Некий мудрец Сараха так описывает цель пробуждения: «Когда разум связан, он порывается блуждать во всех десяти направлениях. Если его развязать, он пребывает недвижимым. Я понял, что он также хитер, как верблюд».
Но в христианстве освобожденный разум именно движется – он освобождается для естественного, природного движения к Богу. Человек создан для жизни в Боге, и поэтому в его душу вложено естественное стремление к Истоку Бытия. Это стремление человек разменивает на мелочи, путаясь и блуждая, он обоготворяет то, что ущербляет его, а не обогащает. «Проснувшийся» христианин не удушает в своем уме многообразие влечений, а все свои силы, стремления, влечения собирает воедино («уцеломудривает») и переадресует к Богу. «Ярость вся целиком, – по слову преп. Максима Исповедника, – превращается в божественную любовь». И тогда, – говорит преп. Иоанн Дамаскин – человек «вследствие своего тяготения к Богу делается Богом».
Путь к Царству Божию – это путь пробужденного стремления. Путь к Нирване – это путь угасания. Вот пример погашения сознания: «Одна из разновидностей в концентрации мысли заключается в выборе какого-нибудь пейзажа, например, сада. Его созерцают, наблюдают во всех подробностях. Запоминают растущие в нем разнообразные цветы, их расположение, деревья, присущую каждому из них вышину, форму ветвей, разницу в листве, и так, последовательно изучая все подробности, обходят весь сад, запоминая все особенности, какие только удается отметить. Создав себе отчетливое представление о саде, когда его видишь так же с закрытыми глазами, как и с открытыми, начинают из составляющего сад сочетания признаков мысленно одну за другой удалять различные детали. Постепенно цветы теряют окраску и форму, они рассыпаются, и даже оставшаяся от них пыль рассеивается. Деревья лишаются листвы, их ветви сжимаются, будто входят в ствол, потом ствол утончается и превращается в простую линию. Линия эта становится все тоньше и, наконец, исчезает. В результате остается только голая земля. У земли теперь нужно отнять камни, почву. Земля, в свою очередь, исчезает и т. д. Такие упражнения приводят к уничтожению представлений о мире форм и материи, к последовательному достижению чистого и бескрайнего пространства, пониманию бесконечности сознания и, наконец, к постижению сферы „пустоты“ и сферы, где нет ни сознания, ни отсутствия сознания».
Это не перевод внутреннего взгляда от мира тварного к Вечному. Это закрытие самого взгляда. Это не переориентация ума и воли, а стирание собственно ума и самой воли.
Поэтому понятна реакция христианина на буддистскую нетовщину. Едва ли не впервые эта реакция была выражена в статье Владимира Соловьева под характерным названием «О буддийском настроении в поэзии»: «Безусловное отсутствие всяких признаков любви к кому бы то ни было – странный способ готовиться к вступлению в чертог всех любящего Бога».
Впрочем, это не упрек буддистам. Буддисты и не собираются вступать в «чертог Бога». Но тем, кто пытается синтезировать Евангелие с Буддой, стоит задуматься над этими словами Соловьева. Если брать ту цель, что ставит Евангелие, то можно ли ее достичь с помощью тех практик, что предлагает буддизм?
Здесь взаимная несовместимость: то, что ценит христианство, отвергает буддизм; и то, к чему стремится буддист, страшит христианина. «Я люблю, тебя, жизнь» – это христианская песня. «Жизнелюбие» в западном мире – добродетель. В буддизме – порок.
Иногда встречаются попытки представить Нирвану как Полноту Бытия, как апофатическое описание Божественной Преизбыточности. Но любимый образ буддистов, привлекаемый ими для пояснения нирваны – это огонь в лампе. Когда в лампе выгорает все масло, она потухает. Человеческое существование – это лампа. Она горит, то есть длится, пока в ней есть элементы бытия. Элементы бытия втягиваются в лампу желаниями. Угаси желания – и огонь погаснет. Жизнь уйдет. «Огонь светильника горит, кажется длящимся, существующим. Между тем в каждое мгновение мы имеем в действительности новый огонь, длящегося огня нет. Следовательно, нет и огня вообще, а есть какое-то течение новых элементов, которое мы привыкли называть огнем. Когда масло в светильнике иссякнет, огонь погаснет, течение моментов огня прекратится. Так угаснет и мировая жизнь, когда перестанут появляться элементы бытия. Путь к этому угасанию изменчивого мерцания нашей жизни найден Буддою».
Так может ли образ погасшего светильника быть символом полноты божественного огня?
Цель Будды – загасить огонь жизни; цель Христа – поддержать. Как отмечает Ганс Кюнг, «самый дискуссионный вопрос буддизма – не означает ли погашение страданий погашение самого человека».
