым суждено было потом долгими годами пылиться на чердаках и подвалах до прихода нового поколения юных обитателей Джея.
При мысли о том, сколько дикой чуши открыл он, повзрослев, в этих книжках, а особенно в фильмах, Кайла передернуло.
И кто бы объяснил, почему, не успев войти окончательно в скучный мир взрослых, этот галдящий, жадно заглядывающий в рот рассказчикам, лазающий по окраинным свалкам в поисках древних кладов народец превращается в скучное долговязое племя, совершенно равнодушное к занятиям так и не повзрослевших с годами чудаков, таких вот, как Васецки.
«Впрочем, я несправедлив, — опять признал свою неправоту Кайл. — Нельзя же обвинять людей за то, что, взрослея, они перестают слушать сказки про Белоснежку и играть в куклы. Хотя кому-то на роду предназначено стать сказочником или кукольником. И еще есть категория людей, сохраняющая повышенный интерес к экзоархеологии...»
Тут его передернуло еще раз. И подумать страшно, что может произойти, узнай кто из тех проныр, которые дважды ночами взламывали скромный музей здешнего университета, что в никем не охраняемом особнячке на окраине, где и живут-то всего старый вдовец, профессор на пенсии, да его далеко не крутой сын, в незапертой комнате, даже газеткой не прикрытая, валяется вещица, за которую можно выручить целое состояние, — других-то таких не описано.
Он поспешил в дом, сел за стол и дочитал конец письма Сухова:
«...Разумеется, Кайл, ты здорово заинтересовал меня своей находкой, и, если это розыгрыш, сидеть тебе голым задом на сковороде еще в этой, заметь, жизни. Привожу дела в порядок и последнюю половину Шестой Луны — так, кажется, выражались Древние? — рассчитываю встретить в твоем (приятном, несмотря ни на что) и Марики (несколько более приятном) обществе, в разрытой вами — совершенно по-хулигански, кстати, — норе. Встречать меня на Терминале не стоит — не люблю. А потому точную дату, час и рейс прибытия не сообщаю, заявлюсь сам, как всегда в самый неподходящий момент.
Твой Павел Сухов
P. S. Привет отцу, целую Марику (не бойся, в щечку).
П.С.»
Кайл вздохнул, засунул письмо в битком набитый секретер, отпер единственный в комнате шкаф, имевший более или менее приличный замок, взял ларец со стола и стал напоследок рассматривать его в мерцающем свете дисплея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133