Голубчик вы мой! Как вспомню об вас, так точно лекарство -приложу
к больной душе моей, и хоть страдаю за вас, но и страдать за вас мне легко.
Ваш истинный друг
Макар Девушкин.
Сентября 9-го.
Матушка, Варвара Алексеевна!
Пишу вам вне себя. Я весь взволнован страшным происшествием. Голова моя
вертится кругом. Я чувствую, что все кругом меня вертится. Ах, родная моя,
что я расскажу вам теперь! Вот мы и не предчувствовали этого. Нет, я не
верю, чтобы я не предчувствовал; я все это предчувствовал. Все это заранее
слышалось моему сердцу! Я даже намедни во сне что-то видел подобное.
Вот что случилось! Расскажу вам без слога, а так,
как мне на душу господь положит. Пошел я сегодня
в должность. Пришел, сижу, пишу. А нужно вам знать,
маточка, что я и вчера писал тоже. Ну, так вот вчера
подходит ко мне Тимофей Иванович и лично изволит
наказывать, что - вот, дескать, бумага нужная, спешная.
Перепишите, говорит, Макар Алексеевич, почище, поспешно
и тщательно: сегодня к подписанию идет. Заметить
вам нужно, ангельчик, что вчерашнего дня я был сам
не свой, ни на что и глядеть не хотелось; грусть, тоска
такая напала! На сердце холодно, на душе темно; в памяти
все вы были, моя бедная ясочка. Ну, вот я принялся
переписывать: переписал чисто, хорошо, только уж
не знаю, как вам точнее сказать, сам ли нечистый меня
попутал, или тайными судьбами какими определено было,
или просто так должно было сделаться, - только
пропустил я целую строчку; смысл-то и вышел господь
его знает какой, просто никакого не вышло. С бумагой-то
вчера опоздали и подали ее на подписание его превосходительству
только сегодня. Я как ни в чем ни бывало
являюсь сегодня в обычный час и располагаюсь рядком
с Емельяном Ивановичем. Нужно вам заметить, родная,
что я с недавнего времени стал вдвое более прежнего
совеститься и в стыд приходить. Я в последнее время и
не глядел ни на кого. Чуть стул заскрипит у кого-нибудь,
так уж я и ни жив ни мертв. Вот точно так сегодня, приник,
присмирел, ежом сижу, так что Ефим Акимович
(такой задирала, какого и на свете до него не было)
сказал во всеуслышание: что, дескать, вы, Макар Алексеевич,
сидите таким у-у-у? да тут такую гримасу скорчил,
что все, кто около него и меня ни были, так и покатились
со смеху, и, уж разумеется, на мой счет. И пошли,
и пошли! Я и уши прижал и глаза зажмурил, сижу
себе, не пошевелюсь. Таков уж обычай мой; они этак
скорей отстают. Вдруг слышу шум, беготня, суетня; слышу
- не обманываются ли уши мои? зовут меня, требуют
меня, зовут Девушкина. Задрожало у меня сердце
в груди, и уж сам не знаю, чего я испугался; только знаю
то, что я так испугался, как никогда еще в жизни со мной
не было. Я прирос к стулу, - и как ни в чем не бывало,
точно и не я. Но вот опять начали, ближе и ближе. Вот
уж над самым ухом моим: дескать, Девушкина! Девушкина!
где Девушкин? Подымаю глаза: передо мною
Евстафий Иванович; говорит: Макар Алексеевич, к его
превосходительству, скорее! Беды вы с бумагой наделали!
Только это одно и сказал, да довольно, не правда
ли, маточка, довольно сказано было? Я помертвел, оледенел,
чувств лишился, иду - ну, да уж просто ни жив
ни мертв отправился. Ведут меня через одну комнату, через
другую комнату, через третью комнату, в кабинет -
предстал! Положительного отчета, об чем я тогда думал,
я вам дать не могу. Вижу, стоят его превосходительство,
вокруг него все они. Я, кажется, не поклонился; позабыл.
Оторопел та к.. что и губы трясутся и ноги трясутся.