Ранний буддизм был вполне философичен и, кроме того, активно противостоял брахманизму. Его не пугала последовательность. И он ясно отличал идеал единения с Брахманом от своей проповеди Нирваны. «Дары проповедуют обездоленным, желания душам заурядным, пустоту – лучшим». Нирвана – смерть, за которой нет возрождения.
Согласно раннебуддистской школе вайбхашиков нирвана «реальна». Она действительно уничтожает жизнь, а не образно.
Утверждение «реальности» Нирваны здесь, замечу, сродни утверждению позитивности атеизма. Мой первый семинар по изучению «научного атеизма» начался с того, что профессор сразу ответил на витавший в воздухе вопрос: «На вопрос, есть Бог или нет, научный атеизм отвечает утвердительно: Да, товарищи, Бога нет!» Столь же реалистично и позитивно учение о нирване в раннем буддизме: Да, товарищи, жизни больше не будет!
В буддизме тхеравады («южном буддизме») и поныне понятие Нирваны тождественно уничтожению. И лишь в более поздние времена Нирвана вместо чистой пустоты начала пониматься как выражение качественного блаженства, как рай. Теософия же иногда колеблется между этими двумя концепциями , иногда же придумывает третью возможность интерпретации Нирваны как отдыха между воплощениями.
И все же теистическое, позитивное понимание нирваны несовместимо с классическим буддизмом. По выводу Ф. И. Щербатского, «как практическая, так и теоретическая часть буддизма сводится к идее угасания всех активных сил жизни в абсолюте. Но что означает это бессмертие? Есть ли это бессмертие ведических времен? Или нечто похожее на рай позднейшего вишнуизма? Ничего подобного! Ибо только одно слово встречается как эпитет нирваны – уничтожение. В буддийском воззрении нет недостатка в раях, но нирвана находится вне всяких доступных воображению сфер. Слова „бессмертное место“ просто означают неизменное, безжизненное и бессмертное состояние, где нет ни рождения (то есть перерождения), ни смерти (то есть повторной смерти). Люди навсегда исчезают в нирване, угасая в ней без остатка».
Это состояние отрешенности от мира без обретения Бога до некоторой степени знакомо христианству. Современный подвижник архим. Софроний (Сахаров) так описывает это состояние: «Я ушел от твари, но Бога нет со мною… «.
Действительное и сущностное сопоставление разных религий возможно лишь через сравнительный анализ их сотериологических представлений и практик. Ниже мы увидим, сколь по-разному решается в христианстве и в буддизме вопрос о том, от чего надо спасаться человеку и о том, какие пути могут привести к спасению (главы о Грехопадении и Искуплении).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244
Но в христианстве освобожденный разум именно движется – он освобождается для естественного, природного движения к Богу. Человек создан для жизни в Боге, и поэтому в его душу вложено естественное стремление к Истоку Бытия. Это стремление человек разменивает на мелочи, путаясь и блуждая, он обоготворяет то, что ущербляет его, а не обогащает. «Проснувшийся» христианин не удушает в своем уме многообразие влечений, а все свои силы, стремления, влечения собирает воедино («уцеломудривает») и переадресует к Богу. «Ярость вся целиком, – по слову преп. Максима Исповедника, – превращается в божественную любовь». И тогда, – говорит преп. Иоанн Дамаскин – человек «вследствие своего тяготения к Богу делается Богом».
Путь к Царству Божию – это путь пробужденного стремления. Путь к Нирване – это путь угасания. Вот пример погашения сознания: «Одна из разновидностей в концентрации мысли заключается в выборе какого-нибудь пейзажа, например, сада. Его созерцают, наблюдают во всех подробностях. Запоминают растущие в нем разнообразные цветы, их расположение, деревья, присущую каждому из них вышину, форму ветвей, разницу в листве, и так, последовательно изучая все подробности, обходят весь сад, запоминая все особенности, какие только удается отметить. Создав себе отчетливое представление о саде, когда его видишь так же с закрытыми глазами, как и с открытыми, начинают из составляющего сад сочетания признаков мысленно одну за другой удалять различные детали. Постепенно цветы теряют окраску и форму, они рассыпаются, и даже оставшаяся от них пыль рассеивается. Деревья лишаются листвы, их ветви сжимаются, будто входят в ствол, потом ствол утончается и превращается в простую линию. Линия эта становится все тоньше и, наконец, исчезает. В результате остается только голая земля. У земли теперь нужно отнять камни, почву. Земля, в свою очередь, исчезает и т. д. Такие упражнения приводят к уничтожению представлений о мире форм и материи, к последовательному достижению чистого и бескрайнего пространства, пониманию бесконечности сознания и, наконец, к постижению сферы „пустоты“ и сферы, где нет ни сознания, ни отсутствия сознания».
Это не перевод внутреннего взгляда от мира тварного к Вечному. Это закрытие самого взгляда. Это не переориентация ума и воли, а стирание собственно ума и самой воли.
