Но огней у них, доносят, больше звёзд. Стало быть, Монголов-то много.
Если с Монголом сейчас нам связаться,
Просто ли будет от них отвязаться?
Если теперь же сойтись и сразиться,
Глазом ведь те не мигнут уклониться:
В щеку коли ты их острым копьем,
Черная кровь потечет с них ручьём –
С места, однако, Монгол не сойдет.
Стоит ли нам в настоящую пору
С диким Монголом в сраженье ввязаться?
[«Если мы теперь же с ними сойдёмся, то не будет ли трудно отступить? Стоит ли сейчас связываться с этими свирепыми Монголами, которые глазом не моргнут, когда их рубят в щеку; которые непоколебимы даже и тогда, когда струится их черная кровь?…»]
Известно, что кони у Монголов тощи. Давайте мы сделаем вот что: переправим свой народ на ту сторону Алтая, а сами, подтянувшись и двигаясь налегке , будем продвигать войска слева направо и завлекать их в засаду. Так, вовлекая их в мелкие стычки, мы дойдем до высот южного склона Алтая. За это время наши табуны откормятся. Тогда-то мы, изнурив таким образом Монголов и еще больше истощив их коней, тогда-то мы и ударим им прямо в лицо!» Ознакомившись с этим планом, Кучулук-хан и говорит: «Ну, так и есть! Эта баба Таян разглагольствует так из трусости. Откуда это у него появилось множество Монголов? Ведь большинство Монголов, с Чжамухой вместе, здесь, у нас!» И велел он через посла ответить отцу такой язвительной и обидной речью:
«Разве не трусости ради своей
Так разглагольствует баба Таян,
Та, что подальше ещё не ходила,
Нежели до-ветру баба брюхатая.
Дальше ещё и не хаживал он,
Нежели в поле телёнок кружоный ».
[«Не из трусости ли прислал ты такое предложение, баба Таян, который не выходил из дому даже на расстояние отхожего места для беременной бабы; не доходил даже на расстояние бега кружоного теленка».]
Выслушав, как его обзывают бабой, Таян-хан и говорит:
«О мой могучий отважный Кучулук!
Пусть он отваги своей не покинет
В день, когда в битве сойдёмся с врагом.
Сойтись-то мы сойдемся, а вот легко ли разойдемся!» Тут вступился подчинённый Таян-хана, великий нойон Хорису-бечи, и говорит: «Твой родитель, Инанча-Билге-хан, равному врагу не показывал ни молодецкой спины ни конского тылу. Что же ты-то нынче теряешь голову перед завтрашним днём? Если б только знали, что ты такой трус, так лучше бы привезли сюда твою мать, – даром, что она женщина! Разве не управилась бы она с войском? Устарел у тебя бедняга Коксеу-Сабрах, и что за негодно управление стало у нашего войска! Разве не видно, что пробил час счастливой судьбы для Монголов? Ах ты, Торлук-хан, никчемный ты, видно, человек!» И он ударил по своему сайдаку и, показав тыл, ускакал.
§ 195. Разгневался на эти слова Таян-хан и говорит:
«Что смерть,
Что страданья,
Не все ли равно?
Итак – в бой!» И он тронулся с Хачир-усуна, прошел вниз по Тамиру, переправился через Орхон и, следуя нижним склоном Наху-гуна, подошёл к Чахирмаутам. Тут приближение Найманов заметил Чингис-ханов дозор и тотчас послал ему извещение. Чингис-хан выступил против Найманов со словами: «Ведь и вреда же бывает от многих так много; а от немногих – немного!» Наши погнали неприятельский караул. Строясь в боевой порядок, наши ратники говорили друг другу:
«Бегом пробежим хоть по терниям,
А строем построимся хоть и в озере,
Битву же пробьёмся хоть долотами!»
[«Будем биться, хотя бы пришлось пролезать по тропам через заросли дикой акации-харагана; хотя бы пришлось строиться среди озера; хотя бы пришлось наносить удары долотом».]