Да и было отчего, маточка. Во-первых, совестно; я взглянул
направо в зеркало, так просто было отчего с ума сойти
от того, что я там увидел. А во-вторых, я всегда делал
так, как будто бы меня и на свете не было. Так что едва
ли его превосходительство были известны о существовании
моем. Может быть, слышали, так, мельком, что есть
у них в ведомстве Девушкин, но в кратчайшие сего сношения
никогда не входили.
Начали гневно: Как же это вы, сударь! Чего вы смотрите? нужная бумага,
нужно к спеху, а вы ее портите. И как же вы это, - тут его
превосходительство обратились к Евстафию Ивановичу. Я только слышу, как до
меня звуки слов долетают: Нераденье! неосмотрительность! Вводите в
неприятности! Я раскрыл было рот для чего-то. Хотел было прощения просить,
да не мог, убежать - покуситься не смел, и тут... тут, маточка, такое
случилось, что я и теперь едва перо держу от стыда. Моя пуговка - ну ее к
бесу - пуговка, что висела у меня на ниточке, - вдруг сорвалась, отскочила,
запрыгала (я, видно, задел ее нечаянно), зазвенела, покатилась и прямо,
так-таки прямо, проклятая, к стопам его превосходительства, и это посреди
всеобщего молчания! Вот и все было мое оправдание, все извинение, весь
ответ, все, что я собирался сказать его превосходительству! Последствия
были ужасны! Его превосходительство тотчас обратили внимание на фигуру мою
и на мой костюм. Я вспомнил, что я видел в зеркале: я бросился ловить
пуговку! Нашла на меня дурь! Нагнулся, хочу взять пуговку, - катается,
вертится, не могу поймать, словом, и в отношении ловкости отличился. Тут уж
я чувствую, что и последние силы меня оставляют, что уж все, все потеряно!
Вся репутация потеряна, весь человек пропал! А тут в обоих ушах ни с того
ни с сего и Тереза и Фальдони, и пошло перезванивать. Наконец поймал
пуговку, приподнялся, вытянулся, да уж, коли дурак, так стоял бы себе
смирно, руки по швам! Так нет же: начал пуговку к оторванным ниткам
прилаживать, точно оттого она и пристанет; да еще улыбаюсь, да еще
улыбаюсь. Его превосходительство отвернулись сначала, потом опять на меня
взглянули - слышу, говорят Евстафию Ивановичу: Как же?.. посмотрите, в
каком он виде!.. как он!.. что он!.. Ах, родная моя, что уж тут - как он?
Да что он? отличился! Слышу, Евстафий Иванович говорит: Не замечен, ни в
чем не замечен, поведения примерного, жалованья достаточно, по окладу... -
Ну, облегчить его как-нибудь, - говорит его превосходительство.- Выдать ему
вперед... - Да забрал, говорят, забрал, вот за столько-то времени вперед
забрал. Обстоятельства, верно, такие, а поведения хорошего и не замечен,
никогда не замечен. Я, ангельчик мой, горел,я в адском огне горел! Я
умирал! Ну, - говорят его превосходительство громко, - переписать же вновь
поскорее; Девушкин, подойдите сюда, перепишите опять вновь без ошибки; да
послушайте... Тут его превосходительство обернулись к прочим, роздали
приказания разные, и все разошлись. Только что разошлись они, его
превосходительство поспешно вынимают книжник и из него сторублевую. Вот, -
говорят они, - чем могу, считайте, как хотите... - да и всунул мне в руку.
Я, ангел мой, вздрогнул, вся душа моя потряслась; не знаю, что было со
мною; я было схватить их ручку хотел. А он-то весь покраснел, мой голубчик,
да - вот уж тут ни на волосок от правды не отступаю, родная моя: взял мою
руку недостойную, да и потряс ее, так-таки взял да потряс, словно ровне
своей, словно такому же, как сам, генералу. Ступайте, говорит, чем могу...
Ошибок не делайте, а теперь грех пополам.
Теперь, маточка, вот как я решил: вас и Федору прошу,
и если бы дети у меня были, то и им бы повелел, чтобы
богу молились, то есть вот как: за родного отца не
молились бы, а за его превосходительство каждодневно
и вечно бы молились!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36