Луиза Франсуаза ла Бом ле Блан де Лавальер, дочь маркиза, родилась в Туре 6 августа 1644 года и в это время ей не было полных 17 лет. Блондинка с карими, выразительными глазами, с лицом, имевшим следы оспы, она не имела ни красивой груди, ни красивых плеч; руки у нее были тонки и некрасивы и она слегка прихрамывала после вывиха, случившегося на седьмом году и плохо выправленного. Впрочем, Луиза отличалась добротой и чистосердечием. При дворе у нее не было обожателей, кроме молодого де Гиша, который, однако, ни в чем не преуспел. Говорили также о виконте де Бражелоне, но и самые злые языки полагали эту любовь вполне детской. Такова была особа, которую предлагали заклать в жертву не то чтобы приличиям, но чувствам короля, королевы, его высочества и принцессы. Однако никто не знал того, что эта девушка, которую Луи XIV никогда не замечал, с давнего времени питала к королю тайную любовь, любовь, которая сделала ее нечувствительной к искательствам молодых придворных и даже блистательного графа де Гиша.
Скажем еще несколько слов об этой бедной Луизе де Лавальер, единственной, которая любила короля, как говорит г-жа Моттвиль, «для него самого». Г-жа Лавальер, ее мать, вышла вторым браком за Сен-Реми, метрдотеля Гастона Орлеанского, исследовавшего однажды фармакологические свойства своего жезла. М-ль де Лавальер, не занимая никакой должности при дворе Гастона в Блуа, жила в нем. Здесь-то она и подружилась с м-ль де Моитале, которая затем сыграла большую роль в ее печальной судьбе. Однажды разнесся слух, что король, отправляясь встречать инфантину, заедет в Блуа, и понятно, проезд его стал событием для роя девушек, весьма скучавших при дворе герцога Орлеанского. Сколько из этикета, столько же из кокетства, молоденькие провинциалки нарядились в лучшие платья, и какова же была их досада, когда устаревший покрой и вышедшие из моды ткани возбудили насмешки разодетых надменных парижанок из свиты короля! Не смеялись лишь над м-ль де Лавальер, поскольку на ней было надето простое белое платье, зато она осталась попросту незамеченной. Однако молодой, красивый и богато одетый король произвел на Луизу впечатление и светлое воспоминание о нем осталось в ее памяти.
Вскоре после этого герцог Орлеанский умер, а герцогиня объявила, что намерена оставить Блуа и переехать в Версаль. Сен-Реми лишился места, а Луиза потеряла своих подруг и надежду на будущие милости герцогини. Известно, что ничтожные обстоятельства оказывают порой решающее влияние на жизнь — отчаяние девушки было замечено г-жой Шуази и она обратилась к ней:
— Что такое, моя милая? Неужели вам так скучно оставаться в Блуа? Луиза не в силах была ответить, и г-жа Шуази, пожав ей руку, сказала:
— Ну, не стыдитесь высказать свои желания, дитя мое. Сочли бы вы за счастье ехать вслед за своей подругой Монтале и поступить вместе с ней ко двору принцессы Генриетты, который теперь создается?
— Ах, сударыня! — вскричала Луиза. — Это было бы для меня величайшим счастьем!
— В таком случае, — пообещала г-жа Шуази, — будьте спокойны! Штат дома принцессы еще не заполнен, и я поговорю о вас.
Де Лавальер очень обрадовалась обещанию, но когда прошло две недели после отъезда г-жи Шуази, а потом еще две, она решила, что о ней забыли, как вдруг пришло известие, что просьба де Лавальер принята и молодой фрейлине дается восемь дней сроку для вступления в должность.
Луиза приехала в Париж спустя несколько дней после бракосочетания принцессы Генриетты, а так как она не блистала ни внешностью, ни именем, ни состоянием, ее присоединение ко двору произвело мало действия, за исключением графа де Гиша, который отобрал свое сердце у м-ль Шале и предложил м-ль де Лавальер. Однако, как мы уже говорили, она думала о короле.