Сам Чингис-хан пошёл в передовом отряде, Хасару поручил главные силы центра, а Отчигину поручил тыл с заводными конями. Отойдя от Чахир-маудов, Найманы расположились по южному полугорью Наху-гуна. Наш караул, гоня перед собою Найманекий караул, вплотную прижал его к их главным силам на полугорье Наху-гуна. Таян-хан, наблюдая за этим преследованием, обратился к Чжамухе, который принимал участие в походе на стороне Найманов: «Что это за люди? Они подгоняют так, как волк подгоняет к овчарне многочисленное стадо овец. Что это за люди, которые так подгоняют?» На это Чжамуха, ответил: «Мой анда Темучжин собирался откормить человеческим мясом четырех псов и привязать их на железную цепь. Должно быть, это они и подлетают, гоня перед собою наш караул. Вот они, эти четыре пса:
Лбы их – из бронзы,
А рыла – стальные долота.
Шило – язык их,
А сердце – железное.
Плетью им служат мечи,
В пищу довольно росы им,
Ездят на ветрах верхом.
Мясо людское – походный их харч,
Мясо людское в дни сечи едят.
С цепи спустили их. Разве не радость?
Долго на привязи ждали они!
Да, то они, подбегая, глотают слюну.
Спросишь, как имя тем псам четырём?
Первая пара – Чжебе с Хубилаем.
Пара вторая – Чжельме с Субетаем».
[«У этих четырёх псов лбы – бронзовые, морды – как долото, языки – что шила, сердца – железные, а плети – мечи. Питаются росою, а ездят верхом на ветрах. Во время смертных боев едят они мясо людей, а на время схваток запасаются для еды человечиной. Это они сорвались с цепей и ныне, ничем не сдерживаемые, ликуют и подбегают, брызжа слюной. Это они!» – «Кто же они, эти четыре пса?» – спросил хан. – «Это две пары: Джебе с Хубилаем, да Джельме с Субетаем».]
– «Ну, так подальше, – говорит Таян-хан, – подальше от этих презренных тварей!» и, поднявшись выше, остановился на полугорье. Тут заметил Таян-хан, что вслед за ними, ликуя, мчатся и окружают их витязи. И спросил Таян-хан Чжамуху:
«Кто же вон те и зачем окружают?
Будто с зарёй сосунков-жеребят
К маткам своим припустили.
Маток они обегают кругом,
Жадно к сосцам приникая».
[«А кто эти и зачем окружают их, наподобие жеребят, которые выпущены рано поутру и теснятся вокруг своих маток, приникая к сосцам их».]
И Чжамуха отвечал так:
«To по прозванью Манхуд-Урууд.
Страшной грозой для злодея слывут.
Витязя, мужа с тяжелым копьем,
Им, заарканив, поймать нипочем.
Витязя ль, мужа с булатным мечом,
Или в крови своих жертв палача
Свалят, нагнав, и порубят с плеча.
Это с восторгом они обступают,
Это, ликуя, они подлетают».
[«Это – так называемые Уруудцы и Манхудцы, которые, настигая, валят с ног, убивают и ограбляют носящих мечи кровавых грабителей, которые осыпают проклятьями носящих копья: то приближаются они, ликуя и блистая».]
– «Лучше всего, – говорит Таян-хан, – лучше сего подальше от этих презренных! И поднимается ещё выше на гору. И спрашивает тут Таян-хан у Чжамухи: «А кто же это позади них? Кто это едет, выдавшись вперёд и глотая слюну, словно голодный сокол?» Чжамуха же сказал ему в ответ:
«Тот, кто передним несется один,
То побратим мой, анда Темучжин.
Снизу доверха в железо одет:
Кончику шила отверстия нет.
Бронзой сверкающей весь он залит:
Даже иглою укол не грозит.
Это мой друг, мой анда Темучжин,
Словно голодная птица-ловец,
Мчится, глотая слюну, молодец.
[«Это подъезжает мой анда Темучжин. Всё тело его залито бронзой: негде шилом кольнуть; железом оковано: негде иглою кольнуть. Разве не видите вы, что это он, что это подлетает мой друг Темучжин, глотая слюну, словно голодный сокол…»]
Смотрите же, друзья Найманы. Не вы ль говорили, что только бы увидать вам Монголов, как от козленка останутся рожки да ножки?» Тогда Таян-хан говорит: «А ну, взберемся-ка по этой пади на гору». И взбирается повыше на гору и опять спрашивает Чжамуху:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Если с Монголом сейчас нам связаться,
Просто ли будет от них отвязаться?