Поэтому понятна реакция христианина на буддистскую нетовщину. Едва ли не впервые эта реакция была выражена в статье Владимира Соловьева под характерным названием «О буддийском настроении в поэзии»: «Безусловное отсутствие всяких признаков любви к кому бы то ни было – странный способ готовиться к вступлению в чертог всех любящего Бога».
Впрочем, это не упрек буддистам. Буддисты и не собираются вступать в «чертог Бога». Но тем, кто пытается синтезировать Евангелие с Буддой, стоит задуматься над этими словами Соловьева. Если брать ту цель, что ставит Евангелие, то можно ли ее достичь с помощью тех практик, что предлагает буддизм?
Здесь взаимная несовместимость: то, что ценит христианство, отвергает буддизм; и то, к чему стремится буддист, страшит христианина. «Я люблю, тебя, жизнь» – это христианская песня. «Жизнелюбие» в западном мире – добродетель. В буддизме – порок.
Иногда встречаются попытки представить Нирвану как Полноту Бытия, как апофатическое описание Божественной Преизбыточности. Но любимый образ буддистов, привлекаемый ими для пояснения нирваны – это огонь в лампе. Когда в лампе выгорает все масло, она потухает. Человеческое существование – это лампа. Она горит, то есть длится, пока в ней есть элементы бытия. Элементы бытия втягиваются в лампу желаниями. Угаси желания – и огонь погаснет. Жизнь уйдет. «Огонь светильника горит, кажется длящимся, существующим. Между тем в каждое мгновение мы имеем в действительности новый огонь, длящегося огня нет. Следовательно, нет и огня вообще, а есть какое-то течение новых элементов, которое мы привыкли называть огнем. Когда масло в светильнике иссякнет, огонь погаснет, течение моментов огня прекратится. Так угаснет и мировая жизнь, когда перестанут появляться элементы бытия. Путь к этому угасанию изменчивого мерцания нашей жизни найден Буддою».
Так может ли образ погасшего светильника быть символом полноты божественного огня?
Цель Будды – загасить огонь жизни; цель Христа – поддержать. Как отмечает Ганс Кюнг, «самый дискуссионный вопрос буддизма – не означает ли погашение страданий погашение самого человека».
Ранний буддизм был вполне философичен и, кроме того, активно противостоял брахманизму. Его не пугала последовательность. И он ясно отличал идеал единения с Брахманом от своей проповеди Нирваны. «Дары проповедуют обездоленным, желания душам заурядным, пустоту – лучшим». Нирвана – смерть, за которой нет возрождения.
Согласно раннебуддистской школе вайбхашиков нирвана «реальна». Она действительно уничтожает жизнь, а не образно.
Утверждение «реальности» Нирваны здесь, замечу, сродни утверждению позитивности атеизма. Мой первый семинар по изучению «научного атеизма» начался с того, что профессор сразу ответил на витавший в воздухе вопрос: «На вопрос, есть Бог или нет, научный атеизм отвечает утвердительно: Да, товарищи, Бога нет!» Столь же реалистично и позитивно учение о нирване в раннем буддизме: Да, товарищи, жизни больше не будет!
В буддизме тхеравады («южном буддизме») и поныне понятие Нирваны тождественно уничтожению. И лишь в более поздние времена Нирвана вместо чистой пустоты начала пониматься как выражение качественного блаженства, как рай. Теософия же иногда колеблется между этими двумя концепциями , иногда же придумывает третью возможность интерпретации Нирваны как отдыха между воплощениями.
И все же теистическое, позитивное понимание нирваны несовместимо с классическим буддизмом. По выводу Ф. И. Щербатского, «как практическая, так и теоретическая часть буддизма сводится к идее угасания всех активных сил жизни в абсолюте. Но что означает это бессмертие? Есть ли это бессмертие ведических времен? Или нечто похожее на рай позднейшего вишнуизма? Ничего подобного! Ибо только одно слово встречается как эпитет нирваны – уничтожение. В буддийском воззрении нет недостатка в раях, но нирвана находится вне всяких доступных воображению сфер. Слова „бессмертное место“ просто означают неизменное, безжизненное и бессмертное состояние, где нет ни рождения (то есть перерождения), ни смерти (то есть повторной смерти). Люди навсегда исчезают в нирване, угасая в ней без остатка».
Это состояние отрешенности от мира без обретения Бога до некоторой степени знакомо христианству. Современный подвижник архим. Софроний (Сахаров) так описывает это состояние: «Я ушел от твари, но Бога нет со мною… «.
Действительное и сущностное сопоставление разных религий возможно лишь через сравнительный анализ их сотериологических представлений и практик. Ниже мы увидим, сколь по-разному решается в христианстве и в буддизме вопрос о том, от чего надо спасаться человеку и о том, какие пути могут привести к спасению (главы о Грехопадении и Искуплении).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244