Судьба уступила тайному желанию Луизы, и выбор принцессы Генриетты пал на нее. Как велика была радость девушки, когда она увидела внимание короля! С другой стороны, в этом юном, совершенно невинном сердце, неиспорченном уме было столько очарования, прелести и простоты, что притворная любовь короля перешла сначала в нежное сочувствие, а затем и в истинную любовь. Двое потеряли много от этой любви, которая вскоре перестала быть тайной — граф де Гиш и ее королевское высочество. Они скоро поняли друг друга, и между графом и принцессой родилась страсть, которая продолжалась всю их жизнь.
Возвратимся к королю. Чувство, которое он питал к м-ль де Лавальер, стало настоящим, и Луи XIV рядом с Луизой был почтительнее, чем с королевой. Так, во время грозы, король, укрывшись вместе с Луизой под деревом, почти два часа, пока продолжалось ненастье, стоял со шляпой в руке. Особенные подозрения в отношении этой любви возбуждало то, что король соблюдал предосторожности — он, например, перестал видеться с Луизой во время дневных прогулок герцогини и только во время вечерних подходил к ее коляске.
Чтобы выразить вполне свои чувства король начал писать стихи; стихи Карла IX остаются до сих пор образцами прелести и вкуса, и мы предоставляем читателю судить о творчестве Луи XIV.
В одно прекрасное утро возлюбленная короля получила букет со следующим мадригалом:
Allez voir eel objet si charmant et si doux,
AHez, petites fleurs, mourir pour cotte belle;
Mille amante voudraient bien en faire autant pour elle,
Qui n'en auront jamais le plaisir comme yous.
To есть:
Цветочки милые, к красавице идите
И на груди ее вы сладостно умрите;
Как многие из нас пожертвовали ей,
Когда б могли, как вы, всей жизнию своей.
Эти первые пробы понравились Луи XIV. При своем могуществе он, видимо, решил, что стоит захотеть, он станет поэтом, и за первым мадригалом последовали другие. А уже на второй он получил ответ на том же языке поэзии:
Je lessens un plaisir extreme
De penser a vous nuit et jour;
Je vis plus en vous, qu'en moi-meme,
Mon seul soin est de vous faire ma cour;
Les plaisirs, sans ce que Ion aime,
Sont autant de larcins, que Ion fait a l'amour.
To есть:
Мое верховное блаженство составляет
И день и ночь о вас единственно мечтать;
Живу я не собой, меня одушевляет
Одна забота — вам отраду доставлять;
Те удовольствия, которые вкушают
Без друга, у любви покражу составляют.
Трудно сказать, чем бы закончилась эта поэтическая переписка, если бы не одно довольно любопытное обстоятельство. Луи XIV находил свои стихи превосходными и, по всей вероятности, м-ль де Лавальер была с ним одного мнения, но для самолюбия поэта этого было недостаточно. Однажды утром, сочинив новый мадригал, король остановил маршала Граммона и, уведя его к окну, сказал:
— Маршал! Я хочу показать вам стихи.
— Стихи? — очень удивился маршал. — Мне?
— Да, вам. Я желаю знать ваше мнение.
— Извольте, государь, — и маршал нахмурился, поскольку не слишком любил поэзию.
Король или действительно не заметил настроения Граммона, или притворился, и прочитал следующее:
Qui les saura, mes secretes amours?..
Je me ris des soup ?ons, je me ris des discours.
Quoique Ion parle, et que Ion cause,
Nul ne saura mes secretes amours,
Que celle qui les cause.
To есть:
Никто моей любви таинственной не знает;
Догадки же меня смешат и потешают;
Кто что ни говорит и кто что ни болтает,
Никто моей любви таинственной не знает;
Одна лишь знает та, кто мне ее внушает.
— Ба! — выразил свое отношение маршал Граммон. — Однако кто мог написать подобные стихи?
— Так вы, маршал, находите, что они нехороши? — Автор заволновался еще больше.
— Очень нехороши, ваше величество! — отрезал по-военному Граммон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219