Если теперь же сойтись и сразиться,
Глазом ведь те не мигнут уклониться:
В щеку коли ты их острым копьем,
Черная кровь потечет с них ручьём –
С места, однако, Монгол не сойдет.
Стоит ли нам в настоящую пору
С диким Монголом в сраженье ввязаться?
[«Если мы теперь же с ними сойдёмся, то не будет ли трудно отступить? Стоит ли сейчас связываться с этими свирепыми Монголами, которые глазом не моргнут, когда их рубят в щеку; которые непоколебимы даже и тогда, когда струится их черная кровь?…»]
Известно, что кони у Монголов тощи. Давайте мы сделаем вот что: переправим свой народ на ту сторону Алтая, а сами, подтянувшись и двигаясь налегке , будем продвигать войска слева направо и завлекать их в засаду. Так, вовлекая их в мелкие стычки, мы дойдем до высот южного склона Алтая. За это время наши табуны откормятся. Тогда-то мы, изнурив таким образом Монголов и еще больше истощив их коней, тогда-то мы и ударим им прямо в лицо!» Ознакомившись с этим планом, Кучулук-хан и говорит: «Ну, так и есть! Эта баба Таян разглагольствует так из трусости. Откуда это у него появилось множество Монголов? Ведь большинство Монголов, с Чжамухой вместе, здесь, у нас!» И велел он через посла ответить отцу такой язвительной и обидной речью:
«Разве не трусости ради своей
Так разглагольствует баба Таян,
Та, что подальше ещё не ходила,
Нежели до-ветру баба брюхатая.
Дальше ещё и не хаживал он,
Нежели в поле телёнок кружоный ».
[«Не из трусости ли прислал ты такое предложение, баба Таян, который не выходил из дому даже на расстояние отхожего места для беременной бабы; не доходил даже на расстояние бега кружоного теленка».]
Выслушав, как его обзывают бабой, Таян-хан и говорит:
«О мой могучий отважный Кучулук!
Пусть он отваги своей не покинет
В день, когда в битве сойдёмся с врагом.
Сойтись-то мы сойдемся, а вот легко ли разойдемся!» Тут вступился подчинённый Таян-хана, великий нойон Хорису-бечи, и говорит: «Твой родитель, Инанча-Билге-хан, равному врагу не показывал ни молодецкой спины ни конского тылу. Что же ты-то нынче теряешь голову перед завтрашним днём? Если б только знали, что ты такой трус, так лучше бы привезли сюда твою мать, – даром, что она женщина! Разве не управилась бы она с войском? Устарел у тебя бедняга Коксеу-Сабрах, и что за негодно управление стало у нашего войска! Разве не видно, что пробил час счастливой судьбы для Монголов? Ах ты, Торлук-хан, никчемный ты, видно, человек!» И он ударил по своему сайдаку и, показав тыл, ускакал.
§ 195. Разгневался на эти слова Таян-хан и говорит:
«Что смерть,
Что страданья,
Не все ли равно?
Итак – в бой!» И он тронулся с Хачир-усуна, прошел вниз по Тамиру, переправился через Орхон и, следуя нижним склоном Наху-гуна, подошёл к Чахирмаутам. Тут приближение Найманов заметил Чингис-ханов дозор и тотчас послал ему извещение. Чингис-хан выступил против Найманов со словами: «Ведь и вреда же бывает от многих так много; а от немногих – немного!» Наши погнали неприятельский караул. Строясь в боевой порядок, наши ратники говорили друг другу:
«Бегом пробежим хоть по терниям,
А строем построимся хоть и в озере,
Битву же пробьёмся хоть долотами!»
[«Будем биться, хотя бы пришлось пролезать по тропам через заросли дикой акации-харагана; хотя бы пришлось строиться среди озера; хотя бы пришлось наносить удары долотом».]
Сам Чингис-хан пошёл в передовом отряде, Хасару поручил главные силы центра, а Отчигину поручил тыл с заводными конями. Отойдя от Чахир-маудов, Найманы расположились по южному полугорью Наху-гуна. Наш караул, гоня перед собою Найманекий караул, вплотную прижал его к их главным силам на полугорье Наху-гуна. Таян-хан, наблюдая за этим преследованием, обратился к Чжамухе, который принимал участие в походе на стороне Найманов: «Что это за люди? Они подгоняют так, как волк подгоняет к овчарне многочисленное стадо овец. Что это за люди, которые так подгоняют?» На это Чжамуха, ответил: «Мой анда Темучжин собирался откормить человеческим мясом четырех псов и привязать их на железную цепь. Должно быть, это они и подлетают, гоня перед собою наш караул. Вот они, эти четыре пса:
Лбы их – из бронзы,
А рыла – стальные долота.
Шило – язык их,
А сердце – железное.
Плетью им служат мечи,
В пищу довольно росы им,
Ездят на ветрах верхом.
Мясо людское – походный их харч,
Мясо людское в дни сечи едят.
С цепи спустили их. Разве не радость?
Долго на привязи ждали они!
Да, то они, подбегая, глотают слюну.
Спросишь, как имя тем псам четырём?
Первая пара – Чжебе с Хубилаем.
Пара вторая – Чжельме с Субетаем».
[«У этих четырёх псов лбы – бронзовые, морды – как долото, языки – что шила, сердца – железные, а плети – мечи. Питаются росою, а ездят верхом на ветрах. Во время смертных боев едят они мясо людей, а на время схваток запасаются для еды человечиной. Это они сорвались с цепей и ныне, ничем не сдерживаемые, ликуют и подбегают, брызжа слюной. Это они!» – «Кто же они, эти четыре пса?» – спросил хан. – «Это две пары: Джебе с Хубилаем, да Джельме с Субетаем».]
– «Ну, так подальше, – говорит Таян-хан, – подальше от этих презренных тварей!» и, поднявшись выше, остановился на полугорье. Тут заметил Таян-хан, что вслед за ними, ликуя, мчатся и окружают их витязи. И спросил Таян-хан Чжамуху:
«Кто же вон те и зачем окружают?
Будто с зарёй сосунков-жеребят
К маткам своим припустили.
Маток они обегают кругом,
Жадно к сосцам приникая».
[«А кто эти и зачем окружают их, наподобие жеребят, которые выпущены рано поутру и теснятся вокруг своих маток, приникая к сосцам их».]
И Чжамуха отвечал так:
«To по прозванью Манхуд-Урууд.
Страшной грозой для злодея слывут.
Витязя, мужа с тяжелым копьем,
Им, заарканив, поймать нипочем.
Витязя ль, мужа с булатным мечом,
Или в крови своих жертв палача
Свалят, нагнав, и порубят с плеча.
Это с восторгом они обступают,
Это, ликуя, они подлетают».
[«Это – так называемые Уруудцы и Манхудцы, которые, настигая, валят с ног, убивают и ограбляют носящих мечи кровавых грабителей, которые осыпают проклятьями носящих копья: то приближаются они, ликуя и блистая».]
– «Лучше всего, – говорит Таян-хан, – лучше сего подальше от этих презренных! И поднимается ещё выше на гору. И спрашивает тут Таян-хан у Чжамухи: «А кто же это позади них? Кто это едет, выдавшись вперёд и глотая слюну, словно голодный сокол?» Чжамуха же сказал ему в ответ:
«Тот, кто передним несется один,
То побратим мой, анда Темучжин.
Снизу доверха в железо одет:
Кончику шила отверстия нет.
Бронзой сверкающей весь он залит:
Даже иглою укол не грозит.
Это мой друг, мой анда Темучжин,
Словно голодная птица-ловец,
Мчится, глотая слюну, молодец.
[«Это подъезжает мой анда Темучжин. Всё тело его залито бронзой: негде шилом кольнуть; железом оковано: негде иглою кольнуть. Разве не видите вы, что это он, что это подлетает мой друг Темучжин, глотая слюну, словно голодный сокол…»]
Смотрите же, друзья Найманы. Не вы ль говорили, что только бы увидать вам Монголов, как от козленка останутся рожки да ножки?» Тогда Таян-хан говорит: «А ну, взберемся-ка по этой пади на гору». И взбирается повыше на гору и опять спрашивает Чжамуху:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43